Уитни, любимая - Макнот Джудит - Страница 3

– Добрый день, тетя Энн и дядя Эдвард. Как поживаете?

И, глядя вслед удалявшемуся Полу, машинально потянулась к подолу несуществующей юбки, но тут же поняла свою ошибку и ухитрилась сделать комический реверанс в мужских штанах. Она, конечно, заметила, как нахмурилась тетка, но лишь гордо подняла подбородок:

– Можете быть уверены, тетя, ту неделю, что вы пробудете здесь, я попытаюсь не выставлять себя на посмешище!

– Неделю, что мы пробудем здесь? – охнула леди Джилберт, но Уитни была слишком поглощена видом Пола, подсаживавшего Элизабет в свой двухколесный экипаж, чтобы заметить удивление на лице тетки.

– До свидания, Пол, – окликнула она, беспорядочно размахивая руками.

Пол оглянулся и тоже поднял руку в молчаливом прощании.

До нее снова донесся смех. Легкие коляски быстро помчались по подъездной аллее, унося седоков на пикник или другое такое же восхитительно веселое развлечение, куда Уитни никогда не приглашали, поскольку она была слишком молода.

По пути к дому леди Энн буквально раздирали противоречивые эмоции: сочувствие к Уитни и ярость на Мартина, так унизившего дочь перед посторонними. Кроме того, она была потрясена видом племянницы в мужском костюме, резвившейся на спине лошади, и совершенно ошеломлена тем открытием, что Уитни, чью мать можно было назвать лишь миловидной, обещала стать настоящей красавицей.

Правда, пока она была слишком худа, но даже сейчас, после этой позорной сцены, впав в немилость, держалась прямо и шагала с природной грацией, едва заметно, соблазнительно покачивая бедрами. Энн улыбнулась, сообразив, как неприлично это выглядит, как вызывающе облегает колючая ткань стройные ноги, как подчеркивает обрывок веревки узенькую талию, которой не нужны никакие корсеты, как меняют цвет глаза под густыми черными ресницами – от зеленоватого, цвета морской волны, до темно-нефритового. А эти волосы! Беспорядочная грива, масса локонов оттенка темного красного дерева! Все, что требуется, – аккуратно подровнять их и расчесывать, пока не заблестят!

Энн положительно не терпелось немедленно приступить к делу. Мысленно она уже изыскивала способы подчеркнуть необыкновенные глаза Уитни и высокие скулы. Нужно убрать волосы со лба и уложить на голове короной так, чтобы лишь две пряди спадали на уши… или просто откинуть назад и распустить мягкими волнами по плечам…

Как только они вошли в дом, Уитни, пробормотав извинения, поднялась к себе и в отчаянии бросилась в кресло, с ужасом воскрешая в памяти унизительный скандал, свидетелем которого стал Пол. Как мог отец так грубо стащить ее с коня, а потом кричать при всех! Тетя и дядя, несомненно, вне себя от ужаса, и все из-за ее отвратительной выходки! Щеки Уитни горели от стыда при одной мысли о том, как, должно быть, они презирают ее.

– Уитни? – шепнула Эмили, прокравшись в комнату и осторожно закрывая за собой дверь. – Я вошла через черный ход. Твой отец очень сердится?

– Зол, как сам дьявол, – подтвердила Уитни, разглядывая собственные ноги. – Наверное, я все испортила, как ты считаешь? Все надо мной смеялись, и Пол это слышал. И теперь, когда Элизабет исполнилось семнадцать, он, конечно, сделает ей предложение, прежде чем получит хотя бы малейший шанс понять, как любит меня.

– Тебя? – ошеломленно повторила Эмили. – Уитни Стоун, да он бегает от тебя как от чумы, и ты прекрасно знаешь это! И кто его осудит, особенно после тех неприятностей, которые ты доставила ему в прошлом году!

– Не так уж много, – запротестовала Уитни, неловко заерзав в кресле.

– Нет? А как насчет той проделки, которую ты сыграла с ним в канун Дня всех святых? Кто выскочил на дорогу прямо перед его экипажем с диким воплем, как банши[1], да еще в костюме привидения, так, что лошади испугались?

Уитни побагровела.

– Ну… не настолько уж он рассердился… и коляска осталась цела. Только ось поломалась, когда она перевернулась.

– Да, и нога Пола, – напомнила Эмили.

– Но она быстро зажила, – возразила Уитни, уже почти забыв о прошлых неудачах и явно подыскивая способы вновь привлечь внимание Пола. Девушка вскочила и медленно обошла комнату. – Необходимо придумать что-то… даже если придется для этого похитить Пола.

Лукавая улыбка осветила измазанное грязью личико, и Уитни развернулась с такой скоростью, что Эмили испуганно сжалась.

– Эмили, одно совершенно ясно – он не подозревает, что неравнодушен ко мне. Правда?

– Вернее сказать, ему совершенно безразлично, есть ты на свете или нет, – насторожилась Эмили.

– Следовательно, будет правильнее сказать, что он не сделает мне предложения без дополнительного стимула. Согласна?

– Да он под дулом пистолета не сделает тебе предложения, и ты прекрасно понимаешь это. Кроме того, ты слишком молода, чтобы выйти замуж, даже если…

– При каких обстоятельствах, – торжествующе перебила Уитни, – джентльмен обязан предложить руку леди?

– Понятия не имею. Кроме, конечно, случая, когда он скомпрометирует ее… Уитни, нет! Ни за что! Запомни, на этот раз я тебе не помощница!

Уитни, вздохнув, снова бросилась в кресло, вытянув длинные ноги. Совершенно неуместный смешок сорвался с ее губ, едва ее осенила крайне непристойная идея.

– Если бы только я могла ослабить… ну, знаешь, выдернуть чеку на колесе, так, чтобы оно слетело не сразу, а потом попросить Пола повезти меня на прогулку… Тогда к тому времени, как мы вернемся или кто-нибудь придет на помощь, будет уже ночь, и ему волей-неволей придется просить моей руки у отца. – И, не обращая внимания на осуждающий взгляд Эмили, девушка продолжала – Подумай только, какой восхитительный поворот старого сюжета! Молодая леди похищает джентльмена, и его репутация настолько запятнана, что девушку принуждают выйти замуж, чтобы все уладить! Прекрасный роман мог бы получиться! – добавила она, восхищенная собственной изобретательностью.

– Я ухожу! – объявила Эмили и решительно зашагала к двери, но у самого порога остановилась и обернулась к Уитни: – Твои тетя и дядя все видели. Придумай лучше, как ты собираешься объяснить эти бриджи и скачку на лошади.

Лицо Уитни помрачнело.

– Ничего я не собираюсь объяснять – это не поможет. Но зато, пока они будут здесь, я намереваюсь показать пример добродетели, воспитанности и послушания. – И, заметив полный сомнения взгляд Эмили, пообещала: – Кроме того, я решила держаться подальше от родственников и видеться с ними лишь за столом. Думаю, я способна вести себя, как Элизабет, по крайней мере три часа в день.

Уитни сдержала обещание. За обедом, после душераздирающего рассказа дядюшки о жизни в Бейруте, где он служил в британском консульстве, девушка только пробормотала:

– Как поучительно, дядя, – хотя сгорала от желания забросать его вопросами. И после живописного описания Парижа и захватывающих дух увеселений столицы Уитни вежливо отозвалась: – Как интересно, тетя.

И не успели обедающие встать из-за стола, как девушка извинилась и исчезла.

Прошло три дня, и попытки Уитни стать послушной и скромной или по крайней мере невидимой оказались настолько успешными, что Энн начала спрашивать себя, уж не померещилась ли ей эта бунтарская выходка, которую она наблюдала в день приезда. А может, девушка просто невзлюбила ее и Эдварда?

На четвертый день, когда Уитни позавтракала еще до того, как остальные проснулись, и немедленно растворилась где-то, Энн решила узнать правду. Она обыскала весь дом, но Уитни нигде не оказалось. Не было ее и в саду. Не брала она и лошадь из конюшни – это подтвердил конюх. Щурясь на ярком солнце, леди Джилберт огляделась, гадая, где может проводить весь день пятнадцатилетняя девочка. И тут на вершине холма, возвышавшегося рядом с поместьем, она заметила ярко-желтое пятно.

– Вот ты где! – выдохнула Энн, открывая зонтик и решительно пересекая лужайку.

Уитни не замечала тетку, пока не стало слишком поздно. Сожалея, что не нашла лучшего укрытия, девушка попыталась придумать невинную тему, на которую можно беседовать без страха показаться невеждой. Одежда? Но Уитни ничего не понимает в модах, да ей это и совершенно безразлично – она все равно выглядит ужасно, что ни надень. Какое платье может исправить внешность девушки с кошачьими глазами, волосами цвета глины и веснушками на носу? Кроме того, она слишком высокая, слишком худая, и если милостивый Господь намеревается все же дать ей некое подобие груди, то, кажется, совсем не торопится.