Виражи чужого мира - Чиркова Вера Андреевна - Страница 49

Он ждал минут пять, потом одним движением собрал со второго кресла украшения, не глядя, ссыпал на стол и сел напротив.

— Можешь ответить, почему ты все время молчишь?

— Найкарт, это очень трудный вопрос.

— Почему?

— Потому что задан некорректно и подразумевает, что ты имеешь право чего-то от меня требовать. Ну а если наглядно — поймай в лесу зайца и спроси его, почему он не хочет стать рагу?

— Что такое рагу?

— Тушеное мясо.

— Это плохой пример. Я же ничего от тебя не требовал и не собирался делать… рагу. Просто хотел порадовать, все девушки любят украшать себя.

— Найкарт, а можно я задам один вопрос?

— Да, — обрадовался он, — конечно.

— Все мужчины больше всего любят скакать на лошадях или есть такие, кто предпочитает гулять пешком? Или некоторым приятнее плавать на кораблях? А может, найдутся и те, кто обожает карабкаться по скалам или прыгать с них в море?

— Ну… я не знаю, — подумав, засомневался он. — Ты хочешь сказать, что вообще не любишь украшения?

— Найкарт, а тебе вообще не приходит в голову, что сначала нужно поинтересоваться, какие у меня на этот счет принципы? Я, конечно, начинаю понимать после сегодняшнего объяснения, что вы привыкли получать девушек на блюдце с голубой каемочкой. Маги приводят вам толпу запуганных и затурканных иномирянок, как овечек на убой, вы быстренько делите их и тащите по спальням.

— Но это не так… — вскинулся он и виновато опустил глаза. — Внешне похоже, но по сути совсем по-другому.

— Ты кому рассказываешь? — Я даже опешила. — Я сама там была и прекрасно помню свои ощущения. И безысходность, и ужас, и ненависть… Да, я вас ненавидела так, что убила бы всех не задумываясь, если бы знала, что сумею сбежать. Жить почему-то хочется, знаешь ли.

— Но остальные… — заспорил было он и пораженно смолк. — И что… ненавидишь до сих пор?

— Начала вроде понимать… и жалеть после рассказа учителя, но тут ты… со своей ювелирной лавкой и необоснованными претензиями. Тебе никогда не приходило в голову посмотреть на ситуацию не со своей колокольни, а со стороны?

— Теперь начну, — вздохнул эвин. — Но можно один вопрос… последний?

Конечно, я не могла не догадываться, что он захочет узнать, но понимала, что в этой просьбе отказать нельзя, поэтому просто кивнула:

— Давай.

— У меня нет ни одного шанса, что когда-нибудь, пусть не скоро… ты сможешь ответить на мои чувства?

— Найкарт, — неподдельно изумилась я, — да откуда же мне знать? Я вообще не знаю, как повернется завтра моя жизнь. И полюблю ли я когда-нибудь кого-то или нет. Точно знаю лишь одно: смазливой внешности и привычки совершать безрассудные поступки недостаточно, чтобы понравиться мне.

Он думал минут пять, я уже начала сомневаться, не слишком ли резко с ним обошлась, но эвин все же на что-то отважился. С минуту смотрел на меня изучающим взглядом, в котором сквозь тоску светилась непонятная решимость, потом встал с места и направился к двери. У самого порога обернулся, посмотрел еще раз, коротко и печально, и сказал:

— Хорошо… я буду ждать.

Потом с грацией рыси одним прыжком пересек коридор, взлетел на подоконник, распахнул окно и выпрыгнул в ночь. Прямо на каменное крыльцо с коваными перилами! Ахнув от неожиданности и страха, я кинулась следом. Перевесилась через подоконник, силясь рассмотреть хоть что-то в темноте, и тут внезапно сами собой решились сразу две волновавшие меня загадки — куда исчез днем смотревший в окно незнакомец и как Найкарт оказался в доме. Внизу, всего в метре от подоконника, темнел прямоугольник нависающего над крыльцом козырька.

А в следующий момент крепкие руки на миг стиснули мои плечи, и волосы шевельнуло горячее дыхание:

— Спасибо, милая, теперь я знаю… что у меня есть шанс.

И не успела я даже рот открыть, как он отпрянул, присел и мягко спрыгнул вниз.

— Негодяй! — возмущенно рычала я, захлопывая окно и нервно пытаясь нащупать задвижку.

А потом кое-что припомнила, сопоставила факты и решительно зашагала по лестнице вниз. И пусть только попробуют не ответить, почему массивная задвижка на окне оказалась отодвинута. Не могла же Сина не запереть? Или могла? Вот у нее и спрошу, все равно придется поднимать девчонку, чтоб упаковала сокровища повелителя. Прикасаться к ним самой как-то не хотелось. Особенно под наблюдением большого брата. Ведь мне пока неизвестно, какие еще услуги предоставляют повелителям союзники.

Сначала, еще с лестницы окинув взглядом гостиную, я не встревожилась, решив, что маги сидят на кухне, чтобы не мешать мне разговаривать с повелителем. А потом, распахнув дверь в кухню, начала потихоньку злиться. В кухне было пусто.

Я вернулась в гостиную, подошла к выходной двери и убедилась в правильности своих подозрений — засов был отодвинут. В первый миг, по ассоциации с родным миром, мелькнула успокаивающая мысль — пошли покурить… а потом стало смешно, не видела я до сих пор тут ни табака, ни каких-либо его заменителей.

Но на всякий случай дверь открыла и осторожно выглянула на крыльцо. Пусто. Не сидят же они на козырьке, как утром Найкарт?

Ну и как мне прикажете это понимать, такое дружное бегство магов? Как заявление — разбирайся, мол, Томочка, со своими ухажерами сама, как хочешь? Или я что-то неправильно понимаю? Но в любом случае объясняться им придется.

А вот двери я запру, Терезис тут больше не живет. Второй раз милягу-сиротинушку я прощать не собираюсь. И хотя прекрасно понимаю, что у него и у Балисмуса наверняка были не просто веские причины для такого поступка, но и строгий приказ, но уступать больше не намерена.

Задвинув засов и застопорив его специальной железкой, я шагнула к окну: проснувшаяся бдительность требовала тщательно проверить в доме все засовы, запоры и даже щели. И остолбенела. Мой рисунок больше не был слоем краски, нанесенным на хрусталь, который я по наивности считала стеклом. Да и медных переплетов, в которые были вправлены фрагменты окна, тоже больше не существовало. А то, что находилось передо мной, больше всего напоминало работы из цветных осколков, сплавленных в специальной печи. Причем расплавилась и медь, странным образом став чешуйками на пузе и шипами на загривке горгульи-дракона.

Не выдержав, я осторожно провела пальцем по медному пузу монстра и вдруг обнаружила, что он смотрит на меня своими жуткими глазищами с огненными поперечными зрачками.

— Эй, это я тебя нарисовала! — осторожно отодвигая палец, сообщила я дракоше. — И это мой дом, я тут хозяйка. Еще есть служанка, Сина. Понял? Ты должен меня охранять.

Изображение вдруг молниеносно высунуло тонкий, как стрекозиное крылышко, красный язычок, и провело прохладной полоской по моей руке. И как это понимать? Лизнул он меня, что ли? Ну ладно… тогда поглажу… одним пальцем.

Погладила. Посмотрела в хитрые, как у мага, глаза и погрозила пальцем — не заслужил еще особой похвалы, лазутчика в дом пустил!

А потом пошла проверять окна одно за другим. На кухне, в гостиной, то, что все время было занавешено, снова на лестнице. Потом вернулась в комнату и заперла на ключ балконную дверь. На всякий случай заглянула в ванную, убедилась, что в это узкое окно пролезет разве что кошка, и, держа в руке фонарь, потопала на третий этаж.

Остановилась между дверями, поколебалась и заглянула в среднюю. Маленькая ванная комнатка, живо напомнившая экономную каморку в доме бабушки. Вообще-то она была матерью Светы, но с папой все время переписывалась и, по-моему, дружила. Но отпускал он меня туда неохотно, наверное, не хотел наших встреч со Светой. Но как я теперь понимаю, она не хотела этого не меньше, чем он. Глянув напоследок на маленькое оконце, я вздохнула, прогоняя несвоевременные воспоминания, шагнула назад и наугад распахнула ближайшую дверь.

Что-то в сердце дрогнуло и замерло, а потом растеклось теплым воском.

На краю нерасстеленной постели сидел полностью одетый напарник и мрачно крутил в пальцах что-то металлическое, отдаленно напоминающее чайную ложечку.