Шелкопряд - Гэлбрейт Роберт - Страница 87

Сегодня третье декабря, напомнил он себе. Завтра у нее свадьба. Впервые Страйк пожалел, что мобильный не указывает местонахождение абонента. Откуда отправлено это сообщение? Из треклятого замка Крой, в перерыве между распоряжениями о доставке в часовню цветов и легких закусок? Или же с противоположной стороны Денмарк-стрит, откуда Шарлотта, как до нее – Пиппа Миджли, вглядывается в окна его конторы? Сбежать из-под венца, сорвать грандиозную, широко разрекламированную свадьбу – это было бы ее главным достижением, вершиной хаоса и разрушения.

Страйк убрал мобильный в карман и принялся за второй сэндвич. Заключив, что ей не светит узнать истинную причину его состояния, Робин скомкала и выбросила в корзину для бумаг шуршащий пакет, а потом напомнила:

– Ты сегодня встречаешься с братом, правильно у меня записано?

– Что?

– Разве ты не сегодня встречаешься?..

– Ах да, – сказал Страйк. – Угу.

– В «Ривер-кафе»?

– Угу.

«Он был от тебя».

– А для чего? – спросила Робин.

От меня. Как же. Черта с два. Если вообще он был.

– Что? – встрепенулся Страйк: до него дошло, что ему задали вопрос.

– Ты в порядке?

– Угу, все отлично. – Он взял себя в руки. – Что ты спросила?

– С какой целью ты идешь в «Ривер-кафе»?

– Да как тебе сказать. – Страйк потянулся за своим единоличным пакетиком чипсов. – Может, это пустая затея, но я собираюсь поговорить с теми, кто видел ссору Куайна и Тассел. Хочу понять: неужели Куайн действительно подстроил этот скандал, неужели загодя спланировал свое исчезновение?

– Ты рассчитываешь найти кого-нибудь из обслуживающего персонала, кто работал в тот вечер? – с явным сомнением спросила Робин.

– Именно так, и для этого позвал с собой брата. Ал знает всех официантов во всех шикарных ресторанах Лондона. Как и другие отпрыски моего отца.

Утолив голод, Страйк взял чашку кофе и закрылся у себя в кабинете. В окно опять хлестала снежно-дождевая жижа. Он невольно бросил взгляд на тротуар, втайне ожидая (надеясь?), что там стоит Шарлотта, бледная, с развевающимися на ветру длинными черными волосами, воздевшая к нему свои умоляющие зелено-карие глаза в рыжеватую крапинку, – но на улице никого не было, кроме пары случайных прохожих, пробивающихся сквозь непогоду.

Нет, он определенно рехнулся. Она сейчас в Шотландии, вот и пускай.

Позднее, когда Робин ушла домой, Страйк переоделся в итальянский костюм, подаренный ему Шарлоттой чуть больше года назад в том самом ресторане, когда они отмечали его тридцатипятилетие. Поверх костюма надел пальто, запер квартиру и, опираясь на трость, зашагал по холоду к станции метро.

Рождество атаковало его из каждой витрины: гирлянды, горы каких-то новинок, игрушек и гаджетов, фальшивые сугробы за стеклом и объявления о предрождественских распродажах – как скорбная насмешка на фоне общего экономического спада.

Был вечер пятницы; в метро тоже царила предпраздничная атмосфера: девчонки в кургузых сверкающих платьишках рисковали застудиться, и все ради того, чтобы вволю пообжиматься на вечеринке с парнем из соседнего отдела. На Страйка нахлынули усталость и подавленность.

Путь от станции «Хаммерсмит» оказался длиннее, чем ему помнилось. Проходя по Фулем-Пэлас-роуд, Страйк понял, что находится в непосредственной близости от дома Элизабет Тассел. Видимо, это она по соображениям собственного удобства выбрала ресторан, находившийся очень далеко от Лэдброк-Гроув, где жили Куайны, но зато рядом с ее домом.

Через десять минут Страйк свернул направо, к набережной Темзы, и пошел безлюдными гулкими улицами, выдыхая облачка белого пара. Открытый ресторан в саду, где летом стояли накрытые белыми скатертями столики, привлекавшие множество посетителей, сейчас был похоронен под пышными сугробами. Темза, холодная, угрожающая, кое-где поблескивала сквозь бледный покров.

Страйк направился к кирпичному зданию, бывшему складскому корпусу, – и вдруг оказался там, где светло, тепло и шумно. Сразу за дверью, облокотившись на сверкающую металлом стойку бара, дружески беседовал с барменом сводный брат Страйка, Ал.

Росту в нем было примерно метр семьдесят, но среди потомства Рокби он выглядел коротышкой, да к тому же набрал лишний вес. Его мышасто-каштановые волосы были гладко зачесаны назад; от матери он унаследовал коротковатый подбородок, а от отца – легкое косоглазие, которое придавало ему некую изюминку и служило гарантией фамильного сходства.

Заметив Страйка, Ал встретил его громогласными приветствиями и бросился обниматься. Страйк отвечал неохотно: ему мешали трость и пальто, которое он торопился снять. Ал смутился и отступил на шаг:

– Как поживаешь, братец?

У него был странный акцент, ни то ни се – свидетельство многолетних передвижений между Америкой и Европой.

– Все путем, – ответил Страйк. – Сам как?

– Тоже все путем, – эхом отозвался Ал. – Все путем. Бывает и хуже.

Он картинно, по-галльски, пожал плечами. Ал получил среднее образование в Швейцарии, в международной школе-пансионе «Ле-Розэ», и это наложило отпечаток на его жестикуляцию. Но было в такой манере безмолвного разговора и нечто другое, что бросалось в глаза Страйку при каждой их встрече: Ал, не знавший ни нужды, ни горя, чувствовал себя виноватым, а потому занимал оборонительную позицию, словно готовясь отражать упреки.

– Что будешь пить? – спросил Ал. – Пиво? Давай итальянское, «Перони»?

Они еле нашли два места за стойкой и, ожидая, когда их проводят за столик, уселись лицом к стеклянным полкам с рядами бутылок. Страйк, обведя взглядом длинный, заполненный до отказа ресторанный зал с высоким, стилизованным под волны промышленным потолком из металла, с небесно-голубым ковром и похожей на гигантский улей дровяной печью в торце, узнал прославленного скульптора, известную архитекторшу и как минимум одного популярного актера.

– Наслышан про вас с Шарлоттой, – сказал Ал. – Жаль, конечно.

Страйк заподозрил, что у брата есть с ней общие знакомые. Тот вращался в кругах бомонда, куда вполне мог входить и будущий виконт Крой.

– Ну, не знаю. – Страйк тоже пожал плечами. – Что ни делается, все к лучшему.

(В этом дорогом ресторане на берегу реки они сидели с Шарлоттой – это был последний счастливый вечер их совместной жизни. За ним последовали четыре взрывоопасных месяца, четыре изнурительных месяца вражды и мучений…. «Он был от тебя».)

Привлекательная девушка – Ал обращался к ней по имени – попросила их следовать за ней к столику; не менее привлекательный молодой человек принес меню. Страйк дождался, чтобы Ал заказал вино и чтобы официанты отошли на достаточное расстояние, после чего ввел брата в курс дела.

– Ровно четыре недели назад, – заговорил он, – писатель Оуэн Куайн повздорил здесь со своим литературным агентом. Надо думать, это видели все присутствующие. Куайн в ярости выбежал из ресторана и вскоре после этого – вероятно, через считаные дни, а может, и тем же вечером…

– …Он был убит, – подхватил Ал, слушавший с раскрытым ртом. – Я в газетах читал. И труп нашел не кто-нибудь, а ты.

Ал явно жаждал подробностей, но Страйк предпочел этого не замечать.

– Я допускаю, что здесь ловить нечего, но тем не менее…

– Так ведь уже известно, кто его кокнул: жена, – недоуменно перебил Ал. – На днях ее задержали.

– Жена ни при чем, – бросил Страйк и углубился в чтение меню.

Страйк давно заметил, что Ал, который всю жизнь сталкивался с многочисленными газетными утками по поводу своего отца и его семейства, почему-то не распространяет здоровое недоверие к британской прессе ни на какие другие сферы.

(Школа-пансион, где учился Ал, занимала два кампуса: летом базировалась у Женевского озера, а зимой переезжала в Гштаад, чтобы ученики после уроков могли кататься на лыжах и коньках. Ал дышал целительным горным воздухом и жил в свое удовольствие бок о бок с детьми других знаменитостей. Отдаленное злопыхательство таблоидов было для него не более чем фоновым шепотком… во всяком случае, именно так Страйк истолковал то немногое, что рассказывал ему Ал о своей юности.)