Божественное безумие - Фирсанова Юлия Алексеевна - Страница 21

— Ты же в моем Храме, мужчина, не забывай, — коварно улыбнулась Элия, стрельнув взглядом из?под ресниц, — моя вотчина, мое Межуровнье, место моей наивысшей силы. Даже братья избегают встречаться со мной в таких местах. Слишком многое я могу здесь почувствовать и понять, даже против воли и своей собственной, и посетившего святилище существа.

— Или дать понять, что почувствовала? — с задумчивой нежностью переспросил проницательный Повелитель Межуровнья, взмахом руки укутывая в свою тень, как в плащ, Элию. Темный океан силы, чуждой, но оттого еще более будоражащей кровь, перехлестнулся с животворящим потоком светлой сущности Богини Любви, сближая двоих куда более интимно, чем банальный физиологический акт.

— Да, я хотел тебе сказать кое?что о Лейме, — легко слетели с губ мужчины слова.

— Держитесь, пресветлая донна, я спасу вас! Прочь, о исчадие тьмы! — громкий вопль и звон разбитого витража слились воедино, и под ноги собеседникам в водопаде осколков рухнул клубок из тощих конечностей, заляпанного чернилами камзола и длинных светлых волос. Нечто, размахивающее кинжалом размером со среднюю зубочистку, попыталось вскочить, но, оскользнувшись на ровном месте, свалилось снова, лишь чудом не перерезав себе горло об острый кусок стекла.

— Это еще что? — чуть брезгливо поинтересовался Злат, отступая от барахтающегося на полу создания. — И что оно тут делает?

— Бьет витражи, — объяснила Элия и рывком своей силы подняла погромщика на ноги. Тот, оглянувшись по сторонам дикими глазами из?под завесы волос, и явно опознав Элию (в столь близких к Лоуленду мирах почитатели знали принцессу в лицо), потерял дар речи.

— Убить? — безразлично спросил Повелитель Межуровнья, зажигая на ладони крохотный язычок серого пламени. Потенциальная жертва, став объектом внимания Дракона Бездны, едва не лишилась рассудка.

— Нельзя, — почти извинилась принцесса, объясняя негласные, но оттого не менее четкие правила, регламентирующие отношения богов и их паствы, — он имеет право на мою защиту, как вошедший в храм почитатель богини.

— Даже вошедший таким образом? — иронично заломил бровь Злат, покосившись на останки загубленного витража, некогда изображавшего дивное разноцветье роз и туманный намек на очертания женщины, с руками, распростертыми то ли в благословляющем жесте то ли в стремлении заключить в страстные объятия весь мир.

— Увы, способ перемещения в святилище строго не регламентирован, — усмехнулась богиня, впрочем, не слишком рассерженная актом вандализма, он скорее забавлял ее, потому как уродский витраж она лишь терпела. — Надо бы этот вопрос доработать. Да и убивать верующего перед призывом Сил, оставлять отпечаток смерти на Храме, — не лучший выход.

— Жаль, — обронил Повелитель Межуровнья, но огонек на ладони потушил и отстранился от беседы.

— Зачем ты ворвался сюда, помешав нашему разговору, смертный? — холодный и чистый голос богини коснулся оглушенного разрушителя, окутывая его пеленой, защищающей от воздействия силы Лорда Межуровнья, способной лишить рассудка даже бога.

— А…ва….бо… — попытался было начать объяснения человек, подняв глаза на богиню серо–зеленые, огромные как два листика кувшинки гоас, а потом и вовсе замолчал, простершись на полу у ее ног.

Худущее, словно вовсе лишенное не то что жира, даже крох мяса, состоящие лишь из одних костей, кожи и волос тело человека так и замерло в позиции лицом вниз, а сам он, все?таки набравшись смелости, забормотал, уткнувшись носом в плиты:

— О ве–великая, пре–пресветлая, умоля–я-ю! Помилуй! Прости меня! Я не знал, не думал… Видел силуэт женщины, потом черную тень, накрывающую его, хотел… решил помочь. Не проклинай меня, ве–великая–я-я…

— Ты рыцарь? — иезуитски осведомилась богиня, созерцая вооруженные мощи, весьма похожие на иллюстрацию к сатирическому роману.

— Нет, о великая, я поэт, — всхлипнул поборник справедливости, содрогнувшись всем телом. — Принес стихи, восхваляющие лучезарную славу и сияние любви, ждал утра, чтоб возложить на алтарь, помолиться. Только мои подношения никогда не принимались. Нет милости великой богини на мне, а теперь… — поэт–недотепа зарыдал.

— Понятно, — усмехнулась Элия и коснулась тончайшей нитью силы бедолаги рифмача, чтобы изучить его поподробнее, а спустя секунду продолжила, — нет, смертный, молитвы твои слышны мне, как и любого, из поклонившихся от чистого сердца, внимаю им я. Но не трать понапрасну чернил и пергамент, бездарны вирши твои, в жертву их не приму никогда. Займись лучше зодчеством.

— Зодчеством? — человек все?таки решился оторвать глаза от пола, дабы выразить крайнее недоумение.

— В этом твое призвание, если ты так желаешь нести свет славы моей в миры, учись строить храмы. У тебя дар, не дай ему пропасть понапрасну, — строго кивнула Элия. — Искупи разрушения!

— Слова твои в душу вложу, о великая, — благоговейно, едва дыша, промолвил человек, все еще не решаясь подняться в присутствии богини. — Если такова воля твоя, научусь, буду строить!

— Ступай, смертный, — почти благосклонно кивнула принцесса и, не дожидаясь, пока он соберет с пола кости, телепортировала будущего архитектора прочь из святилища, заодно восстанавливая целостность витража и затемняя снаружи поверхность, чтобы более ничей любопытный взгляд не коснулся ее.

Элия щелчком пальцев превратила в пыль забытые бывшим поэтом листки и секунду полюбовалась картиной–витражом, где призрачное очертание богини больше не растопыривало пальцы в нелепом жесте, а держало в одной из рук розу. По утру в храме ожидался изрядный благочестивый переполох и как минимум утроенный приток верующих, возжелавших лично лицезреть чудо преображения. Мельком подумав об этом, принцесса убрала из корзины измученный Повелителем Межуровнья фрукт, чтобы почитатели не получили ложных представлений о цепкости и размере ладоней своей госпожи.

— Люди так часто впустую проводят жизнь, не ведая о своем истинном пути, — промолвила Богиня Любви.

— Только ли люди… — тихо, почти про себя пробормотал Злат, искоса глянув на принцессу. — Об истинном предназначении своем подчас не ведают и боги. Впрочем, этому глупцу сегодня повезло.

— Надеюсь, повезет и мне, — кивнула принцесса. — Даже самым умным тоже бывает нужен кусочек слепой удачи.

— Я пришел пожелать тебе его, — на удивление мягко улыбнулся Злат. — Прости, малышка, Повелитель Межуровнья не целитель. Я не знаю, что с Леймом, не вижу неправильности в его душе, мне лишь кажется, что она преображается слишком быстро даже для бога. Возможно, в этом причина его буйства? К сожалению, мне, как и Силам, не даровано видеть истинных тонких структур Слуг Творца, не с чем сравнить болезнь твоего кузена. Но уверен, ты разберешься, даже если придется добиваться аудиенции у самого Творца. До встречи!

Злат бесшумно шагнул в переплет своей тени, распростершей крылья по полу и стене, и пропал, не оставляя существенного следа визита на тонком плане бытия. Незначительные искажения быстро, как царапины языком, загладила сила богини. Не потому, что была более могущественна, но потому, что ей было это позволено. К чему нервировать потенциальных спасителей брата отпечатками Дракона Бездны?

Элия осталась одна, как и планировала изначально. Фасон ее одеяния сменился вновь со скромной рубашки и брюк на длинное строгое платье роскошного искрящегося синего атласа и пены белоснежных тончайших кружев. Несколько секунд богиня постояла у алтаря, щедро омываемая волнами энергии, собранной многими тысячами молящихся за годы церковных служб. Здесь было легче настроиться на предстоящий разговор с Силами, почувствовать свою власть и право на призывание. Гордо вздернув подбородок, принцесса простерла вперед правую руку ладонью вверх. Под сводами храма прозвенели слова:

— Богиня Любви и Логики, Элия Ильтана Эллиен дель Альдена, избранная и отмеченная даром, взывает к Силам Двадцати и Одной! Испрашивает аудиенции!

Голос богини смолк, Элия на шаг отступила от алтаря и, скрестив руки на груди, приготовилась ждать. Она первый раз взывала к Силам иным, нежели Источник Лоуленда, откликавшийся практически сразу на любое, даже выполненное не по стандартно–официальной форме обращение.