Загадка Либастьяна, или Поиски богов - Фирсанова Юлия Алексеевна - Страница 56

– Принцессам и богиням часто приходится делать вид, что они холодные и колючие, деточка, – вздохнула Нэни, отмеряя ярко-синюю нитку для цветка ириса.

– А я не буду! Это неправильно – все время притворяться! – упрямо пробурчала девушка и отправилась в свою спальню. Ей очень хотелось еще раз рассмотреть подарок призрака – миниатюру с портретом Кэлера – при ярком дневном свете.

– Ох, голубка, – покачала головой старенькая нянюшка, а иголка продолжала сноровисто сновать по ткани, направляемая умелыми руками мастерицы. – Кабы все во Вселенной было по твоему слову, да разве ж так бывает…

Размышления о судьбе Тулина и загадка его последнего подарка, на котором при повторном рассмотрении оказалась еще и странная надпись «Туз Страж», так захватили принцессу Мирабэль, что ночью она увидела во сне громадную колоду карт с портретами родственников и незнакомых прежде мужчин, развешанную на гигантском колесе, вращающемся и летящем сквозь узор, сотканный из разноцветных нитей. Во сне, помнится, Бэль понимала все, что видела, и принимала как должное, но поутру, пробудившись, сохранила в памяти лишь обрывки видения, утратившего стройность и смысл. Но мысли о пластинке с портретом Кэлера и ее загадке не покидали юную богиню. На уроках она была так рассеянна, что едва не превратила лорда Эдмона в кактус и три раза сфальшивила на музыке, к великому негодованию Ални, обрушившего на нерадивую ученицу целый водопад упреков, впрочем пропущенных ею мимо ушей. В довершение всего Бэль чуть не покалечилась на тренировке у Итварта, воин был вынужден отменить занятия, чтобы в будущем иметь возможность заниматься со здоровой подопечной.

После уроков девушка не вернулась сразу к себе, а продолжила слоняться по замку без всякой цели и меланхолично следить с крытой галереи за моросящим, навевающим сонные грезы дождем. Там-то принцессу и обнаружила сбившаяся с ног нянюшка.

– Деточка, ты разве забыла, что сегодня семейный обед? – всплеснула руками запыхавшаяся старушка.

– Да, – отворачиваясь от большого окна и глядя прямо в глаза Нэни, честно призналась Мирабэль.

– Ох-ох-ох, – только покачала головой нянька и поволокла Бэль в покои, переодеваться к трапезе.

Мирабэль облачили в одно из новых, почти взрослых платьев: серое, расшитое по лифу белыми розами, со свободными рукавами из тонкого узорного кружева, в которых, как решила Бэль, глядя на себя в большое зеркало, даже исцарапанные в играх руки смотрелись до странности аристократично. Няня расчесала густые, отливающие темной рыжиной волосы принцессы, заплела их, уложила короной вокруг головы и закрепила драгоценными жемчужными шпильками. В ушки вдели изящные серебряные сережки-цепочки, а на шею повесили кулон с крупным жемчугом. Бэль неуверенно улыбнулась своему странно повзрослевшему отражению, и то ответило хозяйке холодной, высокомерной улыбкой знатной дамы.

«Принцессам и богиням часто приходится делать вид, что они холодные и колючие, деточка!» – вспомнила девушка фразу, сказанную давеча нянюшкой, и немного усомнилась в собственной задорной правоте, заставившей ее брякнуть в ответ: «А я не буду притворяться!» А потом в голове Бэль мелькнула догадка: может быть, на самом деле ни принцессы, ни богини не стараются притворяться холодными и колючими, просто тот, кто на них смотрит, недостаточно внимателен? Он воспринимает лишь платье, драгоценности, важную осанку и не может или не хочет проникнуть взглядом глубже.

Бэль дала себе зарок в следующий раз, когда отправится побродить по галерее Портретов и Зеркал, обязательно присмотреться повнимательнее к портрету Элии. Девушка была почти уверена, что за строгим высокомерием царственной богини сможет заметить обычную, немного снисходительную, ироничную насмешку, сквозящую в глазах сестры. Из этой насмешки, когда богиня разговаривала с младшей кузиной, рождались теплые серебристо-золотые лучики. А если Бэль подобного не заметит, значит, Элию рисовал плохой художник!

Принцесса показала язык своему чрезмерно высокомерному отражению и отвернулась от зеркальной глади.

– Кленовая зала, не забудь, – напутствовала Бэль нянюшка, ворчливо, словно бы про себя, добавив со всегдашним вздохом: – Ох, у девчушки ветер в голове!

– Не забуду, – примирительно чмокнув старушку в щечку, пообещала принцесса и выпорхнула в коридор.

Приближающееся с катастрофической быстротой начало обеда позволило девушке не вышагивать, строя из себя томную, хрустально хрупкую леди, а сломя голову нестись по замку. Лорд Ални небось закатил бы глаза и стал бы возмущенно лепетать ученице об элегантности и изяществе, но незнакомый с придворными обычаями человек счел бы молоденькую принцессу, торопящуюся на обед, грациозной и милой.

Отношение Мирабэль к семейным трапезам, на которые собирались все родственники, пребывавшие в замке, нельзя было назвать однозначным. С одной стороны, она радовалась возможности повидать любимых братьев, поболтать с ними. А с другой – для непоседливой девушки, на каждом шагу нарушающей какое-нибудь идиотское правило этикета, в семейном обществе имелись и раздражающие факторы. Их звали Нрэн и Энтиор. Неодобрительный взгляд бога войны, отмечавшего каждый намеренный или случайный промах сестренки, чтобы потом прочесть занудную нотацию, а также презрительное фырканье, брезгливые мины и колкости Энтиора могли испортить настроение кому угодно. Но пока еще обеды были для Бэль в новинку. Они являлись зримым, вещественным подтверждением ее почти пришедшей взрослости, поэтому на трапезу молоденькая принцесса отправлялась не из-под палки. И пусть морщится Энтиор и пичкает нотациями Нрэн, Бэль была настроена получать удовольствие от общения с другими родственниками.

Кленовая зала нравилась Мирабэль почти так же, как Канареечная. Теплые, медовые тона дерева, темно-зеленые и шоколадные портьеры, затканные золотыми и красными разлапистыми листьями, гобелены, длинные дорожки, продолжающие мотив осеннего леса, легкая, словно воздушная, резная и удивительно удобная мебель, большой, в пику традициям круглый стол, несколько превосходных акварельных пейзажей – вся обстановка располагала к душевной беседе. Но больше всего девушку восхищала огромная фигурная люстра, похожая на живой, светящийся магическими желтыми, оранжевыми и зелеными огоньками куст, разросшийся на потолке.

– Кто же еще, кроме Лейма, Нрэна и Элии сейчас дома? – загадала Мирабэль, приблизившись к высоким дверям, снабженным мелким бытовым заклинанием заглушки, пропускавшим все звуки только в одном направлении – внутрь.

Лакей распахнул створку, и девчушка моментально получила ответ на свой вопрос – зазвучал противный, полный томной брезгливости голос Энтиора, вампир помахивал в воздухе рукой – взмах направо открывал идеальную кисть принца, на безымянном пальце сверкал драгоценный перстень с рубином, взмах налево – кружевные манжеты эффектно падали на длань вампира:

– Любопытно, чье больное воображение породило идею, что ребенок должен присутствовать на взрослых трапезах?

Вопрос был задан как продолжение некоего разговора, но явно Энтиор по времени рассчитал так, чтобы это достигло остреньких ушек Бэль.

– Нрэна, – с охотой просветила Элия брата. – Что же касается проблем воображения, их лучше обсуждать с самим недужным. Вызвать кузена для разговора?

– Нет, это может подождать, – выкрутился из положения принц и, завершив череду эффектных взмахов, уронил руку на стол. Острые ногти впились в тонкую тканую салфетку, Бэль даже показалось, что послышался треск разрываемой материи.

– Привет! – подмигнул сестренке Джей, раскачиваясь на стуле.

Элия улыбнулась, а Кэлер встал и прогудел, отодвигая стул:

– Привет, малышка! Не хочешь присесть рядом со мной?!

«Есть Элия, Джей и Кэлер, нет Нрэна – хорошо, есть Энтиор и нет Лейма – плохо, но хорошего больше!» – произвела мысленный подсчет Бэль, просияла благодарной улыбкой, грациозно кивнула брату и, подобрав юбку, с безупречным изяществом села на предложенное место. Энтиор брезгливо раздул ноздри, демонстрируя свои возражения по поводу соседства с Бэль за одним столом, но промолчал.