Божественное безумие - Фирсанова Юлия Алексеевна - Страница 15

— Давай, но будь осторожнее, девочка моя, — напутствовал дочь король.

Прекратив пикировку с братьями, Элия выбралась из заполоненной родственниками комнаты и через коридор проследовала к месту заключения Лейма. Вежливо стукнув в дверь в качестве предупреждения о визите, богиня бесстрашно вошла внутрь.

— Я вернулась, — промолвила принцесса, сделав шаг вперед.

Легкие полы пеньюара разошлись, демонстрируя стройную ногу в чулке с ажурным верхом, обутую в туфельку на остром высоком каблуке–стилете. Богиня ступала завораживающе плавно, словно вышедшая на охоту большая кошка. Каждое движение ее совершенного тела, тонкий аромат духов, взмах длинных ресниц, призывный огонь глаз, легкая тень румянца на скулах, влажные губы, вздымающаяся при дыхании грудь, — говорили на языке, понятном любому мужчине, и в иных речах не было нужды.

— Ты сделала из меня пленника. Зачем? — процедил сидевший на тахте Лейм, пожирая Элию яростным, полным неудовлетворенного желания взглядом. Рефлекторно сжавшаяся рука раскрошила в щепу один из деревянных набалдашников на ножке тахты.

— А как ты думаешь? — промурлыкала богиня, медленно приближаясь к воинственному кузену, покачивая бедрами. — Чтобы посмеяться? Чтобы помучить? Чтобы подразнить, подстегнуть твою злость, разгорячить? А может, чтобы прийти и остаться сейчас?… Какой вариант тебе нравится больше?

— Все, — рыкнул Лейм, взметнувшись с тахты, и жестко прижал красавицу к себе, не позволяя ей даже шевельнуться. Жаркие руки и губы его зашарили по телу богини.

— Я хочу, чтобы ты разделся. Сейчас, — чувствительно прикусив зубами мочку его уха, прошептала Элия мужчине, выгибаясь всем телом и не делая ни малейшей попытки освободиться. — Сними все! Хочу видеть твое обнаженное тело!

— Хочешь? — ответный шепот принца походил на глухое рычание дорвавшегося до мяса голодного льва.

— Да, — выдохнула Богиня Любви, поглаживая грудь мужчины сквозь рубашку, царапая ее острыми ногтями. — Сделай это!

— Хорошо, но потом я раздену тебя, — пригрозил Лейм, учащенно дыша, отступил на шаг и, не отрывая от нее глаз, расстегнул цепочку пояса, тот упал на ковер. Избавившись от цепи, бог сорвал алую рубашку, сбросил сапожки, брюки… Элия взяла руку принца в свои, медленно провела ноготками по ладони и, стянув с указательного пальца перстень с рубином, бросила на кучу одежды, вынула из?за уха кузена веточку. Следом она потянулась, сдернула с тахты роскошное светлое покрывало и накинула на вещи принца, закрывая их целиком.

— Закрой глаза, ляг, не двигайся, — снова приказала Элия. С силой, впиваясь ногтями в кожу, потянула кузена на тахту, толкнула на ложе. Лейм с хищной усмешкой позволил ей увлечь себя, длинные ресницы прикрыли глаза. Напряженные мышцы подрагивали, но бог покорно упал навзничь, закинув руки за голову.

Богиня присела рядом и принялась нежно, на сей раз совсем не пытаясь оцарапать или ударить, поглаживать лицо, плечи, грудь молодого родича, звать:

— Лейм, милый, солнышко мое, кузен, где ты, вернись! Пожалуйста! Сладкий мой, мальчик мой дорогой! Где же ты, в каких безднах заплутал? Лейм…

Учащенное дыхание мужчины, возбужденного близостью темпераментной красотки, неожиданно резко успокоилось. Распахнулись зеленые, как листва, знакомые глаза, из которых ушел яростный пламень. Первый взгляд, брошенный на Элию, был полон радости, но почти мгновенно принц сообразил, что он абсолютно гол и возбужден, а кузина, ласково окликающая его, скорее раздета, нежели одета в совершенно восхитительный наряд. Слабый отблеск красного мелькнул в яркой зелени и, уловив в чем дело, Элия поспешно сменила завлекательные одежды на широкие брюки и рубашку, а Лейма заботливо укрыла одеялом.

— Как ты себя чувствуешь, милый? — со строгой заботой вопросила богиня, сразу становясь похожа не на дивное воплощение сексуальной мечты, а на бдительную сиделку.

— Словно с тяжелого похмелья или долгого сна, — выдохнул принц. — Голова весит больше чугунного ядра и гудит, как колокол в большом руданском соборе. Элия, что случилось? Я э–э, ты… — окончательно смешавшись, молодой бог замолчал, не в силах вымолвить ни слова.

— А что ты помнишь? — ответила вопросом на вопрос женщина. — Попробуй аккуратно окунуться в воспоминания. Начни с открытия маскарада, но если почувствуешь дурноту или какие?то иные подозрительные ощущения, не мучай себя, возвращайся к настоящему.

Лейм присел на постели, стыдливо прикрываясь одеялом, и сосредоточился на задании кузины. Мало–помалу лицо мужчины начало приобретать пепельно–серый оттенок. От огня страсти не осталось и следа. Бог вцепился в руку кузины, словно в спасительный якорь реальности, и горячечно прошептал, словно пытался выбросить сказанное из памяти:

— Вся память в красных тонах. Я жутко злился на балу, приревновав тебя, убил демона, дрался с Повелителем Межуровнья, бил Нрэна… Элия! О Творец, как же все это может быть? Я не понимаю.

— Я тоже, дорогой, — со вздохом, согласилась богиня, поморщившись от боли, и попросила: — Продолжай.

— Ты остановила драку, увела меня с бала и заперла здесь. Спасибо! Я пытался выйти и был готов разнести все, отомстить тебе, всем за предательство. Потом ты вернулась и… — Лейм поперхнулся воздухом, из пепельного стал ядрено–розовым и резко свернул экскурс в воспоминания одной фразой, — каким?то образом привела меня в чувство.

— Все так и было, родной, — согласилась принцесса, ероша волосы младшего брата.

— Что со мной было, Элия? Ты знаешь? — жалобно вопросил бог, комкая одеяло, как мальчишка, которому привиделся кошмар.

— Нет, мы не знаем, малыш, но обязательно во всем разберемся, я тебе обещаю, — ответила богиня, прижимая кузена к себе и укачивая его в объятиях.

— Мне страшно, — честно шепнул Лейм на ухо кузине, именно так он, будучи совсем малышом, рассказывал ей о своих жутких ночных кошмарах.

— А уж как братья?то всполошились, — Элия подпустила в голос легкой насмешки, стараясь немного взбодрить перепуганного родича, — маленький кузен вышел на тропу войны и набил морду Злату и Нрэну! Спасайся, кто может! Будь уверен, родной, наш общий страх — лучший стимул для детального разбирательства в твоем помешательстве.

— А как Нрэн, Элия, я сильно ударил его? — спохватился Лейм. Ему помнилось, что стукнул старшего брата пусть и между делом, но от души и сердца, припомнив надоедливые опекунские поучения, ревность к Элии и что?то совсем уж странное, принц еще не разобрался в том мимолетном ощущении, однако более всего оно походило на застарелое надменное превосходство.

— Сломана рука, нос в лепешку, шишка на затылке размером с кулак Кэлера, — не стала скрывать правды богиня, полагая за лучшее осведомленность кузена о его новых уникально–убийственных способностях. Подвернись Лейму под горячую руку кто?нибудь менее выносливый, чем Нрэн, никаких вопросов о травмах просто не возникло бы, беспокоиться стоило б лишь об организации кремации останков. — Даже Кэлер не смог залечить раны полностью.

— О–о-х, — потрясенно выдохнул Лейм, прикрыв ладонями лицо и пытаясь осмыслить причиненный урон. — Как же я так…

— Сама хотела бы знать, — печально усмехнулась богиня. — Мы постараемся понять. Попробуй теперь, дорогой мой, припомнить не только свои действия, но и ощущения во время последних событий, сознавал ли ты себя, не было ли на периферии сознания какого?то чуждого присутствия, попыток вмешательства и корректировки поведения. Будь осторожен. Если возникнут какие?то подозрительные ощущения, немедленно прекращай попытки.

Лейм с готовностью закивал и вновь сосредоточился на погружении в воспоминания. Осторожно, как и просила сестра, мужчина затронул эмоциональный слой памяти и заговорил, озвучивая возникающие в сознании образы:

— Нет, ничего чуждого, никакого насилия над собой я не ощущал. Все переживания воспринимались как мои собственные. Я четкое осознавал все происходящее. Чувствовал злость, раздражение. Звучит абсурдно, но мне казалось, что все должно быть именно так, как желаю я, я должен получить все, что хочу. И только так правильно, не иначе! Во имя моей прихоти оправдано любое слово, жест, поступок. Я действовал, сообразуясь только со своими стремлениями и ничто иное — ни жизнь братьев, ни, тем более, прочие ничтожные существа не имели значения, — вздохнул Лейм. — Я презирал эти слабые и никчемные создания…. Я…я чудовище, Элия?..