Туз в трудном положении - Мартин Джордж Р.Р. - Страница 32

Через пять минут сигнал лифта негромко тренькнул. Грег повернулся и увидел, как оттуда вышла леди Блэк, а следом за ней – Флер и Лео Барнет. Грег нацепил улыбку и шагнул вперед:

– Преподобный Барнет, ваши помощники очень хорошо вас защищают.

Леди Блэк шагнула в сторону, но нахмурившаяся Флер осталась стоять между Грегом и Барнетом. Грегу пришлось остановиться, чтобы не налететь на нее. Он чуть сдвинулся в сторону и протянул Барнету руку.

Кукольник собрался, готовясь прыгнуть.

Барнет был грубовато-благообразен: светловолосый идеал проповедника-южанина. Слабая улыбка играла на его полных губах, а в звучном голосе сохранились отголоски местного говорка.

– Сенатор Хартманн, мне очень жаль. Иногда мои помощники считают, что мне мало будет защиты Господа. Вы же понимаете. – Он посмотрел на протянутую руку, и по его губам еще раз скользнула слабая улыбка. – И я бы с радостью пожал вам руку, сенатор, но, к сожалению, у меня она сейчас немного болит. Небольшая неприятность у входа.

Кукольник разразился проклятиями. Грег убрал руку.

– Скажите ему, что это был джокер, преподобный! – рявкнула Флер. – Расскажите, как вы пожали грешнику руку, а он попытался ее раздавить. Я все же считаю, что вам нужно обратиться в больницу. Перелом…

– Это всего лишь синяк, сестра. Прошу вас… – Барнет улыбнулся Грегу, словно они обе знали какую-то особую шутку. – Уверен, что с сенатором такое тоже случалось. Рукопожатия – это бич политиков.

– Это верно, – согласился Грег. Ему чертовски надоело улыбаться. Он кивнул стоявшей с каменным лицом Флер. – И мне особенно жалко, что это был джокер.

– Джокер со значком вашей кампании! – фыркнула Флер.

– Которые мои сторонники, как и ваши, раздают тысячами, – парировал Грег с несколько излишней резкостью. Он повернулся к Барнету. – Недопонимания и так более чем достаточно. Мне хотелось поздравить вас и вашу команду с упорной борьбой по поводу платформы и выразить радость по поводу того, что мы наконец пришли к компромиссу.

Губы Барнета дернулись, и Грег понял, что сумел задеть его за живое.

– Я не соглашался на эту платформу, – сказал Барнет. – Среди моих сторонников нашлись… э… слабодушные люди, которые сочли нужным принять ее, несмотря на мои возражения. Это было ошибкой, и – должен признаться в тщеславии – мне от этого тошно. Но Господу нужны и наши поражения, сенатор. Он показал мне, что мне не следовало играть в эти политические игры. Я начинаю понимать, что этот съезд – неподходящее место для такого, как я.

На мгновение Грег ощутил прилив оптимизма. Если Барнет снимет свою кандидатуру, то даже если он рекомендует своим сторонникам голосовать за Дукакиса или Джексона… Но Барнет уже снова улыбался, достав потертую Библию из кармана пиджака и поглаживая ее позолоченную обложку.

– Я служитель Господа, сенатор. Все оставшееся время съезда я намерен делать то, что умею делать лучше всего: я буду молиться. Я запру двери для внешнего мира и открою двери моей души.

Похоже, на лице Грега отразилось недоумение.

– Сегодняшний день вряд ли можно считать вашим поражением, преподобный, как и моей победой. Мне бы хотелось вместе с вами найти новый путь, тот, по которому могли бы пойти и мы с вами, и наша партия. Изоляция – это не решение.

Барнет серьезно кивнул, словно мысленно взвешивая аргумент Грега.

– Возможно, вы правы, сенатор. Если это так, то мне остается уповать на то, что Бог мне это скажет. Однако я серьезно планирую провести остаток этого съезда в молитве и не участвовать в политических играх. Все это вполне может взять на себя Флер. Порой я бываю глупым упрямцем. Я не верю в компромисс: я твердо уверен, что правый путь всего один. Бог, которого я знаю, тот Бог, которого я видел в Библии, не шел на компромиссы. Бог никогда не приходил к «взаимопониманию». Бог никогда не «учитывал политические реальности». – Барнет посмотрел на Грега и озабоченно нахмурил свой высокий лоб. – Я не хочу вас обидеть, сенатор, но я обязан говорить то, что я думаю.

– И тем не менее я верю в того же самого Бога, преподобный. Мы всего лишь люди, а не Сам Господь. Мы делаем все, что в наших силах. Мы не враги. Только человеческая гордость стоит между нами. Самое малое, что мы как лидеры можем сделать, – это пожать друг другу руки и попытаться разрешить наши противоречия. – Грег приправил свои слова искренней убежденностью. – Для всеобщего блага. Это казалось бы истинно христианским поступком. – С хрипловатым смущенным смешком Грег снова протянул руку. – Обещаю ее не стискивать.

Кукольник дрожал от нетерпения. Секунду он был уверен, что все получилось. Барнет колебался, покачиваясь на носках. Но затем проповедник сомкнул обе руки на своей Библии.

– Нашим совместным действием, сенатор, я хотел бы сделать молитву. Позвольте сделать вам предложение. Присоединитесь ко мне в моем бдении. Давайте предоставим политику делегатам и следующие несколько дней проведем на коленях.

– Преподобный… – начал Грег и покачал головой.

«Почему? Почему он всякий раз нас избегает?»

Барнет кивнул – почти печально.

– Так я и думал, – сказал он. – Мы следуем различными путями, сенатор.

Он двинулся к своему номеру, сжимая Библию в правой руке.

Грег опустил руку.

– Вы не пожимаете руку врагам, преподобный?

Вопрос Грега прозвучал резко, с привкусом желчности Кукольника. Флер, направившаяся следом за Барнетом, покраснела от гнева. Барнет же просто одарил Грега своей очередной грустной и скрытной улыбкой.

– Люди ждут от служителя Господа библейских цитат, сенатор, – сказал он. – И это неудивительно: ведь в Библии находится нужное слово для любого случая. Сейчас мне вспомнились слова из Первого послания к Тимофею: «Дух же ясно говорит, что в последние времена отступят некоторые от веры, внимая духам обольстителям и учениям бесовским чрез лицемерие лжесловесников, сожженных в совести своей». Ну, это немного гиперболизировано, сенатор, но мне кажется, что – возможно, втайне от вас самого – ваши слова внушены демоном. Мы не враги, сенатор. По крайней мере, я так не считаю. Но даже будь мы врагами, я все равно молился бы о том, чтобы вы пришли к свету и очистились. Всегда есть надежда на спасение. Всегда.

Барнет одарил Грега долгим немигающим взглядом. А затем за ним звучно щелкнул засов.

Бренди все время попадал на его рассеченную губу – и каждый раз вызывал вскрик. И ухмылку барменши. Тахион решил было послать ее подальше, но потом вдруг понял, как он сейчас должен выглядеть. Следы ногтей Сары, оставленные вчера вечером, красными бороздами прочертили белую кожу его щеки. Его нижняя губа была разодрана и чуть припухла после ногтя Флер. Какой же он удивительно неудачливый ловелас! Не приходится удивляться, что девица за стойкой ухмыляется. Ох уж эти женщины! Они всегда стоят друг за друга.

– Привет! Можно сесть с вами?

Джош Дэвидсон устроился на соседнем табурете. Тах повернулся и с искренней радостью ответил:

– Да, конечно!

– Когда мужчина сидит у барной стойки сгорбившись, обычно это значит, что он хочет остаться один, но мне показалось, что у меня есть шанс.

– Я рад, что вы так решили. Можно вас угостить?

– Конечно.

Между двумя мужчинами установилось неловкое молчание, прерванное только заказом Дэвидсона. А потом они вдруг повернулись лицом друг к другу и одновременно сказали:

– Я всегда восхищался…

– Я всегда вами восхищался.

Они рассмеялись, и Тахион сказал:

– Ну, не славно ли? Очевидно, что у нас обоих прекрасный вкус. – Тахион замолчал, чтобы сделать глоток бренди. – Почему вы сюда приехали?

Дэвидсон пожал плечами:

– Интересно.

– Что именно?

– Политический процесс. Может ли один человек что-то изменить?

– О да. Я в этом уверен.

– Но вы принадлежите культуре, которая высоко ценит достижения индивидуума, – отметил Дэвидсон, крутя рюмку между ладонями.

– Я так понимаю, что вы с этим не согласны?