Гатчинский коршун (СИ) - Величко Андрей Феликсович - Страница 22

“Уважаемый Иосиф Виссарионович! Ей-богу, зря это вы собрались Тифлисский банк грабить. Во-первых, как-нибудь при случае плюньте в рожу тому козлу, который вам наплел, что там почти полмиллиона. На самом деле там и пятидесяти тысяч не наберется, зато есть засада. Вооруженная, между прочим, автоматами - если вы еще не видели их в действии, то смотреть лучше не на себе.

Я прекрасно понимаю, что вам нужны деньги. Но ведь не дырка же в голове в нагрузку! И, как человек, искренне сочувствующий вашему делу, осмелюсь предложить свою помощь. Это не насмешка и не ерничанье - я действительно хочу, чтобы рабочие и крестьяне не подвергались эксплуатации, чтобы у власти было не тупое чиновничье быдло, а лучшие представители трудящихся, и так далее… Правда, я расхожусь с вами относительно последовательности достижения этих благородных целей, а так же мест, откуда следует начинать работу по освобождению труда, но это, надеюсь, не помешает нам взаимовыгодно сотрудничать. Если вам это интересно, то подательница сего письма немедленно вручит вам пятьдесят тысяч на дорогу и за беспокойство - жду вас в гости. Даю слово - у меня вам ничего не угрожает. Более того, если мы не сможем прийти к общему мнению, у вас будут сутки форы, в течение которых мои агенты и пальцем не шевельнут по поводу вашей поимки. А если договоримся, то заниматься всякой мелочью наподобие грабежа банков вам станет абсолютно ни к чему - таких денег, которые я готов вкладывать в совместные предприятия, там все равно нет.

С уважением Г.А. Найденов.”

Радиограмма из Тифлиса в Гатчину:

“Задание выполнено, Коба выехал, Камо, как и предполагалось, пошел на обострение. Ликвидирован. Агент 1203”.

В конце августа я занялся делом, живо напомнившим мне юность - а именно как я, студент-первокурсник МАИ, готовился к экзамену по предмету, на лекциях по которому в основном читал художественные книжки, а на семинарах спал с открытыми глазами - то есть истории КПСС. И вот, спустя сорок лет, мне вновь предстояло внимательно изучить материалы третьего съезда РСДРП - гораздо вдумчивей, чем во времена студенчества.

Данное действо проходило на три месяца позже, чем в нашей истории, и не в Лондоне, а в Амстердаме - это было связано с тем, что там моим службам было существенно проще работать. Двухэтажный дом в конце Царпетерстраат был снят заранее, потому как оборудование помещений микрофонами и прочим требовало определенного времени. Заседания съезда проходили в большом холле, а жили делегаты тут же, в комнатах второго этажа. Первый занимали апартаменты домовладельца, в данный момент за наш счет отдыхающего в Ницце, и комнаты обслуги.

Как и положено, съезд начался с избрания Ильича председателем. После чего свежеизбранный тут же толкнул сорокаминутную речь, клеймящую меньшевиков за раскол в партии - они даже не приезжали сюда, а сразу учинили альтернативное действо в Швейцарии, обозвав его “конференцией”.

По не зависящим от него обстоятельствам Красин не смог приехать в Амстердам, но зато вместо него там был молодой, но подающий большие надежды “чудесный грузин”, то есть товарищ Коба. Ему и было предоставлено следующее слово, для доклада о деятельности партийных ячеек Закавказья. Задача у него была не очень легкой - потому как по факту имел место быть натуральный разгром, нефтеприиски - это не Иваново, и терпеть там всякую вооруженную оппозицию я был категорически не согласен. Правда, небольшая часть осталась на свободе - просто потому, что их руководители сделали правильные выводы из бесед с представителями шестого отдела.

Будущий товарищ Сталин поведал делегатам, что революционная борьба в Закавказье имела большие успехи, но, к сожалению, достигнутые слишком дорогой ценой. В настоящее время происходит спад революционной активности масс, вынужден был признать докладчик. Дальше он подчеркнул, что, по его мнению, в условиях империализма, имеющего откровенно международный характер, ограничение деятельности партии одной страной является неправильным.

В этом месте кто-то, кажется Глебов, неорганизованно вякнул с места что-то о Втором Интернационале, но тут же заткнулся под укоризненным взглядом Анны Лапшинской - секретаря, ближайшей помощницы и вообще подруги Ленина. Многие в партии уже уяснили, что ссориться с этой милой и улыбчивой девушкой очень вредно для самочувствия…

- Второй Интернационал есть чисто совещательный орган, что не отвечает задачам текущего момента, - отреагировал докладчик. - Кроме того, наметившаяся в последнее время тенденция к соглашательству ставит под очень серьезное сомнение будущее этой организации. Нужен новый интернационал - свободный от любых признаков соглашательства, стоящий на коммунистической платформе и имеющий четкую организацию. Вношу это на рассмотрение съезда, - закончил докладчик.

Потом начался бардак. Богданов вдруг потребовал отчета - откуда взялись деньги?

- Из Тифлисского и Московского промышленного банков, - ответил чистую правду Коба. Действительно, именно там он их и получал. Последовавшее за этим объяснением требование подробностей он отмел как не соответствующее азам конспирации, но предложил почтить память погибшего в борьбе товарища Камо минутой молчания. Депутаты помолчали, осмысливая ситуацию, но потом снова возбудились. Луначарский с Воровским, перебивая друг друга, начали вдруг интересоваться судьбой батумского полицмейстера (если лицо, сидящее на такой должности, крутит шашни с анархистами, медицина тут бессильна, считал я, ну и отдал соответствующий приказ), каких-то присяжных поверенных из Баку… Наша партия всегда была против индивидуального террора! - возмущенно подытожил Луначарский.

Так в чем вопрос, подумал я, вас же двое, так что в полном соответствии с устремлениями партии вот лично к вам применим массовый - ибо нефиг лезть не в свое дело. Вообще, надо заметить, до должного единства в партии было еще ой как далеко.

Потом, минут через десять, народ утихомирился, и Богданов зачитал свой доклад об отношении к политике правительства и участии партии в работе легальных выборных органов типа Собора. По его словам выходило, что текущая политика российских властей есть результат их испуга перед революцией, чем надо пользоваться. То есть как можно активнее участвовать в легальной политической борьбе… Интеллигент, он и есть интеллигент, подумал я. Ильич, судя по записи, подумал то же самое, потому что взял слово и объяснил, что упомянутая политика чрезвычайно опасна своей умной реакционностью, она призвана направить энергию масс в сторону от революционного пути, и задача большевиков - в неуклонном разъяснении этого трудящимся. Участие в любых выборных органах, кроме Собора, недопустимо. А этот Собор надо использовать исключительно как трибуну для революционной агитации. Выводы же и предложения товарища Богданова есть оппортунизм в чистом виде.

Далее было зачитано письмо Зиновьева к съезду - сам он в это время руководил петербургской ячейкой РСДРП. Занимался он этим ответственным делом из Гатчинского дворца, причем даже не из подвала - его готовность к сотрудничеству оказалась выше всяческих похвал. Письмо это он накарябал сам, причем перед этим долго просил меня, чтобы я хоть намекнул ему, что писать…

- Правду! - озадачил его я. - А уж насколько полную, это вам виднее. В общем, не надо приукрашать действительность.

Так что в письме было написано о множественных арестах, а то и просто пропажах активистов, об огромных трудностях при агитации на предприятиях, об общем падении интереса рабочих к марксистским идеям. Правда, последний абзац - что несмотря на все это, он продолжает и будет продолжать борьбу - у Григория Евсеевича вышел неубедительно. Какие-то в этом жалобные нотки проскальзывали, право слово… Хотя жил он в довольно комфортабельной комнате, ел то же, что и я, и даже был иногда посещаем Танечкиными сотрудницами!