Уитни, любимая - Макнот Джудит - Страница 58

«Веселье, – печально думала Уитни, сидя за ужином вместе с гостями, – отнюдь не бальзам для страдающей души, а скорее раздражитель». Но, впрочем, вряд ли нашлось бы средство, способное ей помочь. В попытке немного исправить окончательно испорченное настроение она уделила своей внешности больше внимания, чем обычно, и даже надела одно из новых платьев, плод вдохновения парижского портного, из нежно-голубого шелка, а к нему – украшения из сапфиров, окруженных бриллиантами, купленные в последний день пребывания во французской столице. Волосы были просто зачесаны назад и скреплены бриллиантовым зажимом; густая копна свободно спадала по плечам и спине.

Лишь одна мысль неотрывно терзала Уитни: оказывается, она ничем не лучше обыкновенной содержанки! Он платил за одежду драгоценности и даже белье!

В довершение к чувству омерзения, которое девушка испытывала к себе, липкий взгляд кузена Катберта продолжал скользить по ее корсажу, словно пытаясь обнаружить, что спрятано за голубым шелком. Уитни заметила также, что отец ведет себя с деланным добродушием и гостеприимством: он уже несколько раз объявил, как счастлив видеть под крышей своего дома наконец-то собравшихся вместе родственников и как жаль, что завтра все разъезжаются. Однако Уитни неожиданно пришло в голову, что он говорит искренне. Ведь пока гости в доме, он может чувствовать себя в безопасности от неминуемого взрыва ярости Уитни. Ну что же, тем лучше. Значит, отец не подозревает, что она и не собирается выяснять с ним отношения. Там, в душе, где когда-то что-то теплилось к нему, теперь лишь ледяная пустота.

После ужина джентльмены, насладившись прекрасным портвейном и сигарами, присоединились к дамам, собравшимся в гостиной, где уже были приготовлены столы для виста. Катберт немедленно устремился к Уитни. Лысый, напыщенный человечек, по мнению Уитни, совершенно омерзительный, он, однако, явно вознамерился провести вечер в ее обществе. Пробормотав несвязные извинения насчет нежелания играть в карты, Уитни поспешно встала и покинула комнату.

Она прошла через коридор и скользнула в дверь библиотеки, но не смогла найти ничего интересного среди стоявших на полках книг. В обоих салонах гости были заняты комнатными играми, а в гостиной ее подстерегал кузен Катберт. Ни при каких обстоятельствах Уитни не могла больше вынести общения с ним. Оставалось либо вернуться в спальню, либо укрыться в отцовском кабинете.

Она выбрала последнее и, попросив Сьюелла принести колоду карт и подложить поленьев в огонь, уселась у камина на стул с высокой спинкой.

«Я становлюсь отшельницей», – думала она, медленно тасуя карты.

Послышался звук открываемой двери.

– Что там, Сьюелл? – осведомилась Уитни не оглядываясь.

– Это не Сьюелл, кузина Уитни, – пропел ненавистный голос. – Это я, Катберт.

Кузен подошел поближе и встал около стула, где мог беспрепятственно разглядывать сливочно-белые округлости, поднимавшиеся над вырезом корсажа.

– Чем вы заняты?

– Это называется солитер, – сухо, почти грубо бросила Уитни. – Или «Наполеон на острове Святой Елены». В него может играть только один человек.

– Никогда не слышал о таком, – заявил Катберт. – Вы должны мне показать, как это делается.

Стиснув зубы, Уитни продолжала раскладывать карты, и каждый раз, когда она наклонялась, Катберт тоже перегибался вперед, делая вид, что заинтересован солитером, а на самом деле заглядывал ей за корсаж. Наконец Уитни окончательно потеряла терпение, швырнула карты на столик и вскочила.

– Неужели необходимо глазеть на меня подобным образом? – прошипела она разъяренно.

– Да! – выдохнул Катберт, хватая ее за руки и пытаясь притянуть к себе. – Необходимо.

– Катберт, – зловеще предостерегла его Уитни, – даю вам три секунды на то, чтобы убрать от меня руки, прежде чем я закричу на весь дом.

Как ни странно, Катберт немедленно послушался и разжал пальцы, но не отошел, а, повалившись на колени, положил руку на сердце, очевидно, готовясь сделать предложение.

– Кузина Уитни, – хрипло пробормотал он, раздевая ее похотливым взглядом, – я должен высказать вам, что у меня на уме и сердце…

– Я прекрасно знаю, что у вас на уме, – перебила Уитни, уничтожающе фыркнув. – Вы весь ужин бесстыдно пялились на меня!

– Но я должен сказать! – визгливо настаивал Катберт.

Его руки потянулись к подолу голубого платья, и Уитни брезгливо подобрала юбки, почти убежденная, что он собирался приподнять их и попытаться разглядеть ее ноги. Лишенная опоры рука вернулась на прежнее место, ближе к сердцу.

– Я восхищаюсь вами всеми фибрами своего существа. И питаю глубочайшее уважение к… – Катберт, неожиданно осекшись, умолк, с ужасом уставясь куда-то в пространство.

– Искренне надеюсь, – лениво протянул с порога веселый голос, – что я не помешал ничьим изъявлениям чувств.

Клейтон подошел поближе к Уитни и до тех пор мерил ироническим взглядом рассерженного Катберта, пока тот наконец не поднялся, неуклюже споткнувшись при этом.

– Моя кузина учила меня новой игре, в которой участвует лишь один человек, – выдавил он.

Добродушно-веселое выражение лица Клейтона мигом испарилось. Коротким кивком показав на дверь, он предложил:

– Теперь вы всему научились, и поэтому предлагаю пойти и немного попрактиковаться.

Катберт стиснул кулаки, поколебался, еще раз отметил холодную решимость в глазах противника и счел за лучшее исчезнуть. Подождав, пока за ним закрылась дверь, Уитни облегченно вздохнула.

– Спасибо, – благодарно начала она, – я…

– Я должен бы свернуть вам шею! – взорвался Клейтон.

Слишком поздно Уитни поняла, что следовало хотя бы не опираться на «больную» ногу.

– Позвольте поздравить вас с сегодняшними блестящими достижениями, мадам, – мрачно объявил он. – Менее чем за двенадцать часов вы ухитрились перетянуть Уиткома на свою сторону и сделать из Катберта покорного раба.

Уитни молча уставилась на герцога. Хотя его тон был далек от шутливого, однако уголок рта подозрительно дернулся в гримасе, сильно похожей на улыбку. Подумать только, а она тряслась от страха при одной мысли о том, в каком он, должно быть, бешенстве!

– Вы настоящий дьявол, – прошептала она, не зная, то ли смеяться, то ли наброситься на него.

– Вряд ли вас можно посчитать ангелом, – издевательски бросил Клейтон.

Весь день Уитни терзалась противоречивыми эмоциями: гневом, страхом, тоской и обидой, – не зная, что ожидает впереди и какова будет месть Клейтона. И теперь, глядя в красивое лицо человека, который вовсе не собирался преследовать ее и, очевидно, забавлялся происходящим, девушка потеряла последние остатки самообладания. Зеленые глаза затуманились слезами усталого облегчения.

– Это был самый ужасный день, – прошептала она.

– Вероятно, потому что вы тосковали по мне, – заметил он так язвительно, что плечи Уитни затряслись от подавленного смеха.

– Тосковала по вас? – хихикнула она. – Да я с радостью вонзила бы вам кинжал в сердце!

– Но тогда мой призрак преследовал бы вас до могилы, – угрожающе пообещал он.

– И это единственная причина, почему вы еще живы, – пояснила девушка.

И тут веселый смешок почему-то закончился сдавленными рыданиями, и по щекам потекли слезы.

Клейтон нежно обнял ее за плечи, предлагая безмолвное утешение, и Уитни приняла его. Повернувшись к нему, она уткнулась лицом в его фрак цвета голубиного крыла и выплакала свои беды и неудачи в объятиях человека, ставшего их причиной. Наконец соленый поток иссяк, но Уитни не спешила отстраниться и крепче припала щекой к теплой, мускулистой, надежной груди.

– Чувствуете себя получше? – пробормотал он.

Уитни покорно кивнула и, взяв протянутый платок, вытерла глаза.

– Последний раз я плакала, когда мне было двенадцать лет, но с тех пор, как вернулась домой, только и делаю, что рыдаю. – Подняв голову, она неожиданно заметила в его глазах нечто вроде мучительного сожаления и тихо сказала: – Могу я спросить у вас кое-что?