Звериный подарок - Шолох Юлия - Страница 10

Но обещание есть обещание, говорю взамен, что в замке было. Ну… почти все. А если совсем честно — только пятую часть, ту, что они и так знают. А что делать, приходится как-то выкручиваться.

Тут как раз приходит Аленка, очень вовремя! Спаси меня быстрее от этих двух любопытных зубастых чудовищ, которые недовольны моей слишком короткой историей.

Аленка — моя единственная подруга в деревне, одна из двух за всю жизнь. Второй Стаська была, но теперь ее как бы и нет вовсе. Остальные девчонки с нами не дружили никогда, мне завидовали, Аленку жалели. Чему завидовать, непонятно, я бы легко променяла мою чудесную жизнь на родителей, которым не все равно, кто я и где. Хотя Аленку жалеть есть за что, у нее всей семьи — одна мать, и та очень больная, не встает, Аленке тяжело приходится самой со всем управляться: и с хозяйством, и с огородом. Она старается, но все равно не справилась бы — ей мы помогаем, да из замка иногда, ну и Аленка шьет хорошо, тоже пусть небольшой, но приработок. Мужа бы ей хорошего, но у нее внешность слишком необычная — бледное лицо, ресницы и брови почти белые, глаза, как у рыбы, прозрачные. Никто ее не сватал, не знает никто, какая она добрая и верная. Какая из нее жена получилась бы хорошая. Так жаль!

С нами напрашивается Маришка, жалобно заглядывая в лица, но мы и без просьб не откажемся от компании ребенка. Меньше приставать будут всякие развеселые личности, на ярмарке это бывает. И с братьями повезло, они собрались идти веселиться попозже. Братья у меня погодки, двенадцать, тринадцать и четырнадцать лет. Пока сидят дома, можно спокойно отдыхать, а как на ярмарку придут, придется глаз с них не спускать. Такой возраст у них шебутной, лезут везде и пакостят. Каждый раз боюсь, что поймает кто-нибудь да так уши надерет, что оторвет вместе с головой. Особенно старшего, Пашку, он младших все время подбивает на воровство, а сам вроде как ни при чем. Так и хочется выпороть! Но не могу, они же, как я, без родительской любви растут, да и четырнадцать лет уже такой возраст, когда взрослыми все себя считают. Нельзя же унижать в нем пусть маленького, но уже мужчину.

Ну все, пара часов у нас пока есть.

— Готовы? — бодро кричу у выхода.

— Да! — отвечает Маришка, и мы идем на ярмарку.

Ах эта ярмарка! Как приятно влиться в ее яркий, шумный, суетливый мир, закружиться вместе с множеством людей, съехавшихся во всех окрестных деревень и городов, утонуть в кипящей смехом толпе. Иногда на ярмарке можно встретить представителей других стран. Частенько мы видели лесных людей, худых и бледных, одетых в закрытые длинные плащи из плотной ткани матовых тонов. Гораздо реже попадались горные люди — коренастые, шумные мужчины, все как один с оружием, обычно таким огромным, что при их росте смотрелось немного нелепо. Но они, похоже, наоборот, думали, что так красивее. Кстати, может, и волки бывали? Если одеть звериных, как наших, то не уверена, что смогла бы их отличить от людей.

Сегодня, правда, чужаков мы не встретили, вокруг были одни люди. Мы шли мимо палаток и прилавков, с трудом пробираясь через толпу. Кругом гудели голоса, сквозь которые прорывались более громкие вопли торговцев, предлагающих свои товары. Торговые ряды нас не интересовали, денег почти не было. Мы искали развлекательную зону, где все веселье, где выступают певцы и танцоры, там еще бывают всякие разные необычные заморские редкости, вроде странных животных или магических артефактов. Хотелось немного повеселиться перед тем, как притащится Марфутишна и загонит домой.

Сегодня было очень много народу, как всегда в последнюю ярмарку года. Многие спешили, ведь надо успеть продать все ненужное и закупить необходимое на долгую зиму.

А еще было много кочевников из свободных пустынных земель, что на юге от человеческих. По твердому убеждению Марфутишны, кочевники — одна из опасностей, поджидающая каждую девушку на пути добродетелей. Сколько слышала, как они воруют красавиц, перекидывают через коня, увозят да продают кочевым торговцам (правда, лично ни об одной не знала, но говорят, значит, так и есть). И хоть я напоминала, что к красавицам того типа, которых хочется утащить в свое логово, не отношусь, да и заработать на мне вряд ли много сумеют, но избежать поучений не удалось. Никогда мне не удавалось избежать ничьих поучений. Ни разу!

Постепенно толпой нас вынесло куда-то на край ярмарки. Тут плотно стояли груженые повозки с привязанными к ним лошадями. На земле лежали кучи мешков, каких-то ящиков, местами горки мусора.

Ну, мы не сразу поняли, что зашли куда-то не туда. А когда развернулись, пришлось долго обходить сплошные ряды повозок. Народу вокруг становилось все меньше. В конце концов мы уперлись в тупик, где посреди дороги горел костер, а вокруг плотным кольцом сидели мужчины. Кочевники с загоревшими дочерна лицами и все как один с кинжалами за поясом.

Упс! Невезение какое, нас быстро увидели, двое мужчин поднялись и широко заулыбались, приглашая к костру. Этого делать никак нельзя, не думаю, что украдут, но проверять как-то неохота. Маришка вот еще цепляется за руку, испугалась, когда они к нам подошли.

Настойчиво просят еще раз. Нет, никак не можем, спешим. Пока еще улыбаюсь, но уже настороженно, не нравятся мне их заискивающие взгляды, и подталкиваю Маришку назад. Ну, догадайся же, развернись и иди, а я пойду за тобой.

А она, как назло, вцепилась теперь в юбку и двигаться мешает. Все равно еще раз громко скажу, что нас ждут, и уйду.

Тут за собой слышу грохот, как будто что-то тяжелое падает на кучу ящиков и они все разваливаются. А потом за спиной становится так тепло, будто там камин разожгли.

— Вот вы где, — услышала я знакомый голос.

Дынко стоял прямо за моим плечом. Дынко здесь? Как вовремя… Надо же, как я ему обрадовалась! Волки в нашем случае однозначно лучше, чем кочевники.

Маришкины пальцы отрываются от моего подола, Дынко берет ее на руки, но смотрит вперед, на мужчин.

— Вы пошли не в ту сторону, — равнодушный голос справа.

Ждан стоит поближе к Аленке, но смотрит тоже вперед. Предостерегающе.

Лица кочевников теряют улыбки и превращаются в равнодушные маски. Они разворачиваются и уходят, даже спинами выражая полное презрение.

Маришка не спешит слезать с рук Дынко, и он, похоже, не против, тащит ее и даже слушает, что та болтает.

Я иду за ними возле Радима и делаю вид, что не удивлена их присутствием и ничуть не рада.

Сзади идет Аленка с Жданом. И двух минут не прошло, а они как старые знакомые беседуют о… Рукоделии? Не может быть! Что Ждан может понимать в рукоделии? Похоже, ничего, но слушает внимательно и даже вопросы наводящие задает. Интересно, узнала бы моя подружка, что рядом с ней идет вожак, сильно бы удивилась?

— Чему улыбаешься? — тут же спрашивает Радим.

— Да вот думаю, говорить или нет Аленке, что она рассказывает о способах вышивать двусторонней гладью вожаку.

— Да уж, — и тоже улыбается.

— Вежливый он у вас. А как это кстати, вожак?

— Э-э-э, ну, это сложно объяснить не… волку. Вожак — это тот, кто за собой ведет в случае войны или опасности. Тот, чья воля сильнее воли других. Ну, в общем, как-то так. — Радим растерянно оглянулся на Ждана и замолчал.

Ну нет, так легко он от меня не отделается! Когда еще будет возможность пройтись рядом с волком, да еще и который на вопросы отвечает?

— А разве вожак не самый сильный?

— Самый сильный, — согласно кивает лохматый.

— А среди вас разве не Дынко самый сильный?

Та-ак, до чего-то докопалась: Радим раздумывает, как будто не решается ответить. Не ожидал от меня подобных вопросов?

— Да вот, понимаешь ли… Да, Дынко самый сильный. — Радим искоса скользит по мне глазами и отворачивается. — В человеческом… обличье.

В… человеческом? Я как в стену врезаюсь, останавливаюсь на одном месте. Радим хватает меня за руку и молча тащит за собой. Навстречу идет толпа крестьян, видимо, из одной деревни, потому что они громко переругиваются и тут же хохочут. Когда их шумная компания остается за спиной, Радим спрашивает: