Город пустых. Побег из Дома странных детей - Риггз Ренсом - Страница 67

— Мой дом здесь, — возразил я.

— Нет, Джейкоб, — настойчиво повторила она, на этот раз глядя мне в глаза. — Странный мир умирает. Это уже утраченная мечта. И даже если каким-то образом, каким-то чудом мы поднимем оружие против сил зла и сумеем одержать победу, у нас останется лишь тень того, что когда-то было. Это будут жалкие осколки разрушенного мира. У тебя есть дом. Настоящий, не разрушенный. И живые родители, которые тебя любят… в какой-то степени.

— Я тебе уже сказал. Мне все это не нужно. Я выбрал другое.

— Ты дал мне обещание, и ты его сдержал. Но теперь все окончено, и тебе пора вернуться домой.

— Прекрати это повторять! — закричал я. — Почему ты меня прогоняешь?

— Потому что у тебя есть настоящий дом и настоящая семья. И если ты думаешь, что хоть один из нас предпочел бы этот мир всему, что есть у тебя, не отказался бы от петель, долгожительства и странных способностей ради возможности хотя бы попробовать жить твоей жизнью, — то ты действительно обитаешь в мире фантазий. Мне становится плохо от одной мысли о том, что ты можешь все это вышвырнуть прочь — и ради чего?

— Ради тебя, дурочка! Я тебя люблю!

Я не мог поверить в то, что произнес это. Эмма тоже, потому что у нее даже рот приоткрылся.

— Нет, — прошептала она, тряся головой, как будто это могло стереть мои слова. — Нет, это только все усложняет.

— Но это правда! — возразил я. — Как ты думаешь, почему я остался, вместо того чтобы вернуться домой? Я сделал это не из-за дедушки или какого-то дурацкого чувства долга… то есть не совсем из-за этого… Не потому что я ненавидел своих родителей или не ценил свой дом и все, что у меня там было. Я остался из-за тебя!

Несколько мгновений Эмма молчала. Она только кивнула, а затем отвернулась и запустила пальцы в волосы, тем самым обнаружив прядь, покрытую белой бетонной пылью, которую я не заметил раньше и благодаря которой она внезапно показалась мне старше.

— Это я во всем виновата, — наконец произнесла она. — Я не должна была тебя целовать. Возможно, я заставила тебя поверить в то, чего на самом деле не существует.

Это причинило мне такую боль, что я отшатнулся, как будто пытаясь защититься.

— Не надо говорить мне этого, если ты сама в это не веришь, — ответил я. — Возможно, мой опыт общения с девушками невелик, но не пытайся обращаться со мной как с каким-то жалким типом, готовым пасть к ногам любой хорошенькой девушки. Ты не заставила меня остаться. Я остался, потому что сам этого хотел и потому что те чувства, которые я к тебе испытываю, гораздо реальнее всего, что я когда-либо знал. — Я помолчал, пытаясь прочувствовать искренность собственных слов. — И ты тоже это чувствуешь, — наконец произнес я. — Я это знаю.

— Прости, — пробормотала она. — Прости, это было жестоко, и я не должна была этого говорить. — Ее глаза немного увлажнились, и она отерла их тыльной стороной кисти. Она пыталась казаться каменной, но теперь защитная оболочка рассыпалась на глазах. — Ты прав, — шепнула она. — Ты мне очень дорог. Именно поэтому мне так тяжело смотреть, как ты вышвыриваешь свою жизнь на свалку непонятно ради чего.

— Я не собираюсь этого делать!

— Черт побери, Джейкоб, собираешься!

Она так разнервничалась, что ненароком зажгла огонь в ладони, которую, к счастью, успела убрать с моего колена. Хлопнув в ладоши, она потушила пламя и встала. Указывая в толщу льда, она произнесла:

— Видишь вон тот цветок в горшке на столе?

Я посмотрел туда и кивнул.

— Сейчас он зеленый, потому что его сохраняет лед. Но внутри он мертв. И как только лед растает, он потемнеет и превратится в коричневую жижу. — Она пристально смотрела мне в глаза. — Я как этот цветок.

— Неправда, — возразил я. — Ты… идеальна.

На ее лице застыло выражение бесконечного терпения, как будто она пыталась что-то объяснить тупоголовому ребенку. Она снова села на ступеньку и взяла меня за руку. Проведя моей ладонью по своей гладкой щеке, она произнесла:

— Вот это? Это ложь. На самом деле это не я. Если бы ты мог увидеть меня такой, какой я являюсь на самом деле, я стала бы тебе не нужна.

— Мне нет дела до всей этой ерунды…

— Я старуха! — произнесла она. — Ты думаешь, что мы одинаковые, но это не так. Этот человек, которого, по твоим словам, ты любишь… На самом деле она старая карга, которая прячется в теле девушки. Ты молодой человек… мальчик… младенец по сравнению со мной. Тебе никогда не понять, что это такое — всегда жить на волосок от смерти. И незачем тебе это понимать. Я не хочу, чтобы ты это понял. Джейкоб, перед тобой по-прежнему расстилается вся твоя жизнь. Я свою уже прожила. И однажды — возможно, уже совсем скоро — я умру и обращусь в прах.

Она произнесла это с такой леденящей душу бесповоротностью, что я понял — она и в самом деле в это верит. Ей было больно все это говорить, так же, как мне было больно это слушать. Но я понимал, почему она это делает. На свой собственный манер она пыталась меня спасти.

И все же мне было обидно. Отчасти потому, что я понимал, насколько она права. Если мисс Сапсан поправится, это будет означать, что я выполнил свою задачу: разгадал загадку собственного деда, выплатил наш общий семейный долг мисс Сапсан, пожил необыкновенной жизнью, о которой всегда втайне мечтал. Это означало, что теперь я должен вспомнить о своих обязательствах перед родителями. Что касается Эммы, то мне совершенно не было дела до того, что она старше, как и до различий между нами. Но она твердо решила, что я должен все это учитывать, и я не знал, как мне ее разубедить.

— Может быть, когда все закончится, — произнесла она, — я напишу тебе письмо, и ты пришлешь мне ответ. И, может быть, когда-нибудь ты сможешь приехать ко мне в гости.

Письмо. Я вспомнил пыльную коробку, которую обнаружил в ее комнате, коробку с письмами, написанными моим дедушкой. Неужели это все, чем мне было суждено для нее стать? Стариком, живущим где-то за океаном? Воспоминанием? И я понял, что нахожусь за шаг от того, чтобы последовать по стопам своего деда. Сам того не подозревая, я уже во многих отношениях проживал его жизнь. И, возможно, когда-нибудь я расслаблюсь и допущу ошибку. Я стану старым и медлительным. Любая мелочь будет способна рассеять мое внимание. И я умру его смертью. А Эмма будет продолжать жить без меня, без нас обоих, и когда-нибудь, возможно, кто-то найдет мои письма у нее в шкафу. Они будут лежать в коробке рядом с письмами дедушки. И тот, кто их найдет, будет пытаться понять, кем мы ей приходились.

— Что если я вам понадоблюсь? — спросил я. — Что если пустоты вернутся?

У нее в глазах блестели слезы.

— Мы справимся, — ответила она. — Послушай, я больше не могу об этом говорить. Мое сердце может этого не выдержать. Давай поднимемся наверх и объявим остальным о твоем решении.

Я стиснул зубы, борясь с внезапно нахлынувшей волной раздражения. Она толкала меня слишком сильно.

— Я еще ничего не решил, — ответил я. — Это ты решила.

— Джейкоб, я тебе только что сказала…

— Это точно, ты сказала мне. Но я еще не принял решения.

Она скрестила руки на груди.

— Тогда я подожду.

— Нет, — вставая, произнес я. — Я должен немного побыть один.

И я начал подниматься по лестнице без нее.

Глава тринадцатая

Я молча шел по коридорам. Постоял у двери в комнату совещаний имбрин, прислушиваясь к приглушенным голосам внутри, но входить не стал. Заглянув в «госпиталь», увидел, что медсестра дремлет, сидя на табурете между пациентами, лишенными второй души. Я приотворил дверь в комнату мисс Королек и увидел, что она по-прежнему покачивает мисс Сапсан на коленях, осторожно запуская пальцы в оперение птицы. Я ни с кем не разговаривал.

Блуждая по пустым коридорам и перевернутым вверх дном кабинетам, я пытался представить себе, как буду чувствовать себя дома, если после всего этого решу туда вернуться. Что я скажу родителям? Скорее всего, ничего. Все равно они никогда мне не поверят. Лучше всего было бы сообщить им, что я разозлился, написал отцу письмо с безумными историями, после чего сбежал. Они назовут это реакцией на стресс. Спишут на какое-нибудь новомодное расстройство и предложат мне новенькое лекарство. Обвинят доктора Голана в том, что он поддержал мое решение отправиться в Уэльс. Доктора Голана, о котором они, разумеется, больше никогда ничего не услышат. Они скажут, что он сбежал из города, потому что оказался мошенником, жуликом, которому ни в коем случае нельзя было доверять. И я снова стану несчастным, страдающим от психологической травмы Джейкобом, богатым мальчиком с душевным расстройством.