Шелкопряд - Гэлбрейт Роберт - Страница 61

– Вы друзья мистера Чарда?

– Нас ожидают, – уклончиво ответил Страйк.

Длинная, извилистая подъездная дорога шла круто в гору; «лендкрузер» без труда преодолевал ночные заносы. Глянцевые листья рододендронов, растущих вдоль обочин, отказывались удерживать снежный груз, и стены густой листвы темнели на фоне белых россыпей. Перед глазами у Робин мелькали светящиеся точки. Завтракала она рано, а печенье, естественно, умял Страйк.

Ощущение легкой дурноты и некоторой нереальности происходящего не развеялось и после того, как она вышла из машины и рассмотрела Тайзбарн-Хаус, граничивший с густым лесом. Тяжеловесное, продолговатое здание явно перестроил архитектор не из робких: одна половина кровли была заменена листовым стеклом, а вторая, судя по всему, панелями солнечных батарей. От вида прозрачного дома, который на фоне яркого, светлого неба выглядел каким-то костлявым, у Робин поплыло в голове. Ей вспомнилась жуткая фотография в телефоне у Страйка: сводчатое пространство из стекла и света, где лежал изуродованный труп Куайна.

– Тебе плохо? – встревожился Страйк, заметив ее бледность.

– Все нормально, – сказала Робин, решившая поддерживать в его глазах свой героический ореол.

Полной грудью вдыхая свежий, морозный воздух, она ступала по гравию вслед за Страйком, на удивление ловко управлявшимся с костылями.

Молодой филиппинец без единого слова исчез. Парадную дверь открыл сам Дэниел Чард. Он встретил их в похожей на халат длинной шелковой блузе фисташкового цвета, с воротником-стойкой, и в просторных льняных брюках. Как и Страйк, он был на костылях: его левую ногу до колена обхватывал фиксирующий сапог на ремешках. Чард с болезненным смущением взглянул на болтающуюся пустую брючину – и несколько секунд не мог оторвать от нее взгляд.

– Ну вот, а вы думали, хуже, чем у вас, не бывает, – сказал Страйк, протягивая ему руку.

Скромная шутка не возымела действия. Чард не улыбнулся. Та атмосфера неловкости, обособленности, которая окружала его на издательском фуршете, сохранялась и здесь. Пожимая гостю руку, он даже не посмотрел ему в глаза, а вместо приветствия сказал:

– Я все утро думал, что вы отмените свой приезд.

– Да нет, добрались, – без всякой необходимости ответил Страйк. – Это моя помощница, Робин, она меня и привезла. Надеюсь…

– Нет, она не останется на морозе, – сказал Чард, хотя и без видимой приветливости. – Входите же.

Он посторонился, давая им возможность ступить через порог на медового цвета половицы, натертые до зеркального блеска.

– Можно вас попросить снять обувь?

Справа, из распашных дверей в кирпичной стене, появилась плотная немолодая филиппинка, со стянутыми в узел черными волосами. Одетая во все черное, она протягивала Страйку и Робин два белых полотняных мешочка, куда гости, видимо, должны были сложить уличную обувь. Робин справилась быстро и отдала свой мешочек обратно; ощущение голых досок под ногами почему-то внушало ей чувство неуверенности. Страйк остался стоять на здоровой ноге.

– Ох, – опомнился Чард, вновь уставившись на пустую брючину. – Нет, вероятно… мистеру Страйку лучше не снимать обувь, Ненита.

Женщина безмолвно ретировалась в кухню.

Почему-то в интерьерах Тайзбарн-Хауса у Робин усилилось головокружение. Огромное пространство не разделяли никакие перегородки. Второй этаж, куда пришлось подниматься по винтовой лестнице из стали и стекла, свисал на толстых металлических тросах откуда-то сверху. В вышине виднелась необъятная двуспальная кровать, на вид кожаная, а над ней, на кирпичной стене, красовалось гигантское распятие из колючей проволоки. Робин поспешила отвести глаза: тошнота сделалась невыносимой.

Почти всю мебель на втором этаже заменяли кубы, обтянутые белой или черной кожей. Вертикальные стальные радиаторы затейливо перемежались с нарочито простыми книжными стеллажами из дерева и металла. Центральное место в полупустом нижнем пространстве занимала мраморная скульптура в человеческий рост, изображавшая сидящего на утесе ангела с частично рассеченными черепом, животом и костью ноги. Одна открытая грудь – Робин не могла оторваться от мраморной статуи – состояла из жировых шариков на грибовидном полукружье мышц. Ну не смешно ли мучиться дурнотой, если это рассеченное тело всего лишь изваяно из холодного, чистого камня и его бесчувственная белизна ничем не напоминает гниющий труп, запечатленный в памяти мобильного телефона Страйка… не смей об этом думать… нужно было попросить, чтобы Страйк оставил хотя бы одно печенье… у нее на лбу и над верхней губой выступили капельки пота…

– Что с тобой, Робин? – резко спросил Страйк.

По выражениям лиц обоих мужчин Робин поняла, что смертельно побледнела; ее страх упасть в обморок только усиливался от мысли, что она стала помехой Страйку.

– Извините, – проговорила она застывшими губами. – Долгая поездка… мне бы стакан воды…

– Хм… ну что ж, – протянул Чард, как будто вода была у него на вес золота. – Ненита!

Тут же появилась женщина в черном.

– Девушка просит стакан воды, – сказал издатель.

Ненита жестом предложила Робин проследовать за ней в кухню. Сзади по деревянному полу глухо стучали костыли Чарда. Робин успела разглядеть стальные кухонные поверхности, побеленные стены, знакомого молодого филиппинца, колдовавшего над большой сковородой, – и сама не заметила, как опустилась на низкий табурет.

Она думала, что Чард пошел за ними потому, что беспокоился о ее самочувствии, но, когда Ненита сунула ей в руки холодный стакан, издатель заговорил с кем-то другим поверх головы Робин.

– Спасибо, что привел в порядок ворота, Мэнни.

Юноша не ответил. Робин услышала, как застучали костыли, а потом распахнулись кухонные двери.

– Это я виноват, – сказал Страйк издателю, когда тот вернулся. Его и впрямь мучила совесть. – Подъел все, что она взяла в дорогу.

– Ненита, вероятно, сможет ее покормить, – сказал Чард. – Присядем?

Страйк двинулся за хозяином мимо мраморного ангела, туманно отражавшегося в натертом полу. Под стук двух пар костылей они прошли в дальний конец зала, где излучала приятное тепло черная дровяная печь.

– Потрясающий дом, – сказал Страйк, выбрав для себя черный кожаный куб самого большого размера, и положил рядом с собой костыли.

Комплимент был неискренним; Страйк предпочитал комфорт и функциональность, а в доме Чарда все играло на внешний эффект.

– Да, я тесно сотрудничал с архитекторами, – слегка оживился Чард. – Вот там у меня студия, – он указал на пару неброских дверей, – и бассейн.

Он тоже сел и вытянул перед собой медицинский сапог.

– Как это случилось? – Страйк кивнул на сломанную ногу хозяина дома.

Чард ткнул костылем в сторону винтовой лестницы из стекла и металла.

– Представляю, какая была боль, – сказал Страйк, прикидывая высоту падения.

– Хрустнуло так, что эхо прокатилось, – с непонятным удовлетворением подтвердил Чард. – Никогда бы не подумал, что перелом можно услышать. Хотите чаю, кофе?

– Если можно, чаю.

Издатель поставил здоровую ногу на латунную пластинку возле своего места. Легкое нажатие – и из кухни появился Мэнни.

– Чайку, пожалуйста, Мэнни, – сказал Чард с теплотой, совершенно неприсущей его манере.

Юноша, по-прежнему смурной, тут же исчез.

– Это – Сент-Майклс-Маунт{20}? – спросил Страйк, указывая на висевшую рядом с печкой небольшую картину – образчик наивной живописи по дереву.

– Кисти Альфреда Уоллиса{21}. – Чард вновь едва заметно воодушевился. – Простота форм… первозданная наивность. Мой отец знал его лично. Уоллис всерьез занялся живописью на восьмом десятке. Вы знаете Корнуолл?

– Я там вырос, – ответил Страйк.

Но Чарда больше увлекал Альфред Уоллис. Еще раз подчеркнув, что художник нашел свое истинное призвание только на склоне лет, он пустился в рассуждения о его творчестве. Полное отсутствие интереса со стороны слушателя осталось незамеченным. Чард не имел привычки смотреть в глаза собеседнику. Взгляд издателя скользил от картины к различным деталям необъятного кирпичного интерьера, лишь случайно падая на Страйка.