Война за трон - Новожилов Денис - Страница 25

А еще Василиса Премудрая славилась своей прижимистостью: если уж сказала «триста», больше не получишь. Хотя Афанасий и рассчитывал на более щедрую награду, его и эта устроила, спорить с княгиней – себе дороже.

Настроение у Афанасия было приподнятое: триста монет получены за птицу Гамаюн и еще двести – от Садко за товар. Обычный же поход приносил от пятидесяти до ста золотых монет – если, конечно, был успешен. Вот и дочкам на приданое собрал. Сто монет отложить, на них закупим товар потом, а остальное можно домой послать, то-то жена обрадуется… Афанасий представил себе жену и дочерей, и ему страшно захотелось домой. Мысли о доме купец от себя отогнал, еще предстояло дело с самим Садко. Такое два раза не предлагают, домой еще успеем. А дело это должно еще немалый доход принести.

Внезапно Афанасий вспомнил, что видел у причала корабль купца Глеба, давнего приятеля. Раз уж оказались в одном городе, так непременно надо повидаться, можно и угостить старого друга хмельным, посидеть, вспомнить былые дела – а вспомнить им было что…

На ладье Глеба стояла тишина: видно, хозяин ушел в город. Надо узнать, когда вернется.

– Есть кто на ладье? – крикнул купец.

Над бортом что-то мелькнуло и пропало, и раздался нерешительный голос:

– Афанасий, ты, что ли?

– Я, кто еще… Глеб-то на борту? Или когда будет?

Над бортом поднялся человек, он постоянно озирался, оглядывая причал, Афанасий сразу узнал Фета, старшего корабела Глеба.

– Фет, здравствуй! – крикнул он. – Мне бы Глеба повидать.

Корабел перелез через борт и подбежал к Афанасию.

– Нет Глеба больше, – угрюмо произнес он и снова огляделся по сторонам.

– Ай, беда! – расстроился Афанасий. – От болезни али клинка худых людей?

– Уж не знаю, худых или еще каких, а позавчера ушел он к Садко про какое-то предприятие разговаривать, вернулся злой, грозился всё выдать, а вчера мы его без головы нашли, прямо на ладье нашей. Никто посторонний на ладью не поднимался, потому стража на нас думает. Но только я тебе скажу, Афанасий: не из наших этот «кто-то», уж я-то знал бы. Не было у нас ни споров никаких, ни ссор, да и сколько лет уж вместе ходим… А вчера Садко заходил, сочувствовал нашей потере, а потом к нему предложил зайти, дело обсудить, что с Глебом не получилось, завершить. Так вот – боюсь я теперь идти.

Фет еще раз оглянулся и взобрался обратно к себе на ладью. Афанасий стоял и чувствовал, как на него наползает неприятный холод.

Глава 14

Уговор дороже золота

Аника-воин в бессилии смотрел на цепочку степняков. Колонна казалась бесконечной: один воин сменял другого, и конца и края им не было видно. Рядом с Аникой сидел на коне сам хан Бердибек и тоже пристально следил за условиями соблюдения сделки. Степняки шли, убрав оружие, все три полка Тривосьмого царства в полной готовности стояли вдоль дороги, ощетинившись стеной щитов и копий.

– Поверить не могу, что вас так запросто отпустил этот царевич, – сквозь зубы бросил Бердибеку Аника, – у меня бы вы ответили…

Хан спокойно посмотрел на воеводу и дерзко отозвался:

– Тебя бы мы разбили.

Аника скривился: он понимал, что это правда, но ничего поделать с собой не мог. Этот Бердибек ему совсем не нравился – все шутки у него да веселость. Аника же предпочитал разговор прямой, юлить не любил, а шутников не любил особо. Шутников же, пришедших на его землю с оружием, он вообще ненавидел лютой ненавистью. Зачем сюда воинство Тридевятого царства звали – чтобы они врагов отпускали восвояси? Тоже мне вояки… были бы эти полки под его началом, земля горела бы под ногами любого завоевателя.

Понимал Аника, что три полка на царство – это смешно, но больше создать не получалось. Василиса мало выделяла средств на войско, а он никогда не мог ей ни в чем отказать. Богатырь, такой грубый и сильный, становился мягким и податливым рядом с ней; стоило ей лишь взглянуть на него своими голубыми глазами, улыбнуться – и он готов был горы своротить… Горы своротить, впрочем, гораздо проще, чем войско без денег содержать. Аника привык обходиться малым: там урвать, тут сэкономить, да и воины у него сами и пахали, и сеяли. Он называл это подготовкой войска по примеру Микулы: тот тоже, будучи богатырем, оставался крестьянином. Но правда состояла в том, что это помогало прокормиться. Его войско было полуголодным, но воеводу своего и простые ратники, и бывалые витязи уважали и любили. Снабжения и оружия всегда недоставало, но боевой дух в войске был высоким.

Смотреть на витязей, что пришли из Тридевятого царства, было больно. У галичан стальные щиты – у каждого воина из двух полков. У Тривосьмого царства тоже был стальной щит, но только один – у самого Аники, остальные обходились деревянными, а то и просто шкурой, натянутой на деревянный каркас. Такие щиты, конечно, легче, и в рукопашной с ними сподручней, но когда ливень стрел степных накроет – все отдашь за стальной щит и смотреть не будешь, что тяжелый он. А таких коней, какие были у черниговцев, у них в царстве не было ни одного. Аника грустно посмотрел на ноги своих воинов – почти все были в лаптях. Спасители, словно издеваясь, поручили ему следить за соблюдением договоренности со степным войском. Степняки, похоже, не собирались нарушать данное их ханом слово, все происходило, как и было уговорено.

Неожиданно в хвосте длинной войсковой колонны раздался какой-то шум, он потихоньку нарастал, стали слышны крики.

Аника бросил взгляд на Бердибека, но тот сам был удивлен:

– Что бы это ни было, достопочтенный богатырь, это не наша хитрость – поедем разберемся.

Аника сплюнул на землю. «Достопочтенный богатырь… Убил бы ты меня, коль сила была, басурманин проклятый! Вся твоя вежливость – из-за копий черниговцев да мечей галичан».

Когда богатырь с ханом подъехали к источнику шума, им открылась такая картина: степняки гнали связанных по двое людей, те просили русское войско о помощи, воины громко роптали и выкрикивали угрозы, а степняки отвечали грязной руганью.

– Это еще что такое?! – возмущенно выдохнул Аника.

– Спаси нас, богатырь, спаси из плена басурманского! – взмолились люди. Несколько сотен крестьян, среди них и дети малые, и старики, одеты в простую крестьянскую одежду, грязную и порванную, многие избиты.

– Это пленные, которых мы взяли в деревнях во время набега, – пояснил Бердибек. – Пусть твои люди не мешают моим воинам выводить свое имущество.

– Ты что же, басурманин, издеваешься, что ли?! – Аника начал закипать.

Хан степняков не издевался, он удивленно пояснил:

– По договору нам разрешено забрать добычу, что не дороже одной серебряной монеты.

– Какой монеты?! – взревел Аника. – Это не товар, это люди!

– Спаси, богатырь! – снова застонали пленники. Они тянули к Анике-воину свои руки, в глазах их стояла мольба.

– Это рабы, – вновь пояснил Бердибек недоуменно. – Я даю свое слово хана – никто из них не стоит дороже серебряной монеты. На невольничьих рынках крепкий мужчина уходит за половину монеты. Если ты считаешь, что тут кто-то стоит дороже, – укажи, мы верны своему слову и отпустим его.

Аника окинул взглядом крестьян: избитые и несчастные, они смотрели на него с надеждой. Он богатырь земли Русской, как же может он пропустить равнодушно своих сородичей в плен басурманский, где их как товар продадут? Не бывать такому!

– Ты отпустишь их всех, и сейчас же! – Он грозно посмотрел на степняка.

– Подожди, славный богатырь, мы верны своему слову и нашему уговору, нам разрешили забрать добычу, и на бумаге с договором подписи и ваш Вольга поставил, и Иван-царевич. Но если ты хочешь, мы можем подарить тебе любого из них.

Бердибек подъехал к пленникам и выдернул из толпы девочку. Та плакала и звала маму, из толпы истошно кричала женщина…

– Вот, смотри, какая красавица, скоро подрастет, станет хорошей наложницей – возьми как дар доброй воли. – Бердибек широко улыбнулся и протянул девочку Анике. – Ну а можно и не ждать, пока подрастет, – и он легонько хлопнул ее по попке. Степняки засмеялись.