Шелкопряд - Гэлбрейт Роберт - Страница 75

– Здесь какая-то ошибка, – пробормотал он, адресуя свой упрек не то Робин, не то собственной персоне, не то сайту газеты «Гардиан», и оттолкнул от себя телефон.

– Значит, вы не помни…

– У вас все? – От раздражения он повысил голос. – Тогда всех благ, всех благ.

И Робин, видя упрямство обиженного старого эгоиста, вышла из магазина под звон колокольчика.

36

Страйку с самого начала казалось, что «Симпсонс-на-Стрэнде» – странный выбор, но Джерри Уолдегрейв назначил встречу именно там, и любопытство Страйка возрастало по мере приближения к внушительному каменному фасаду с вращающимися деревянными дверями, медными табличками и висячим фонарем. Вход обрамляла изразцовая кайма с рисунком из шахматных фигур. Хотя это было старинное лондонское заведение, Страйк здесь еще не бывал. Он предполагал, что сюда влечет состоятельных бизнесменов и заезжих гурманов. Однако, войдя в вестибюль, Страйк почувствовал себя как рыба в воде. «Симпсонс», элитный шахматный клуб восемнадцатого века, заговорил с ним на полузабытом языке сословной иерархии, упорядоченности и приличий. В вестибюле царили темные, неброские клубные цвета, какие выбирают мужчины без оглядки на женщин, высились толстые мраморные колонны, солидные кожаные кресла ждали бражников-денди, а за двустворчатой дверью, путь к которой лежал мимо гардероба, виднелся обшитый темным деревом ресторанный зал. Эта обстановка чем-то напомнила Страйку сержантские клубы, куда он частенько заглядывал во время службы. Не хватало только полкового знамени и портрета королевы.

Массивные стулья с деревянными спинками, белоснежные скатерти, серебряные блюда с гигантскими окороками… Заняв столик для двоих у стены, Страйк невольно подумал, как отнеслась бы Робин к такому кичливому оплоту традиций: с усмешкой или с раздражением.

Прождав минут десять, он наконец увидел Уолдегрейва, который подслеповато оглядывал зал. Страйк поднял руку, и Уолдегрейв неверной походкой направился к нему.

– Приветствую, приветствую. Рад видеть.

Его светло-каштановые волосы были всклокочены более обычного, а на лацкане мятого пиджака белела клякса зубной пасты. Через небольшой столик до Страйка долетал легкий алкогольный выхлоп.

– Спасибо, что вы согласились на эту встречу, – сказал Страйк.

– Совершенно не за что. Хочу быть полезным. Надеюсь, у вас нет возражений против этого места. Я потому его выбрал, – говорил Уолдегрейв, – что тут мы не рискуем столкнуться ни с кем из моих знакомых. Много лет назад меня впервые привел сюда отец. По-моему, с той поры здесь ничего не изменилось.

Круглыми глазами за стеклами очков в роговой оправе Уолдегрейв оглядел обильную лепнину над темными деревянными панелями. Ее неровный охристый цвет будто вобрал в себя многолетний табачный дым.

– Коллеги, наверное, вас и в рабочее время допекают? – спросил Страйк.

– К ним никаких претензий, – ответил Джерри Уолдегрейв, поправляя очки и жестом подзывая официанта, – но атмосфера сейчас буквально отравлена. Бокал красного, пожалуйста, – обратился он к подошедшему молодому официанту. – Любого, какое есть.

Но официант, на чьей куртке был вышит маленький шахматный конь, его не порадовал.

– Я направлю к вам сомелье, сэр, – сказал он и отошел.

– Видели часы над дверью? – спросил Уолдегрейв и опять поправил сползающие очки. – Говорят, они остановились в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом, когда сюда вошла первая женщина. Излюбленная шутка завсегдатаев. А на обложке меню написано «Карта блюд». Слово «меню» здесь не употребляют – в пику французам. Мой отец был от этого в восторге. Я тогда как раз поступил в Оксфорд, и отец хотел отметить это именно здесь. Он признавал только британскую кухню.

В речи Уолдегрейва сквозила нервозность. Впрочем, в присутствии Страйка люди редко сохраняли спокойствие. Сейчас был неподходящий момент, чтобы допытываться, помогал ли Уолдегрейв Куайну придумать сценарий убийства.

– А что вы изучали в Оксфорде?

– Английскую филологию, – вздохнул Уолдегрейв. – Отец кое-как смирился; он хотел, чтобы я пошел в медицину.

Пальцы Уолдегрейва забегали по скатерти в режиме арпеджио.

– В издательстве напряженная обстановка? – спросил Страйк.

– Не то слово. – Уолдегрейв огляделся в поисках сомелье. – Когда стало известно, как погиб Куайн, люди буквально с ума посходили. Как идиоты бешено стирают свои электронные сообщения, делают вид, что не имеют представления об этой книге, не знают, чем она заканчивается. Никто уже не смеется.

– А до этого смеялись? – спросил Страйк.

– Пожалуй… да, смеялись, пока считали, что Оуэн просто ушел в бега. Людей хлебом не корми – дай поиздеваться над влиятельными лицами. А этих двоих, Фэнкорта и Чарда, вообще недолюбливают.

Подошедший сомелье вручил Уолдегрейву карту вин.

– Закажу сразу бутылку, хорошо? – сказал Уолдегрейв, изучая ассортимент спиртного. – Я правильно понимаю: это с вас?

– Угу, – с легким содроганием ответил Страйк.

Джерри заказал бутылку «Шато Лезонгар», стоившую, как и опасался Страйк, пятьдесят фунтов; между тем в винной карте значились напитки и по две сотни.

– Итак, – с уходом сомелье редактор внезапно приободрился, – какие-нибудь догадки есть? Вы установили, кто это сделал?

– Пока нет, – ответил Страйк.

Воцарилось неуютное молчание. Уолдегрейв смутился и опять поправил очки на потном носу.

– Извините за любопытство, – пробормотал он. – Даже стыдно… защитная реакция. Это… Это убийство просто не укладывается в голове.

– У меня тоже, – поддакнул ему Страйк.

В порыве доверительности Уолдегрейв признался:

– Меня не покидает безумная мысль, что Оуэн сотворил это сам. Устроил спектакль.

– Неужели? – Страйк неотрывно наблюдал за Уолдегрейвом.

– Я знаю, такое невозможно, умом я понимаю. – Пальцы редактора бегло играли гамму. – Но в этом есть какая-то… какая-то театральщина… в том, как он был убит. Какой-то гротеск. И… страшно сказать… лучшая реклама, какую только можно придумать для книги. Господи, до чего же Оуэн обожал рекламу! Бедняга Оуэн. Как-то раз он мне поведал… я не шучу… он мне на полном серьезе рассказал, что в постели просит любовницу взять у него интервью. Объяснил, что это прочищает мысли. Я его спрашиваю: «А что у вас вместо микрофона?» Поддразнить хотел, понимаете? И как вы думаете, что мне ответил этот дурила? «Обычно шариковая ручка. Или что под руку попадется». – У Джерри вырвался хохоток, подозрительно смахивающий на рыдания. – Обормот несчастный, – выдавил он. – Бедолага. Проиграл по всем статьям. Зато Элизабет Тассел, будем надеяться, счастлива. Уж как она его накручивала.

К их столику подошел с блокнотом в руках все тот же официант.

– Что вы будете? – спросил Страйка редактор, близоруко вглядываясь в «карту блюд».

– Ростбиф, – ответил Страйк, который успел заметить, как серебряное блюдо на тележке подвозят к столам и отрезают ломтики мяса.

Полагающийся к ростбифу йоркширский пудинг он не пробовал давным-давно, с тех самых пор, когда в последний раз ездил в Сент-Моз навестить дядю с тетей.

Уолдегрейв заказал себе камбалу, а потом опять стал вертеть головой, высматривая сомелье. При его появлении редактор заметно успокоился и поудобнее устроился на стуле. Когда сомелье наполнил бокал, Уолдегрейв залпом сделал несколько глотков, как будто торопился подлечиться.

– Вы начали говорить, что Элизабет Тассел накручивала Куайна, – сказал Страйк.

– А? – Уолдегрейв приложил ладонь к уху, и Страйк вспомнил, что редактор глуховат.

В зале становилось шумно: посетителей прибывало. Страйк повторил свой вопрос громче.