Война за трон - Новожилов Денис - Страница 16

– Как скажешь, батюшка, – не стал спорить Иван.

– Ну, раз всё решили, пришло время показать, что? у нас есть против Змея Горыныча, – подвел наконец итог князь Владимир. – Пойдемте в оружейную палату, Илюша покажет.

Растеряха чувствовал какую-то тревогу, но опознать ее источник никак не мог.

Даниил удивился, услышав про птицу Гамаюн. Кощей, который до этого столько лет безвылазно просидел в замке и который не проиграл ни одной битвы, вдруг двинулся такими слабыми силами на Василису Прекрасную. Другая Василиса, прозванная Премудрой, вдруг оказалась готова отречься. Все вроде легко объяснить, и все как-то не так. Столько лет копили силы, собирали войска, готовились… Одна Василиса весь доход на роскошь да увеселения тратила, вторая вообще войском не озаботилась, все диковины разные собирает, и только Владимир рать готовил да вооружал. Сейчас войско Тридевятого царства – просто загляденье: хорошее оружие, ладные доспехи, богатыри как на подбор, силища немалая. И вроде вариант благоприятный эту силищу пустить в ход. Возможность войти на земли Василисы Прекрасной не как захватчикам, а как спасителям – она дорогого стоит, тут и думать нечего.

Князь Владимир, выходя из терема, поймал на себе вопросительный взгляд Полкана.

– Да помню я про это твое дело с монетами, помню, – сконфузившись немного, сказал князь, – но давай пока сам попробуй разобраться, ты же видишь, какие дела творятся, не до того сейчас.

Растеряха долго думал, но все же взялся за балалайку в последний раз за этот вечер:

Владимир остановился в дверях и, посмотрев на старого друга, мягко улыбнулся. Его вид как бы говорил: «Сам весь в волнении, на такое дело решились, теперь бы не оплошать».

«Да, – подумал про себя Растеряха, – теперь бы не оплошать. Если все сделать правильно, уже к зиме все земли русские будут под рукой Владимира, а может, еще и царство Кощеево».

Глава 8

Гроза окрестных кур

В караулке было тихо, народ отправился смотреть на отъезд князя и богатырей на войну с Кощеем, так что в западной части города почти никого не было. Только стража не могла уйти с постов, так что, почитай, только она и осталась. Стражник Тихомир, дородный мужчина с окладистой коричневой бородой, снова беззлобно посмотрел на сидевшего напротив арестанта:

– Ну а все-таки, Яков, ну скажи, зачем ты курицу-то ощипал?

– Да, – меланхолично ответил сидящий напротив него человек лет тридцати в хорошем камзоле и ладных сапогах, – зачем я курочку-то ощипал?

Взгляд его вперился в угол караулки. На Тихомира он не смотрел.

– Это я спрашиваю, зачем ты курицу ощипал, – уточнил на всякий случай стражник.

– А у меня спрашивают, зачем я курицу ощипал, – снова глядя в угол, грустно произнес арестант.

Тихомир недоверчиво посмотрел на арестанта, потом в угол: там, конечно, никого не было.

– Яков, ну правда… – почти жалобно протянул он.

– Видишь, – снова поддакнул тот, кого назвали Яковом, – люди интересуются, зачем я курочку ощипал.

– Не смогла удержаться, – наконец виновато отозвалась из угла та, которой Яшка и адресовал свои вопросы. Маленькая зеленая кикимора сидела в углу и теребила в лапках куриное перо, вид у нее был самый виноватый.

Тихомир не знал, как ему поступить. С одной стороны, Яков был из людей боярина Полкана, поэтому с ним лучше по-хорошему говорить, но с другой стороны, уже не первый раз он порядок нарушает. А за порядком кто следит? Стража следит, а вовсе не люди тайного двора. Яков, впрочем, не возмущался, так что обычно решали все полюбовно: хозяину покупали двух лучших кур, и все оставались довольны. Кикимору, притаившуюся в углу, стражник, конечно, не видел.

– Купи себе кур, сколько хочешь, и ощипывай их, – снова начал гнуть свою линию Тихомир, – сло?ва же поперек никто не скажет!

– Я это разве не предлагал? – снова меланхолично отозвался Яков, не переставая смотреть в угол, – ощипывай сколько хочешь.

– Кому предлагал? – удивился Тихомир.

– Ну вообще, – ответил Яков, переведя на него взгляд, и снова посмотрел в угол, – и некоторым – в особенности.

– Неинтересно так, – буркнула в ответ кикимора.

– Но нам так неинтересно, – всплеснул руками Яков.

– Кому это «нам»? – Тихомир понимал, что он совсем теряет нить беседы. Может, дождаться лучше начальства, пусть разбираются – его-то дело какое? Он нарушителя поймал? Поймал.

– Нам чужую куру подавай, – ехидно продолжил Яков, – чтобы, значит, ту, которую нельзя трогать.

Стражник решил промолчать в ответ. Непохоже было, что его комментарий Якова всерьез интересовал.

– А почему? – задался вопросом Яков. – Почему именно такую курочку нам надо, а других нам не надо?

Тихомир уже с интересом смотрел, как Яков разговаривает с пустым углом. Кого только не держит боярин в своем тайном дворе!

– А потому это, – Яков поднял вверх указательный палец, – что надобно нам, чтобы у Якова, можно сказать, благодетеля и, я не побоюсь этого слова, кормильца, было как можно больше хлопот и трат!

Он яростным взглядом посмотрел в угол.

– Напраслину вы на меня возводите, Яков, – обиженно пропищала кикимора.

– Курице это расскажи, – мстительно ответил ей Яков, глядя с прищуром.

Кикимора обиженно засопела.

– Прости, Тиша, – арестант повернулся наконец к стражнику, – что-то я в последнее время того… уставать стал.

– Того… – согласился Тихомир многозначительно.

Разговор был прерван вошедшим в караульное помещение боярином Полканом.

– Опять? – с порога спросил он.

Тихомир тяжко вздохнул.

– Где? – Этот вопрос боярин задал уже Якову, и тот указал пальцем в угол.

Боярин наклонился к углу и рявкнул:

– Еще раз повторится – убью и съем!

Отвернувшись от угла, он достал из кармана серебряник и положил на стол стражнику.

– Хозяину возместить; Яшка – за мной, – скомандовал он и посмотрел в угол, – ты тоже – за мной.

Все это боярин проделывал так быстро и уверенно, что у стражника даже не возникло желания возражать. «Даже если будут звать в тайный двор и денег дадут втрое против нынешнего – откажусь наотрез», – подумал Тихомир, глядя вслед уходящей парочке, которая оказалась троицей.

Боярин шел впереди, Яков держался чуть сзади, кикимора семенила вслед за ним, виновато глядя себе под ноги и тихонько сопя. Улицы обычно многолюдного Киева сейчас практически опустели, лишь изредка попадались навстречу люди, обычно мастеровые, спешащие по делам. Проходя мимо очередного двора, где за забором ходили куры и гуси, кикимора на секунду загляделась на них. Ушки ее топорщились, глаза блестели, острый носик смешно дергался в предвкушении. Однако она резко замотала головой и быстро побежала вслед за людьми, стараясь не смотреть на куриц.

Боярин же тем временем завел Якова в один из домов, ничем внешне не выделявшийся от остальных. На крылечке его сидела обычная старушка в пуховом платке и лузгала семечки. Она поздоровалась с боярином и пристально начала осматривать Якова. Взгляд у старушки был цепкий и изучающий.

– Эти со мной, – наконец пояснил ей боярин, и та, едва заметно кивнув, снова начала осматривать дорогу. Люди зашли в дом, кикимора проскочила следом за ними. Дом как дом, ничего необычного: стол, скамейки, несколько табуреток, печка русская в углу.

Боярин сел за стол, предложив Якову место напротив, тот присел и вопросительно уставился на Полкана: мол, зачем звал.

– Разговор у нас сегодня, Яша, пойдет о деньгах.

– «Началось», – подумал Яков, но вслух сказал:

– Все оплатим, боярин, чай, курица – не Жар-птица…

– Да к шуту твоих куриц! – отмахнулся боярин. – Но, кстати, раз уж сам заговорил – знаешь, чем подобное твое поведение плохо?