Иосиф Джугашвили - Прудникова Елена Анатольевна - Страница 12

Противники Сталина утверждают, что у него был отвратительный характер. Это вопрос спорный, как и почти всегда в жизни: для кого-то характер отвратительный, а кому-то очень даже нравится. Но почему утверждается, что он был нехорош собой? Достаточно взглянуть на фотографии того времени, чтобы убедиться, что это не так. В последнее время было найдено медицинское дело Сталина, из которого явствует, что рост у него был около 170 сантиметров – а в молодости, наверное, еще немного выше, поскольку с годами рост человека уменьшается. Правильные черты лица, оспенные рябины на архивных фотографиях не видны – значит, не таким уж он был и рябым, вдохновенное лицо миссионера, блестящие глаза, что могло говорить о горячем нраве, а могло и о начинающемся туберкулезе. Нет, весьма и весьма привлекательный молодой человек, не говоря уже о внутреннем огне и о романтическом ореоле, который окружал этого отчаянного революционера…

Горячей осенью 1905 года, когда Иосиф перемещался с одной конспиративной квартиры на другую, товарищ по партии Александр Сванидзе привел его переночевать к себе домой. Сванидзе жил вместе с тремя сестрами, одна из которых была замужем, а мужем ее оказался не кто иной, как… Александр Монаселидзе, тот самый, в доме у которого Coco проводил лето после исключения из семинарии и вместе с которым они строили планы дальнейшей революционной работы. Надо ли говорить, сколь радостной была встреча! Поначалу мужчины пытались сохранить визит в тайне от сестер, но, когда стало ясно, что Иосиф в этом гостеприимном доме задержится, они все равно познакомились. Александра была замужем, Машо не произвела на гостя особого впечатления, но вот Екатерина, Като…

Екатерина отнюдь не была крестьянкой, как почему-то принято считать, они с сестрой Александрой были известными в городе портнихами. Настолько известными, что в число их клиенток входили жены генералов, крупных чиновников и других влиятельных людей, и квартира их считалась вне подозрений – еще бы, в ней такие люди бывают! Сталин мало рассказывал о своей первой жене. Но как-то раз обмолвился одной из знакомых: «Вы не представляете, какие красивые платья она умела шить…» Работа и революция оставляли мало времени для сердечных дел, однако роман развивался своим чередом, и в июне 1906 года Иосиф и Екатерина решили пожениться, несмотря на то, что в их положении это оказалось не так уж и просто.

Общепринятым порядком это было невозможно сделать: представьте себе – человек, находящийся на нелегальном положении, в розыске, приходит регистрировать брак! Можно было, конечно, зарегистрироваться по фальшивому паспорту – в то время Иосифа звали, кажется, Галиашвили, да… Но Екатерину это ни в коей мере не устраивало, несмотря на то что в таком случае она считалась бы перед всеми замужней женщиной, госпожой Галиашвили, – чем плохо-то? Нравы на Кавказе были строгими, не дай бог заподозрят в распутстве, пойдут потом языки чесать. Но Екатерина была непреклонна: они должны пожениться под своими настоящими именами! Для нее, глубоко верующей, гражданские формальности вообще были не важны – пусть их и вовсе не будет! Ей достаточно было церковного венчания, даже тайного, ни в каких книгах не записанного, но так, чтобы перед Богом объявили мужем и женой Иосифа и Екатерину. Перед мужчинами встала нелегкая задача: на такое венчание ни один священник не соглашался. Но в конце концов дело устроилось само собой: Михаил случайно на улице встретил еще одного их семинарского товарища, священника церкви Святого Давида Кита Тхинвалели. И тот согласился помочь старым друзьям с условием сохранить все в тайне от настоятеля. В ночь с 15 на 16 июля 1906 года Иосиф и Екатерина обвенчались, и сей факт был даже занесен в метрическую книгу – не будет же настоятель, в самом деле, бегать в полицию с каждой записью! Гражданский брак Като регистрировать не стала, оставив также свою девичью фамилию, несмотря на то, что ждала ребенка. Перед Богом она была чиста, а людского осуждения не боялась.

«Почти не было случая, чтобы революционный интеллигент женился на верующей, – писал впоследствии Троцкий. – Это просто не отвечало нравам, взглядам, чувствам среды. Коба представлял, несомненно, редкое исключение. По взглядам он был марксистом, по чувствам и духовным потребностям – сыном осетина Бесо из Диди-Лило». Действительно, несмотря на общение с революционерами, которым слово «целомудрие» было смешно как нечто из «поповского лексикона», Иосиф во многом сохранил простую здоровую мораль человека из народа. Он ни тогда, ни потом не был «передовым» мужем, но и Екатерина ни в коей мере не была «передовой», эмансипированной супругой. Это была настоящая кавказская женщина, верная и любящая, но никогда не покушавшаяся на приоритет мужа в семье, даже в мелочах – или особенно в мелочах? Ведь именно бесконечные споры по мелочам так часто делают совместную жизнь невыносимой! Ее семейная жизнь не обещала быть легкой – да она и не была легкой. И вовсе не дурной характер мужа был тому причиной, а его профессия.

Они мало бывали вместе, а в довершение «прелестей» брака с революционером Екатерина, едва выйдя замуж, тут же угодила под арест. В середине октября в Москве у одной из арестованных социал-демократок был при обыске обнаружен адрес семьи Сванидзе с припиской: «Спросить Coco». О записке тут же сообщили в Тифлис, а уж здесь-то прекрасно знали, кто такой Coco, и готовы были на многое, чтобы его схватить. 13 ноября в дом Сванидзе нагрянула полиция. Като все отрицала, паспорт ее был девственно чист, но ее все равно арестовали на том основании, что она-де жена Coco. Спорить с полицией – себе дороже. Время было суровое, и охранка пользовалась любой возможностью схватить столь известного большевика.

Като присудили к двухмесячному заключению в полицейской части – совершенно непонятно за что. Однако не зря говорят, что муж – голова, а жена – шея. Жена пристава оказалась клиенткой Екатерины. Мужу было заявлено… многое, наверное, было сказано мужу, в том числе и то, что уж коль скоро они, мерзавцы такие, арестовали эту замечательную женщину, да еще в положении, то отбывать наказание она будет не в части, а у них дома. Пристав почел за лучшее с женой не спорить, тем более что смутьянка все равно оставалась у него под надзором. Так что заключение Като отнюдь не было суровым. На квартире у пристава ее навещали родственники, и в их числе искомый Coco, которого выдали за двоюродного брата – полиция успешно сей факт проворонила. Затем жена пристава добилась у мужа, которому изрядно надоела вся эта история, разрешения для заключенной уходить каждый день на два часа домой. Тот предпочел согласиться – пусть встречается со своей родней там, а не превращает его квартиру в филиал дома Сванидзе. Перспектива встречать Новый год в компании Екатерины окончательно его добила, и в конце декабря ее освободили. Так что все полицейские старания окончились ничем.

18 марта 1907 года Като родила сына Якова. И почти сразу, в середине апреля, молодой отец снова уехал за границу – теперь уже в Лондон, на очередной съезд. В середине июля, после рокового «экса», Иосиф, забрав семью, переехал в Баку и, едва устроив жену с сыном на новом месте, тут же снова умчался куда-то по партийным делам. Если бы он знал, что их ждет! В октябре 1907 года Екатерина Сванидзе заболела тифом. Иосиф отвез ее с ребенком к родным в Тифлис, а сам вернулся в Баку – работа не отпускала. Однако вскоре его вызвали в Тифлис: Като умирает. 22 ноября ее не стало.

…Он стоял у гроба и неотрывно смотрел на Като. Вместе с ней уходила любовь, уходило тепло, надежда на нормальную жизнь – ведь многие революционеры имели жен, и в их жизни находилось место не только для партии, но и для простых семейных радостей. Ну что ж, значит, не дано, не судьба… Другим – судьба, а ему – нет. Каждому своя доля, не зря же он выбрал себе такое имя: Коба – мститель, одинокий воин. Вот он и на самом деле стал одиноким воином…

На похоронах Иосиф сказал другу: «Это существо смягчало мое каменное сердце; она умерла и вместе с ней последние теплые чувства к людям». Он положил правую руку на грудь: «Здесь, внутри, все так опустошено, так непередаваемо пусто». Теперь у него оставалось только его дело. Оставив сына у родных, Коба снова возвращается в Баку…