Гатчинский коршун (СИ) - Величко Андрей Феликсович - Страница 13

- Ну, - сказал я ему, - я по поводу ваших дополнений в документы о местном самоуправлении. Честно говоря, в вашей записке мне было понятно далеко не все. То есть осталось не очень ясным главное - а зачем они вообще тут нужны, эти императорские представители?

Михеев рассказал. Мне сразу вспомнилось - “нет повести печальнее на свете…”. Став мэром, Михеев через некоторое время столкнулся с проблемой - старые чиновники не желали его признавать! Не наши, в Георгиевске никаких старых не было, но тот же серпуховской градоначальник его в упор не видел! Тоже мне, шишка, голова пятитысячной пристройки к огромному по нынешним временам промышленному центру… А все оттого, что Георгиевск стоит чуть в стороне от железки и поэтому там до сих пор нет своего пассажирского вокзала.

- Не подумайте, - закончил Михеев, - что я прошу у вас конкретной помощи. Я понимаю, что вы даже вызывать к себе этого градоначальника не будете, а поручите кому-нибудь по телефону объяснить ему, кто он есть и чем это чревато. Но ведь в каждый уезд вы никак не попадете!

- Ну, может в каждый и не понадобится, - засомневался я, - не везде же такой дурак будет в начальниках сидеть… А представитель императора при каждом избранном мэре, и тем более земском голове, это слишком. Давайте я лучше организую какой-нибудь… ну, скажем, отдел охраны демократии. То есть как только ее начинают обижать - тут же приезжают компетентные сотрудники и учиняют статус-кво. Говорите, не всякий мэр начнет жаловаться? С этим я еще могу согласиться, а вот с тем , что никто из его подчиненных не напишет доноса - нет. Про ваши трения с серпуховским градоначальником у меня есть уже три бумажки от прогрессивной общественности, не считая рапортов командира охранной сотни, серпуховского полицмейстера и, разумеется, шестого отдела.

Очень нужный будет отдельчик, подумал я. Потому что сначала он будет защищать новорожденную демократию от агрессивного внешнего мира, а со временем и наоборот - мир от нее.

Глава 8

С утра я отправился на автомобильный завод, где недавно созданное КБ бронетехники мучилось с вопросом, а на что же вообще будет похоже их первое изделие. Поначалу в документах его именовали “бронеходом”, но я это быстро прекратил, указав, что название, в достаточной мере раскрывающее суть изделия, для военной техники является неприемлемым. Поэтому все, имеющее броню, гусеницы и пушку, предлагалось называть танком, от английского “tank” - пусть непосвященные считают их самоходными цистернами.

Послушав их доводы про желательность смягчения ТЗ, с некоторыми я согласился - например, с четырехцилиндровым движком вместо поначалу намеченной шестерки. Попытки поставить катки на рессоры я отмел - только торсионы. Но вообще общая концепция мне чем-то не нравилась…

Вникнув в эскизы, я начал потихоньку понимать, чем. Чтобы мои мысли стали более понятными, не помешает небольшая экскурсия в прошлое - ну или в будущее, это смотря как считать…

За пару лет до знакомства с Гошей моя племянница выступила в скутерных гонках, в классе семьдесят кубиков. Да уж, класс был тот еще… Моторчик объемом с треть стакана развивал двадцать сил! Табуретка весом в шестьдесят килограмм за несколько секунд разгонялась до сотни, а максималка была в районе ста двадцати - таковы были обычные параметры гоночных скутеров. Естественно, что столь дикая форсировка весьма отрицательно сказывалась на ресурсе… Так вот, я все же чуть уменьшил ей мощность и утяжелил раму, вварив более массивные, чем у остальных, распорки. В результате Маша заняла первое место в гонке, ни разу не поднимаясь выше третьего на этапах! Просто потому, что ее агрегат не ломался прямо на трассе.

Так вот, представленное на мое рассмотрение изделие навевало мысль как раз об этой ситуации.

Для скорости в тридцать километров движок должен был крутиться на максимальных оборотах. Пальцы для гусениц были рассчитаны впритык. Коробка от грузовика с максимальным полным весом в семь тонн должна была передавать момент для движения пятнадцатитонной махины… В общем, по допускам и запасам получалось нечто вроде Т-34 первых выпусков, когда моторесурс в сто часов являлся малодостижимой мечтой. А ДТ-54 моего деда-тракториста протарахтел пятнадцать лет!

В общем, я занялся решительным урезанием. Лобовую броню с тридцати миллиметров пришлось сократить до двадцати, остальную до десяти-пятнадцати. Башня на первых выпусках становилась таки, к радости конструкторов, невращающейся. Вместо обычной трехдюймовки туда предполагалось ставить ее горную модификацию или вообще сорокасемимиллиметровку Гочкиса, просто потому, что на флоте их было около тысячи, а прошедшая война показала полную непригодность такого калибра для решения любых задач на море.

Зато легкий броневик вопросов не вызывал. На “Оку” вместо двухтактника поставили оппозитный четырехтактный мотор, в результате чего она конструктивно еще более приблизилась к “Кюбельвагену”, слегка забронировали и увенчали пулеметной башенкой, а точнее, вращающимся колпаком для головы и плеч пулеметчика. Эту коробку уже начинали строить, и я предполагал довольно большую массовость, ибо девайс предназначался в основном на экспорт. Чертежи и данные броневичка вторую неделю обсуждались с немецкой делегацией, которая при виде этих бумаг впала в энтузиазм. Кстати, немцам бронеока предлагалась под именем Pz-1 - это я, не думая, черкнул на титульном листе такие буквы. Потом, когда гансы поинтересовались, что сие означает, пришлось сочинять, будто это сокращение от русского слова “Pizdetc”, которое на английский можно перевести примерно как “Utter annihilation of all surrounding”…

В самолетах я разбирался по определению лучше, чем в бронетехнике, так что и участие в разработке будущих машин мог принимать более серьезное.

Определяя модельный ряд нашей авиации, следует исходить из возможностей производства, считал я. Возможности же были умеренные.

Первый авиазавод в Георгиевске по сути представлял из себя опытное производство и за четыре года своего существования выпустил около трех сотен самолетов - правда, очень разных.

Завод в Иркутске был крупнее и лучше приспособлен для серийного производства, но опыт показал, что одновременно могут делаться не более двух моделей, и то они должны быть похожи по технологии. На нем было решено строить небольшие самолеты смешанной конструкции. Для цельнометаллических уже начали готовить площадку под будущий завод, который должен был образоваться на краю Москвы, примерно там, где сейчас метро “Сокол”.

Самолетов смешанной конструкции я предполагал иметь два - истребитель и штурмовик, настала пора разделять эти типы. По конструкции они предполагались похожими, но штурмовик должен был иметь неубирающиеся колеса, побольше брони и оружия. Истребитель же мне представлялся типичным самолетиком по поликарповской схеме, нечто вроде И-16, но не такой толстомордый из-за меньшего диаметра двухрядной звезды. И попроще в пилотировании, ибо в основном это должна быть именно учебная машина, к войне, если не напортачим со сроками, она все равно уже устареет.

Для московского завода потихоньку начали прорабатываться эскизы фронтового бомбардировщика, сына “Кошки”, с названием, естественно, “Котенок”. От мамы он отличался несколько большими размерами и вдвое большей мощностью движков, а также тем, что ему предстояло стать первым в мире цельнометаллическим самолетом, благо нам наконец-то удалось запустить один большой пресс, а второй был на грани этого события.

Со стратегическими бомберами я решил пока не связываться - рано.

В качестве первоначально-учебного, связного и народнохозяйственного самолета мы собирались оставить “Тузика”, только заменив ему двухтактник на трехцилиндровую звезду.

Но отдохнуть душой удалось только один день, а потом снова предстояло возвращение в Питер, где Максим Исаев по фамилии Рюмин докладывал, что готов к жизни в шкуре Сиднея Рейли по фамилии Розенблюм.