Лоцман - Купер Джеймс Фенимор - Страница 35

Через несколько минут буря страстей в его душе сменилась обычным для него спокойствием неустрашимого человека. Он снова сел там, где застала его Элис, и начал размышлять над событиями разных времен, а затем, по обыкновению, перешел к обдумыванию новых смелых и широких планов, всегда легко зарождавшихся в его неутомимо деятельном уме.

ГЛАВА XV

На лице капитана Борроуклифа, когда часовой ввел его в комнату третьего арестанта, было выражение того полусознания, когда взгляд, особенно пытливый, чередуется со взглядом пустым - в такую минуту человеческое лицо очень похоже на апрельский день, то ясный и приветливый, то облачный и мрачный. Важный и торжественный вид, с каким капитан приступил к делу, свидетельствовал о том, что этот неожиданный визит имел совершенно определенную цель. Величественным жестом Борроуклиф приказал часовому удалиться и, пока солдат затворял дверь, оставался на месте, покачиваясь из стороны в сторону и с напряжением нетрезвого человека прислушиваясь к скрипу двери. При этом он устремлял на то место, откуда доносился звук, тот глубокомысленный взгляд, который у многих людей скрывает отсутствие мыслей. Убедившись, что его уже никто не потревожит, он быстро, по-военному повернулся кругом, дабы встретиться лицом к лицу с тем, кого искал. Гриффита, как мы знаем, нашли погруженным в сон - правда, неспокойный и настороженный. Лоцман спокойно ждал посещения, которое он, по-видимому, считал несомненным. Но их товарищ - не кто иной, как командир отряда морской пехоты капитан Мануэль - пребывал в совершенно ином состоянии. Хотя ночь была холодная и бурная, он, сбросив с себя камзол и большую часть маскировки, с унылым видом сидел на одеяле, одной рукой вытирая катившиеся по лбу крупные капли пота, а другой то и дело судорожным, машинальным движением хватаясь за горло. Мануэль бессмысленно уставился на вошедшего и, хотя почти не изменил своих занятий, более усердно стал прикладывать ко лбу носовой платок да чаще хвататься за шею, как бы желая убедиться на опыте, какое давление она может выдержать без чрезмерного неудобства.

- Приветствую вас, друг! - сказал Борроуклиф, нетвердым шагом приближаясь к арестованному и без церемонии усаживаясь подле него. - Приветствую вас, друг! Неужели королевство находится в такой опасности, что джентльмены бродят по острову в мундире полка incognitus, incognitii, torum…. Черт побери, я совсем позабыл латынь! Скажите, мой друг, вы не из числа этих torum?

Мануэль дышал тяжело, чего и следовало ожидать, после того как он с такой силой хватался за горло. Но, отбросив свои предчувствия, он ответил с большей горячностью, чем того требовали благоразумие или сложившиеся обстоятельства:

- Говорите про меня все, что хотите, и обращайтесь со мной, как вам угодно, но я не желаю, чтобы меня называли тори!

- А, значит, вы не torum! Что ж… видно, военное министерство ввело новую форму! Ваш полк, должно быть, заслужил эти нашивки, штурмуя какую-нибудь плавучую батарею? А то, быть может, вы служили в морской пехоте? Ну как, я прав?

- Ваша правда, - более решительно ответил Мануэль. - Я два года прослужил в морской пехоте, а до этого я служил…

Мануэль, которому было неясно, что означают все эти шуточки капитана, его просьбу, высказанную на чистом английском языке, понял с первого слова и тут же с большой ловкостью вытащил из кармана собеседника одну из запыленных бутылок полковника Говарда. Борроуклиф достал бокалы и, по всем правилам науки выбив из бутылки пробку, передал своему пленнику бокал вина. Ни тот, ни другой не произнесли при этом ни слова. Оба джентльмена единым духом осушили свои бокалы и прищелкнули языком так, что звуки эти напомнили пистолетные выстрелы завзятых дуэлистов, хотя и не были столь тревожными и грозными. А затем хозяин возобновил прерванную беседу.

- Люблю, когда бутылка заплесневела и покрыта пылью с паутиной, - это верный признак, что содержимое великолепно, - сказал он. - Такое вино не застаивается в желудке, оно идет прямо к сердцу и тотчас превращается в кровь. Но как быстро я вас узнал! Такое распознавание - франкмасонство нашего ремесла. Я сразу угадал, что вы за человек, как только увидел вас в нашем караульном помещении. Но я решил доставить удовольствие старому воину, хозяину этого дома, позволив ему, из уважения к его старости и бывшему чину, провести допрос. Я узнал вас, как только увидел. Я встречал вас прежде!

Теория Борроуклифа насчет превращения вина в кровь, по-видимому, полностью оправдывалась на примере командира морских пехотинцев. Пока он и капитан пили мадеру, а это, как читатель легко поверит, продолжалось, пока в бутылке оставалась хоть капля вина, с пленником происходила какая-то чудесная перемена. Пот больше не катился с его лба, а неприятное ощущение в горле исчезло. Поэтому он перестал судорожно хвататься за горло. На лице его появилось выражение холодного и пытливого интереса, который в какой-то степени был естественным для его положения.

- Весьма возможно, что мы и встречались прежде, потому что я служу давно. Тем не менее, я не знаю, где вы могли меня видеть, - сказал Мануэль. Случалось ли вам попадать в плен?

- Хм! Нет, такого несчастья со мной, собственно, не было, но я считался как бы отпущенным на честное слово. Я разделял лишения, славу, сомнительные победы нашей армии, когда мы убивали и обращали в бегство бесчисленных мятежников, - а кого только не считали ими! - и, о горе, капитуляцию Бургойна. Но что об этом говорить? Оставим янки в покое! Вы не догадываетесь, где я вас видел? Я видел вас на смотру, в бою, на отдыхе, в лагере, в казарме - одним словом, везде, но только не в гостиной. Да-да, до нынешнего вечера в гостиной я вас не встречал!

Мануэль с удивлением и беспокойством слушал эти уверения, которые, казалось, сулили подвергнуть его жизнь немалой опасности, и надо предположить, что сжатие у него в горле возобновилось, ибо он сделал большой глоток и лишь после этого спросил:

- Вы готовы поклясться? Можете ли вы назвать мое имя?

- Готов присягнуть перед любым христианским судом, - решительно ответил Борроуклиф, - вас зовут… вас зовут… Фаглмен.

- Будь я проклят, если это так! - тотчас же радостно воскликнул Мануэль.

- Не клянитесь! - с торжественным видом остановил его Борроуклиф. - Ибо что значит любое имя? Называйте себя как хотите - все равно я вас узнал. На мужественном лице вашем написано, что вы солдат и колени ваши не дрожат. Сомневаюсь даже, сгибаются ли эти мятежные части тела для молитвы…

- Послушайте, сэр, - сурово прервал его Мануэль, - полно забавляться пустяками! Скажите, чего вы хотите? «Мятежные колени»! Скоро будут называть даже небо над Америкой мятежным небом!

- Мне нравится ваша горячность, приятель, - спокойно отозвался Борроуклиф. - Она так же идет солдату, как его шарф и нагрудник. Но на старого вояку она не производит впечатления. Удивляюсь, однако, чего это вы так взъерепенились при столь слабой атаке на вашу веру? Боюсь, крепость ваша довольно слаба, если ее передовые укрепления защищаются с излишней отвагой!

- Я не знаю, почему и для чего вы пожаловали ко мне, капитан Борроуклиф, - если по чину вы действительно капитан и фамилия ваша Борроуклиф, - осторожно сказал Мануэль. Он сообразил, что следует разведать мысли собеседника, прежде чем открывать свои. - Зато я хорошо знаю, что вы поступаете недостойно солдата и мужчины, если пришли только посмеяться надо мной в моем нынешнем положении. При других обстоятельствах это могло бы привести к неприятностям.

- Хм! - с тем же непоколебимым хладнокровием повторил капитан. - Вы, я вижу, не ставите ни во что это вино, хотя сам король не пивал лучшего по той простой причине, что солнце Англии не может проникнуть сквозь стены Виндзорского дворца с той же легкостью, с какой солнце Каролины нагревает покрытую кедровым гонтом мансарду. Но мне все больше и больше по душе ваш нрав. Итак, приведите себя в боевую готовность, и давайте еще раз атакуем эту черную бутылку, а затем я открою вам весь план моей кампании.