Пять поросят - Кристи Агата - Страница 31

«Дорогой мистер Пуаро!

Я сдержала слово и записала здесь все, что сумела вспомнить о тех ужасных событиях, происшедших шестнадцать лет назад. Но только теперь, сев писать, я поняла, как мало на самом деле припоминаю. Я не нахожу, от чего можно было бы оттолкнуться. У меня только расплывчатые воспоминания об отдельных летних днях и некоторых случаях, но я даже не сумела бы с уверенностью сказать, в какое именно лето это случилось.

Смерть Эмиаса была для меня громом среди ясного неба. Ничто не могло ее предсказать, и такое впечатление, что у меня исчезли из памяти все события, которые привели к ней.

Я раздумывала, задавала себе вопрос – возможна или невозможна подобная развязка? Наверное, девочки в тринадцать лет такие же слепые и глухие, какой была и я. Я легко понимала душевное состояние людей, но никогда не утруждала себя узнать, что именно вызвало его.

Кроме того, именно тогда я вдруг начала раскрывать очарование слова. То, что я читала, стихи Шекспира, например, звучало в моих мыслях. Я как будто вижу себя в саду возле кухни: иду тропинкой и повторяю в экстазе: „…В воде зеленой, как зеркало прозрачной и спокойной…“ Это было так хорошо, что я чувствовала потребность повторять слова снова и снова. Наряду с такими открытиями были и другие вещи, которые, насколько мне вспоминается, я любила делать: плавать, лазить по деревьям, есть фрукты и посмеиваться над мальчишками из конюшни, а также кормить лошадей.

Кэролайн и Эмиас были для меня людьми, которые не подлежали ни осуждению, ни обсуждению. В моем мире они занимали центральное место, но я никогда не задумывалась об их делах, о том, что они чувствовали и думали.

Я не увидела ничего особенного в появлении Эльзы. Считала ее глупой, она мне даже не казалась красивой. Я восприняла ее как богатую и нудную особу, которую рисовал Эмиас.

Первым сигналом наступающих событий для меня послужила фраза, которую я услыхала с веранды, где спряталась после завтрака: Эльза сказала, что она выйдет замуж за Эмиаса. Это мне, конечно, показалось смешным. Помню, я закидала Эмиаса вопросами. Я спросила его: „Почему Эльза говорит, что выйдет за тебя замуж? Ведь человек не может иметь двух жен – я знаю, что за это сажают в тюрьму…“ Эмиас ужасно рассердился и сказал: „Как, черт возьми, ты это услыхала?“ – „Через окно библиотеки“, – ответила я ему. Тогда он рассердился сильнее, чем когда-либо, и сказал, что меня пора отправить в школу и чтобы я бросила привычку подслушивать.

До сих пор помню свое возмущение при этих словах. Я сказала, что не подслушивала, но – как бы там ни было – почему Эльза говорит такую глупость? Эмиас ответил, что это только шутка.

Это должно было меня успокоить. И почти успокоило, но не совсем. Я сказала Эльзе по дороге, когда возвращались: „Я спросила Эмиаса, что вы имели в виду, когда сказали, что выходите за него замуж, и он мне ответил, что это только шутка“. Я полагала, что этим сильно ее уколю. Но она лишь улыбнулась.

Мне не понравилась ее улыбка. Я поднялась наверх, в комнату Кэролайн, она как раз одевалась к ленчу. Я прямо спросила ее: возможно ли, чтоб Эмиас женился на Эльзе? До сих пор помню, что ответила Кэролайн. Ответ ее прозвучал многозначительно и торжественно: „Эмиас женится на Эльзе только после моей смерти“.

Это меня полностью успокоило. Смерть мне казалась на фантастическом расстоянии, если это касалось кого-то из нас. Одновременно я была еще очень сердита на Эмиаса за все то, что он сказал мне днем, и просто атаковала его после ужина.

Вспоминаю, был настоящий скандал – с громом и молнией. Я стремительно выскочила из комнаты, бросилась на постель и плакала, пока не уснула.

Плохо сохранилось в памяти, что произошло после чая у Мередита Блейка, хотя и помню, что он прочитал нам отрывок, где описывалась смерть Сократа. Отрывка этого я раньше не знала, он показался мне самым лучшим, самым замечательным из того, что я слыхала до сего времени. Однако я не представляю, когда именно это было. Это могло произойти в любой день того лета.

Уже не помню событий следующего утра, хотя много об этом думала. Кажется, я купалась, потом мне дали что-то зашивать… Но все это довольно расплывчато, нечетко до того момента, когда Мередит поднялся, запыхавшийся, по тропинке, которая вела к веранде. Лицо его было совсем серое. Припоминаю, чашка кофе выпала из рук Эльзы и разбилась. И еще вспоминаю, она бросилась бежать как сумасшедшая по тропке вниз… Как сейчас вижу выражение ужаса на ее лице…

Я все твердила себе: „Эмиас умер“. Но это казалось мне просто нереальным.

Вспоминаю визит доктора Фоссета и его внушительную фигуру. Мисс Уильямс была занята с Кэролайн. Одинокая и угнетенная, я ходила туда-сюда, путаясь у всех под ногами. Меня мучило ужасное чувство тоски. Мне не позволяли пойти посмотреть на Эмиаса. Вскоре прибыла полиция. Они начали записывать всякую всячину в свои блокноты. Через некоторое время на носилках принесли тело, прикрытое простыней.

Мисс Уильямс повела меня в комнату Кэролайн. Она лежала на диване, бледная как мел, и казалась ужасно больной. Она поцеловала меня и сказала, что хотела бы, чтобы я уехала отсюда как можно быстрее, что все это ужасно, но чтобы я не терзала себя и как можно меньше об этом думала. Я должна ехать к леди Тресильян (где уже была Карла), потому что в доме нежелательно оставаться.

Я уцепилась за Кэролайн и сказала, что не хочу ехать, хочу быть с ней. Она сказала, что знает это, но для меня будет лучше поехать – этим я сниму тяжесть с ее души. Мисс Уильямс вторглась в разговор: „Единственное, чем ты можешь помочь своей сестре, Анджела, это сделать так, как она говорит, без возражений“. Я пообещала сделать все, как хочет Кэролайн. А Кэролайн сказала: „Такой ты мне нравишься, дорогая Анджела“. И, обняв меня, прибавила, что мне нечего беспокоиться, что говорить и думать обо всем этом надо как можно меньше.

Меня позвали вниз, к инспектору полиции. Он был очень любезен. Спросил, когда я в последний раз видела Эмиаса, и задал много других вопросов, которые показались мне тогда неразумными, но смысл которых я, конечно, понимаю сегодня. Он убедился, что не сможет от меня узнать ничего сверх того, что слышал от других, и заявил мисс Уильямс, что ничего не имеет против моего отъезда в Ферилби-Грейндж, к леди Тресильян.

Я поехала туда, леди Тресильян была очень ласкова со мной. Но, конечно, я должна была узнать правду. Кэролайн арестовали. Это повергло меня в такой ужас, что я серьезно заболела.

Как мне стало известно позже, моя сестра чрезвычайно беспокоилась обо мне. По ее настоянию меня отправили из Англии до начала процесса. Об этом я уже Вам говорила.

Как видите, сведения мои довольно скудны. После нашей беседы я во второй раз добросовестно припомнила все, чтобы отыскать детали, связанные с какими-нибудь словами или чьей-то реакцией на то или иное событие, но не смогла вспомнить ничего, что могло послужить для кого-то обвинением… Неистовство Эльзы, серое, взволнованное лицо Мередита, гнев и горечь Филиппа – все это кажется вполне естественным. Но, наверное, кто-то из них мог и притворяться.

Твердо знаю одно: Кэролайн не убивала Эмиаса. В этом я убеждена и всегда буду абсолютно убеждена. Однако не могу привести никакого доказательства, кроме глубокого и всестороннего знания ее характера».