Последыш Древних - Сахаров Василий Иванович - Страница 37

– Господин Оттар! – услышал я голос Юссира. – Не знаю, что с ними, но этим надо воспользоваться!

– Да, – согласился я, стараясь сохранять спокойствие. – Атакуем.

Вдвоем мы набросились на рубайятцев, и мой клинок испил новую порцию вражеской крови. Удар! И голова с плеч. Выпад! И сталь пронзила грудь сжимавшего охотничий лук ополченца. Толчок щитом в лицо другого местного вояки! И бронзовый умбон пробивает его голову.

Ослабленные и ничего не соображающие ополченцы умирали, а мы с Юссиром собирали кровавую жатву. А затем появились кавалеристы под предводительством Яна Михара, и дело было кончено. Пока я бился на фланге и перекрывал тропу, поручик и основные силы нашего отряда уже разобрались с остальными ночными налетчиками. Больше убивать было некого, кто успел, тот сбежал, и мы с Михаром, оставив солдат собирать трофеи и вытаскивать трупы рубайятцев на поляну, вернулись обратно.

– Последние лучники были странными, какие-то сонные, – сказал поручик. – Не знаешь, что с ними, Оттар?

– Не знаю. – Я покачал головой.

– Да понятно, в чем дело, – вклинился в разговор Юссир. – Наверное, отвара дурманного перед боем выпили, для храбрости, и перебрали.

– Может быть, – сказал Михар и хлопнул меня по плечу: – Ты оказался прав, Оттар. Мы атаковали и победили. Славный бой вышел.

– Славный. – Я выдавил из себя улыбку, и мы вышли на поляну, где царила суета.

Ржали подраненные лошади, и стонали задетые стрелами люди. Юна Эстайн, как и положено целительнице, помогала пострадавшим, и я видел, как от ее рук, соприкасавшихся с ранами, исходило легкое зеленое свечение. Девушка была бледна и растрепана, но держалась. Значит, не белоручка, хотя избалована сверх всякой меры. Так бывает. Человек сам по себе неплох, но излишнее внимание близких может превратить его в домашнего тирана, который знает, что любое желание будет выполнено, а любая проказа прикроется старшими родственниками. Но ничего, жизнь все расставит по своим местам, и есть надежда, что красавица Юна поймет, что к чему, и сделает правильные выводы…

Михар и я вернулись к кострам и сменили одежду. Сержанты справлялись без нас, и наше вмешательство в ночную лагерную суету лишь добавило бы хаоса. Поэтому мы с поручиком обновили магическую сигнальную цепь, которая среагирует на чужаков, если они вновь появятся, и стали готовить ужин. Он подкинул в костер смолистых сучьев, я поставил рядом с огнем котел с кашей, а дядька Эльвик, прятавшийся весь бой, сжимая в руках дубину, под повозками и следивший, чтобы никто не разграбил трофеи, расстелил на траве полог и стал накрывать новый стол.

Спустя час, обсудив ночной бой и поужинав, мы с поручиком подвели итоги. В нашем отряде трое убитых, семь раненых, и выбыло шесть лошадей. В госпитальном караване восемь убитых, два с половиной десятка раненых, и выбыло семнадцать лошадей. Серьезные потери, но могло быть гораздо хуже, если бы мы продолжали сидеть в обороне. А у противника двадцать семь убитых, и мы взяли пятерых пленников. Главарь банды налетчиков, являвшейся частью большого подразделения, к сожалению, сбежал. Добычи взяли мало. Что с нищих взять? Разве только оружие из сыродутного железа, а больше ничего не было.

Тем временем, когда трупы врагов были собраны в кучу, появился Сьеррэ Эрахов, сделавший вид, что ничего не произошло. Он уже отмылся от дерьмеца и попытался руководить не только своими кавалеристами, но и нами с Михаром. А мы демонстративно отвернулись, и поручик приказал воинам сносить к мертвым телам хворост для погребальных костров.

При виде такого неуважения Сьеррэ вскипел:

– Господа офицеры! Я старше вас по званию! Поэтому требую исполнять мои приказы и проявлять уважение!

Поручик улыбнулся и сделал вид, что ничего не слышит. А я кивнул на руку лейтенанта и сказал:

– Господин лейтенант, а у вас ладонь в какашках. Да и пахнет от вас как-то не по-военному.

– Где?!

Сьеррэ вскинул к лицу ладони и конечно же ничего не обнаружил. После чего, понимая, что над ним издеваются, резко развернувшись на каблуках, он ушел, и его проводили смешками.

Больше в ту ночь ничего не произошло. Пару раз на нашу стоянку выезжали патрульные из конно-егерского отряда, чьей задачей было обнаружить налетчиков заблаговременно, но они прозевали нападение. Им мы передали пленников, которых допросят и повесят, а сами, отринув прочь заботы, завалились спать.

Поутру воины сложили два погребальных костра, и огонь испепелил тела павших воинов, морейских и вражеских. После чего наш караван продолжил путь, и на опушке меня окликнула Юна Эстайн:

– Корнет!

Я подъехал к девушке, которая первой обратилась ко мне, что было добрым знаком, и всмотрелся в ее лицо. Она выглядела усталой, и глаза Юны лихорадочно блестели. Всю ночь она, избалованная отцом благородная аристократка, помогала раненым, и, спрыгнув с лошади, я кивнул ей и сказал:

– Доброе утро, госпожа Юна. Наши встречи не приносят нам радости и заканчиваются неприятностями. Но все равно я рад видеть вас, и вы, как всегда, великолепны.

Девушка слегка улыбнулась и сказала:

– Спасибо за комплимент, корнет, и жаль, что все так выходит. Видимо, такова судьба, и опять мы расходимся в разные стороны. Но прежде чем вы снова исчезнете, я должна вам сказать, что была не права. Вы два раза спасли меня. Сначала в Рупьенгарде, а затем минувшей ночью, а я отплатила вам черной неблагодарностью.

«Слава богам! – Я кинул взгляд на небеса. – Она все поняла. Наконец-то. И ей понадобилось на это всего каких-то два месяца».

– Рад служить вам, госпожа Юна. Надеюсь, мы еще встретимся при других обстоятельствах.

– Буду рада… – Она замялась, а затем все же выдавила из себя: – Будьте осторожны… Сьеррэ затаил на вас зло…

– Мне не страшно, но я буду начеку. Кстати, а он вам кто, не жених, случаем?

– Нет… Просто друг детства… У него с девушками не очень… Впрочем, это не важно… Прощайте, корнет Руговир.

Красавица направилась к госпитальным фургонам, возле которых стоял хмурый Сьеррэ Эрахов, а я, запрыгнув в седло, сказал ей вслед:

– До встречи, госпожа Юна. Я уверен, что мы еще встретимся. Обязательно.

Глава 14

И снова дорога. И опять беспокойные мысли о странностях моей жизни. Я пытался найти логичное объяснение тому, что ночью смог «оживить» и применить знак древних людей, а результата не было. О том, чтобы кто-то помимо простых рун использовал в магии сложные иероглифы, мне слышать не доводилось. Но это было возможно. Видения и то, что я повелевал одним знаком, это подтверждали. Однако повторить вызов иероглифа не получалось, а вопросы, как обычно, оставались без ответов. И тогда я попробовал послать мысленный зов той, которая дала мне жизнь:

«Мама! Если ты слышишь меня – ответь! Прошу тебя!»

Всем сердцем я хотел услышать ее голос, но Чара из рода Гаукейн промолчала, и меня это покоробило, а затем в душе поднялась волна гнева.

«Какого дьявола меня дергают за нитки, словно марионетку?! – из нутра вырвался вопль. – Зачем мне посылают видения и не объясняют прописных истин?! Отчего странности начались, когда я покинул родные края?! И неужели нельзя было рассказать о моем происхождении несколько лет назад?! Проклятье!»

Гнев очень сильное чувство, и я его испытал. Внешне оставался спокойным, а внутри все кипело, и в моей голове снова что-то щелкнуло, а потом я вновь почувствовал близость мощного потока, обладающего огромной магической силой.

Судорожно я стал вспоминать иероглифы, которые мог бы применить прямо сейчас. Однако лошадь подо мной занервничала, а потом резко ушла на обочину, и я сбился. Связь с потоком оборвалась, и, успокоив животное, под недоуменным взглядом поручика Михара, я выехал на дорогу и услышал у себя в голове Чару, соизволившую ответить:

– Ты звал меня, сын мой?

– Мама? – уточнил я, продолжая сохранять каменное выражение лица.

– Да, я твоя мать.

– Ты знаешь мои вопросы. И я хочу услышать ответы.