Сердце - Амичис Эдмондо - Страница 1

Эдмондо Де Амичис

Сердце

(Записки школьника)

~ ~ ~

Эта книга посвящается школьникам в возрасте от девяти до тринадцати лет и могла бы называться «История одного учебного года, написанная учеником третьего класса городской итальянской школы».

Когда я говорю, что эта книга написана учеником третьего класса, это не значит, что он написал ее в таком точно виде, в каком она здесь напечатана. Он просто записывал в тетрадь, как умел, одно за другим, всё, что видел, чувствовал и думал в школе и дома. В конце года его отец собрал эти заметки и составил из них книгу, стараясь не исказить мысли ребенка и излагать их, по мере возможности, его же словами. Через четыре года мальчик, тогда уже ученик гимназии, прочитал написанное и прибавил еще кое-что от себя, так как хорошо помнил и лица и события.

Теперь, дети, читайте эту книгу!

Надеюсь, что вы найдете ее интересной и извлечете из нее кое-что для себя полезное.

Эдмондо де Амичис

ОКТЯБРЬ

Первый день в школе

Понедельник, 17 октября

Сегодня — начало занятий. Как сон пролетели три месяца, которые мы провели в деревне! Утром мама повела меня в школу Баретти,[1] чтобы записать в третий класс, но я всё еще думал о деревне и шел неохотно.

Улицы были полны детей. В книжных магазинах толпились отцы и матери, которые покупали ранцы, сумки и тетради, а перед школой было столько народа, что сторож и полицейский с трудом расчищали дорогу к подъезду.

У самой двери я почувствовал, как кто-то тронул меня за плечо, — оказалось, что это мой учитель второго класса. Он, как всегда, выглядел очень веселым, и его рыжие волосы торчали во все стороны.

— Ну что же, Энрико, — сказал он, — вот мы с тобой и расстались?

Я хорошо знал, что мы должны были, с ним расстаться, но от этих слов мне сделалось грустно. Мы с мамой с трудом протиснулись в школу.

Синьоры, дамы, бедно одетые женщины, рабочие, офицеры, бабушки, служанки толпились в вестибюле. Каждый вел за руку мальчика, а в другой руке держал свидетельство о приеме.

Шум стоял такой, как при входе в театр.

Я с радостью снова увидел большой зал первого этажа, двери из которого вели в семь младших классов. Ведь целых два года я каждый день проходил через эту залу. Здесь тоже была толпа, и всё время входили и выходили учителя.

Учительница, у которой я учился в первом классе, стоя у своей двери, ласково кивнула мне и сказала:

— Ну, Энрико, в этом году ты переходишь во второй этаж, и я не увижу тебя больше в нашей зале. — При этом она смотрела на меня печально.

Директор стоял, окруженный расстроенными женщинами, дети которых не попали в школу, так как не было больше мест. Мне показалось, что борода у него стала еще немножко белей, чем в прошлом году.

Мальчики тоже показались мне изменившимися: они выросли и пополнели.

В первом этаже уже распределили всех детей. Некоторые малыши, только что поступившие в школу, не хотели идти в классы и упирались, как маленькие ослики, так что их приходилось тащить силой. Другие выскакивали из-за парт и бежали прочь. А были такие, которые, видя, что их родители уходят, начинали плакать, и тогда папы и мамы возвращались, чтобы утешать и уговаривать их, а учительницы от всего этого приходили просто в отчаянье.

Мой маленький брат попал к учительнице Делькати, а я во второй этаж, в класс учителя Пербони.

В десять часов мы все, пятьдесят четыре мальчика, уже сидели на своих местах. Только пятнадцать или шестнадцать из моих товарищей перешли вместе со мной из второго класса, и среди них Деросси, наш первый ученик.

Школа показалась мне тесной и печальной, по сравнению с теми горами и лесами, где я провел лето.

Я вспомнил также своего учителя второго класса, такого доброго, с растрепанными рыжими волосами. Он всегда смеялся вместе с нами и был такого маленького роста, что его можно было принять за нашего товарища. И мне стало грустно, что я не увижу его больше.

Наш новый учитель — высокий безбородый старик с длинными полуседыми волосами и прямой морщиной на лбу. Голос у него строгий, и он так пристально посмотрел на каждого из нас, как будто хотел прочесть самые наши мысли. Он никогда не смеется.

Я подумал: сегодня первый день занятий. Впереди еще девять месяцев учения. Сколько работы, сколько ежемесячных испытаний[2] сколько труда! Мне так хотелось, чтобы скорее кончились уроки и за мной пришла мама. Когда я, наконец, увидел ее, то бросился к ней и поцеловал ее руку.

— Ничего, Энрико, — сказала она, — держись молодцом! Мы вместе с тобой будем готовить уроки — И я вернулся домой успокоенный. Но мне не хватает моего прежнего учителя с его доброй и веселой улыбкой, и поэтому школа не кажется мне такой милой, как прежде.

Наш учитель

Вторник, 18 октября

Я пробыл сегодня всё утро в школе, и мой новый учитель очень мне понравился.

Пока школьники еще собирались, а он уже сидел на своем учительском месте, в дверях нашего класса то и дело показывались его прошлогодние ученики, чтобы поздороваться с ним. Они заглядывали к нам, проходя мимо, и говорили:

— Здравствуйте, синьор учитель, здравствуйте, синьор Пербони.

Некоторые входили, пожимали ему руку и бежали дальше. Видно было, что они все очень любят его и охотно продолжали бы заниматься под его руководством. Он, не глядя, отвечал им «здравствуйте», пожимал их протянутые руки и в ответ на все их приветствия оставался серьезным, с той же прямой морщиной на лбу. Он отвернулся к окну и не сводил глаз с крыши противоположного дома; казалось, что он не радовался всему этому вниманию, а страдал от него.

Потом он обернулся к нам и долго смотрел на каждого из нас.

Диктуя, он ходил между партами, а увидев мальчика с красными пятнами на лице, перестал диктовать, взял его голову обеими руками и пристально поглядел на него. Потом спросил, что с ним такое, и приложил ему руку ко лбу, чтобы узнать, нет ли у него жара.

В эту минуту один из учеников за его спиной встал на скамейку и скорчил гримасу.

Тут учитель обернулся. Шалун сейчас же сел и с низко опущенной головой стал ожидать наказания. Но учитель только положил руку ему на голову и сказал: «Не делай так больше», — и всё. Потом он вернулся к своему столику и продолжал диктовку. Окончив, он несколько мгновений смотрел на нас молча, а потом произнес, медленно-медленно своим строгим, но добрым голосом:

— Слушайте. Целый год мы должны будем провести с вами вместе. Постараемся провести его дружно. Учитесь и ведите себя хорошо. Я одинок. Будьте моей семьей. В прошлом году у меня была еще мать, но она умерла, и я остался один Во всем мире у меня только вы мне некого больше любить и не о ком больше заботиться. Будьте моими сыновьями. Я вас люблю, любите и вы меня. Я не хочу никого наказывать. Докажите, что вы хорошие мальчики. Пусть школа будет для нас семьей, а вы — моим утешением и моей гордостью. Я не требую от вас никаких обещаний, я уверен, что в глубине сердца вы все уже ответили мне «да». И я благодарю вас за это.

Тут вошел сторож и объявил, что занятия окончены.[3] Мы тихо, тихо вышли из-за своих парт. Тот ученик, который вставал на скамейку, подошел к учителю и сказал ему дрожащим голосом:

— Синьор учитель, простите меня.

Учитель поцеловал его в лоб и ответил:

— Иди спокойно домой, мой мальчик.

Несчастный случай

Пятница, 21 октября

Учебный год начался плохо. Сегодня утром я шел в школу вместе с отцом и рассказывал ему, что говорил нам вчера учитель. Вдруг мы увидели, что улица полна людей, а у дверей школы — толпа.

— Наверное, случилось несчастье, — сказал мой отец, — год начинается плохо.