Сокровище чернокнижника - Кузнецова Наталия Александровна - Страница 14

– Это что – бриллианты? – спросил он, ткнув в него пальцем.

– По-моему, рубины, причем темно-красные, – ответил Павел Демидович. – Камни эти, кстати, тоже драгоценные, как и бриллианты. На Руси их называли яхонтами. Крупные, без изъянов, рубины встречаются даже реже, чем алмазы.

Стараясь не показать свою заинтересованность, Ромка отхлебнул свой чай, надкусил печенье, а потом, как бы невзначай, спросил:

– А где они сейчас, эти рубины?

– Не знаю, я о них ее никогда не спрашивал. Вот сейчас увидел – и вспомнил. Она и без украшений была хороша, – вздохнул старик, вспомнив прошлое.

Но Ромка не отступал:

– А еще Эля сказала, что Софья Яковлевна – родственница Якова Брюса. Об этом вы знаете?

– Еще бы. – Павел Демидович полез в один из ящиков стола, в которых у него хранилась коллекция открыток, и достал оттуда одну из них. – Вот это – ее предок, знаменитый Яков Брюс. У нее такая открытка тоже есть.

Ромка первым потянулся к небольшой картонке. Так вот он какой, этот легендарный сподвижник Петра Первого. Сдвинув брови и сурово нахмурившись, на него смотрел немолодой мужчина в шляпе с пером, из-под которой стекали крутые кудри длинного светлого парика. Он казался недоступным, непонятным и впрямь похожим на колдуна. Живи Брюс сейчас, лично он, Ромка, никогда бы не осмелился к нему подойти с каким-нибудь вопросом.

– И кем она ему приходится?

Павел Демидович пожал плечами:

– Теперь и не сообразишь. Впрочем, у Сони где-то хранится генеалогическое древо – она сама его составила, когда все вдруг заинтересовались своим происхождением.

– А ожерелье не могло ей достаться по наследству от самого Брюса? – не отставал Ромка.

– Не знаю, – сказал старик и удивился: – Надо же, прошла целая жизнь, а я даже такую мелочь не удосужился выяснить. Но очень может быть, что и от него. Рубины в те далекие времена были в большой чести. Куда же она могла деть это свое ожерелье?

«Ничего себе мелочь, – подумал Ромка, – если из-за нее происходят такие странные события. Впрочем, теперь все ясно и понятно: Димка этот снимок видел? Видел. О завещании знает? Не может не знать. Вот и решил нагреть старушку. Только как его уличить?»

Дверь приоткрылась, в нее заглянул легкий на помине Димка.

– Дедушка, я пошел. До свидания, – кивнул он гостям, и Ромка снова заметил желтую букву «С» на носках его обуви.

– Вы только посмотрите, какое странное совпадение, – с выражением чрезвычайного удивления проговорил он. – У меня с вашим внуком одинаковые кроссовки.

Павел Демидович внимательно оглядел Ромкины ноги – в этом доме не было принято разуваться у входа – и, слегка поразмыслив, сказал:

– Ничего странного в этом нет. Тебе их из Америки, наверное, привезли?

– Угу. – Ромка повернул голову к Эле: – Ты мои кроссовки сама покупала?

– Ну да, – кивнула американка. – Лидочка как-то раз попросила меня поездить с ней по магазинам и помочь собрать несколько посылок. Мы заехали с ней в супермаркет, выбрали самые симпатичные кроссовки, я и решила купить такие же и для тебя. А что, они тебе не нравятся?

– Что ты, очень нравятся! – воскликнул Ромка. – Лучше и быть не может.

– А одну из своих посылок Лидуся Диме с Олеськой прислала. Там и кроссовки были, – подтвердил генерал.

– А кто это – Олеся? – спросила Лешка.

– Внучка моя. Тебе, Оленька, сколько лет?

– Мне – тринадцать, а Ромке уже четырнадцать.

– А Олеське нашей, надо же, почти семнадцать, – сам тому удивившись, как быстро выросли его внуки, сказал Павел Демидович. – А мне она все ребенком кажется.

– А где ваша внучка сейчас?

– В музыкальном училище. А вот и она, наверное. – Услышав звонок, старик поднялся с кресла и пошел открывать дверь.

Не усидев, брат с сестрой поспешили за ним.

Увидев внучку Павла Демидовича, Ромка прямо-таки обомлел. Перед ним стояло прямо-таки небесное создание. Если бы он не знал, сколько этой девочке лет, то подумал бы, что она Лешкина ровесница.

– Здравствуйте, – мелодичным голоском сказало создание, снимая шубку и маленькие сапожки и оставаясь в похожем на кукольное платьице с кружевным воротничком. Тоненькая, изящная, с кудрявой головкой, огромными миндалевидными глазами, маленьким прямым носиком и чуть припухлыми губками, она казалась такой же гостьей из прошлого, как все предметы в этом, ни на какой другой не похожем доме. – Вы кто?

– Я – Рома. Она – Лешка, то есть Оля, моя сестра. Мы с Элей – она приехала из Америки – это… заехали за твоим дедушкой, чтобы отвезти его к Софье Яковлевне, – слегка заикаясь, сообщил Ромка.

– Я знаю, что бабушка Соня в больнице. Очень жаль. Может быть, она еще и поправится, – не без грусти сказала Олеся.

– Врачи говорят, что надежда есть, – поддакнула Лешка, не отрывая от нее глаз.

Олеся двинулась вперед по длинному коридору. Глядя на нее, Лешке тут же захотелось избавиться от своего мальчишеского обличья и тоже носить платья, чтобы стать такой же хрупкой и женственной.

В своей комнате Павел Демидович с гордостью представил Эле свою внучку. Познакомившись с гостьей, Олеся увидела лежащий на столе старый альбом, полистала его и наткнулась на тот самый снимок, который они только что рассматривали.

– Вы здесь такие молодые, счастливые… – вздохнув, сказала она.

– А ты раньше эту фотографию, что ли, не видела? – удивился Ромка.

– Видела, но очень давно, – захлопнув альбом, ответила девушка. – Бабушка Соня была красавицей! Я тоже бы хотела ее навестить. Она уже может говорить?

– Пока нет. Значит, поедешь к ней с нами?

Но Олеся отказалась:

– Сейчас нет. В другой раз. Мне заниматься надо. – Она вышла, и через некоторое время в соседней комнате зазвучало старинное пианино. Очевидно, прадедушкины гены давали о себе знать.

– Она у вас, конечно, отличница, – утвердительно произнес Ромка.

– Да, Олеся хорошо учится, – подтвердил Павел Демидович.

– А спортом она, случайно, не занимается? – не смогла не поинтересоваться Лешка, тут же вспомнив известную фразу из кинофильма «Кавказская пленница»: «Отличница, комсомолка, спортсменка…»

– Занимается, – кивнул Павел Демидович.

Лешка не стала уточнять, каким именно. И так все ясно. Впрочем, такой, наверное, и должна быть генеральская внучка и правнучка друга самого Римского-Корсакова: умной, красивой, хорошо воспитанной и прекрасно одетой.

А Ромка сморщился, сразу вспомнив о своих несделанных уроках. Конечно, если бы эта чистюля занималась всякими расследованиями и поисками неизвестных преступников, ей некогда было бы получать свои пятерки и стучать по клавишам пианино.

Эля взглянула на часы и поднялась:

– Пора, пожалуй.

Павел Демидович встал тоже и вдруг, побледнев, опустился снова на свое кресло.

– Я, кажется, немножко не рассчитал свои силы, – с виноватой улыбкой сказал он.

– Опять сердце? Может быть, вам «Скорую» вызвать? – встревожилась Эля.

– Нет, не надо ничего. Это просто слабость после больницы. Привык целыми днями валяться в постели, а сегодня весь день провел на ногах. Отдохну – и все пройдет. Извините, что отнял у вас столько времени. Сонечке привет передайте, скажите, что у меня все хорошо и что скоро я приеду к ней сам.

Дверь за ними закрыла Олеся.

– Ты проследи, чтобы с дедом ничего не случилось, – на прощание сказал ей Ромка.

– Обязательно, – ответила она нежным голосом.

– А теперь поспешим в больницу! – Эля, как обычно, подняла у дороги руку, подзывая машину. – Убедимся, что там все в порядке, чтобы я могла сообщить об этом вечером Лиде. Или вы хотите домой?

– Нет, мы с тобой, – замотал головой Ромка.

В палату к Софье Яковлевне зашли все трое. В ответ на Эллин вопрос, как она себя чувствует, старушка улыбнулась и моргнула сразу двумя глазами. А вслед за тем губы ее зашевелились, и она чуть слышно, с огромным трудом произнесла:

– Киса.

– С вашей кошкой все в порядке! – воскликнула Лешка. – Мы ее каждый день навещаем. И цветы поливаем, – добавила она, решив, что если герань, вытянутая Ромкой из горшка и воткнутая обратно, все-таки завянет, то она раздобудет новую, точно такую же, и Софья Яковлевна ничего не заметит.