Кричащая лестница - Страуд Джонатан - Страница 13

Сама же я, честно говоря, большую часть времени проводила вне дома. Все мои сестры к тому времени разъехались кто куда, кроме Мэри, которая работала в местном супермаркете. Мать? С ней нам вообще нечего было сказать друг другу. Так что почти все свое время (по большей части это были ночные часы) я проводила в компании других юных агентов Якобса. Мы очень сдружились и охотно работали вместе. Нам было весело, и мы не раз спасали друг другу жизнь. Если кому-то интересно, их звали Пол, Норри, Джулия, Стеф и Альфи-Джой. Теперь все они мертвы.

Я выросла в высокую девушку с довольно резкими чертами лица (чуть полноватого, на мой вкус), большими глазами, густыми бровями, длинноватым носом и пухлыми губами.

Да, хорошенькой я не была, но, как сказала однажды моя мать, красота – не моя профессия. Я была гибкой, подвижной, неплохо владела рапирой. Я была очень трудолюбивой и любила свою работу. Беспрекословно и точно выполняла все приказы и легко вписывалась в любую команду, потому что никогда не тянула одеяло на себя. Я надеялась, что вскоре получу сертификат Четвертого разряда, что позволит мне возглавить собственное подразделение, где я стану наконец самостоятельно принимать решения (честолюбия у меня тоже хватало). Жизнь моя была опасной, но наполненной до краев, и все, казалось, было совсем неплохо, если бы не одно «но».

Говорили, что мальчиком инспектор Якобс обучался в знаменитом лондонском агентстве «Фиттис». Так что в свое время он, очевидно, был настоящим мастером. Был, но перестал. Разумеется, как у всякого взрослого, его чувства притупились, и, утратив способность самостоятельно обнаруживать с былой легкостью Гостей, он начал все больше полагаться на нас, своих помощников. Мы стали его глазами и ушами. Ничего страшного в этом не было, все взрослые инспекторы поступают точно так же. Работа их заключается в том, чтобы на основании своего богатого опыта быстро принимать нужные решения, координировать действия по обезвреживанию обнаруженного Гостя и, в случае опасности, поддерживать и прикрывать своих юных агентов. Когда я только начинала работать в агентстве, со всем этим Якобс справлялся превосходно. Но наступил какой-то момент, когда бесконечные часы ожидания и наблюдения в темноте начали сказываться и Якобс потерял уверенность в себе. Теперь он все чаще старался держаться в стороне от зараженного призраками места, у него тряслись руки, он непрерывно курил и издали, с безопасного расстояния, выкрикивал свои приказы. Сам он теперь к Гостям не приближался на пушечный выстрел, более того – начал пугаться теней. Одним словом, у него сдали нервы. Однажды ночью, когда я подошла к нему с донесением, он принял меня за Гостью, выхватил рапиру и едва не заколол.

Меня спасло только то, что у Якобса тряслись руки.

Мы, агенты, прекрасно понимали, что происходит с Якобсом, и никому из нас это не нравилось. Но он был нашим нанимателем, платил нам деньги и оставался заметным в нашем городке человеком, поэтому нам оставалось лишь смириться и впредь полагаться только на свои силы. Довольно долго ничего страшного не происходило, но потом настала та ночь на мельнице Уизбурн Милл.

Эта водяная мельница находилась примерно на полпути вверх по долине Уиз и пользовалась дурной славой. Там постоянно случались происшествия – два даже со смертельным исходом. Потом мельницу закрыли, и в последние годы она стояла заброшенной. Но сейчас ею заинтересовалась местная лесозаготовительная фирма, решившая приспособить помещение мельницы под свой офис, и они прежде всего хотели удостовериться в том, что мельница не заражена призраками. Представители фирмы пришли к Якобсу и попросили его проверить мельницу.

Мы вышли на задание во второй половине дня, прошли по долине и добрались до мельницы вскоре после заката. Стоял теплый летний вечер, в деревьях заливались птицы. На небе у нас над головами высыпали первые звезды. Мельница темнела посреди долины, втиснутая между валунами и соснами. Под засыпанной гравием дорожкой, что вела к мельнице, журчал поток.

На двери мельницы висел замок. Стеклянные панели двери были разбиты и заменены небрежно набитыми сверху досками. Мы проверили наше снаряжение. Инспектор Якобс, по укоренившейся у него привычке, примостился в сторонке на каком-то пеньке.

Он зажег сигарету. Мы должны были включить свой Дар и доложить ему обстановку. Что-то обнаружить удалось только мне одной.

– Я слышу плач, – сказала я. – Очень тихий, но где-то поблизости.

– Чей плач? – спросил Якобс, наблюдая за кружащей в воздухе стайкой летучих мышей.

– Похож на детский, – ответила я.

Якобс неопределенно качнул головой, не глядя в мою сторону.

– Сделайте зачистку в передней, – сказал он, – и проверяйте дальше.

Замок за долгие годы заржавел, сама дверь разбухла от влаги и покоробилась. Мы не без труда открыли ее и осветили фонариками большую пустынную переднюю. Потолок здесь был низкий, пол, покрытый потрескавшимися плитками линолеума, изрядно замусорен. В передней стояли столы, легкие стулья, на стенах виднелись старые зарубки. Ощущался густой запах гниющего дерева. Где-то под полом журчала вода.

Осмотревшись с порога, мы вошли в переднюю, сопровождаемые струйкой сигаретного дыма. Сам инспектор Якобс внутрь вместе с нами не зашел. Он направился к своему пеньку и, усевшись на него, уставился на свои колени.

Стараясь держаться ближе друг к другу, мы вновь включили свой Дар. Я опять услышала рыдания, теперь они раздавались отчетливее и ближе. Мы выключили фонарики и принялись всматриваться и вслушиваться в темноте. Вскоре мы увидели небольшую светящуюся фигуру, сидевшую, скорчившись, на дальнем краю прохода, который вел в глубь мельницы. Когда мы вновь включили фонарики, проход показался нам пустым.

Я вернулась к Якобсу, чтобы рассказать ему о том, что мы обнаружили.

– Пол и Джулия говорят, что призрак похож на ребенка. Точнее пока сказать не можем. Призрак очень бледный. И не двигается.

Инспектор Якобс притоптал ногой сигаретный пепел на траве.

– Призрак никак не отзывался тебе? Не пытался приблизиться? – спросил он.

– Нет, сэр. Остальные агенты полагают, что это слабый призрак Первого типа, возможно эхо ребенка, работавшего на мельнице много лет назад.

– Хорошо. Припечатайте его железом. Затем сможете поискать Источник.

– Да, сэр. Только, сэр…

– Что такое, Люси?

– Мне кажется, здесь что-то не так. И мне это не нравится.

В темноте ярко вспыхнул кончик сигареты. Как всегда в последнее время, рука Якобса дрожала.

– Не нравится? – раздраженно переспросил он. – Плачет ребенок. Разумеется, это не может нравиться. Что-нибудь еще услышала?

– Нет, сэр.

– Может быть, другой голос? Более сильного второго Гостя?

– Нет…

Я сказала правду. Кроме детского плача, я не слышала ничего опасного. Все следы призрака были размытыми, хрупкими, бледными, все они вроде бы говорили о слабости Гостя. Звук, фигура – все это едва можно было увидеть или услышать. Типичная слабая тень. Такую тень можно обезвредить в два счета. В то же время я не доверяла этому призраку. Мне не нравилось, как он демонстрирует свою слабость.

– Что говорят остальные? – спросил Якобс.

– Они считают, что справиться с Гостем будет достаточно легко, сэр. Им не терпится приняться за дело. Но мне кажется, что это… неправильно.

Якобс заерзал на своем пеньке. В деревьях прошумел порыв ветра.

– Я могу отдать им приказ возвращаться, Люси, но таких неопределенных ощущений, как у тебя, мне для этого недостаточно. Мне нужны более серьезные основания.

– Но сэр…. Я надеюсь, все пройдет нормально. – Я вздохнула, ожидая, и, не дождавшись, спросила: – Может, вы пойдете со мной? Тогда сможете высказать свое мнение.

Повисло тяжелое молчание.

– Выполняй свою работу, – сказал инспектор.

Мои товарищи сгорали от нетерпения. Когда я вернулась на мельницу, они уже продвигались по проходу с рапирами в руках, с солевыми бомбами наготове. Вскоре бледная светящаяся фигура почувствовала приближение железа. Призрак вздрогнул, замерцал, словно экран плохо настроенного телевизора, и начал утягиваться за угол прохода.