Ненормальная (СИ) - Николаева Ольга - Страница 27

- А какая тебе разница, благодетель? С чего вдруг такое беспокойство о вертихвостке? Не надо тревожить вашу нежную душеньку. Я как-то раньше и без ваших забот справлялась.

- Аня, я свинья, козел, урод - какие слова знаешь, на все согласен. Прости меня. Я не прав.

Молчание. Глаза куда-то в сторону уперла - ага, попутку собралась ловить.

- Анют, ну, прости меня, пожалуйста. Я не хотел тебя обидеть.

- А я и не обиделась. Что тут обижаться? Услышала твое мнение о себе. Поняла, что не подхожу под высокие стандарты вашего общества. Решила не травмировать вас больше. Все нормально. Иди к ребятам.

А сама уже тряслась, всем телом - то ли от холода, то ли от нервов, фиг его разберет. Не выдержал, подошел ближе, прижал к себе, обнял, пытаясь - что? Удержать или согреть? И того, и другого понемногу.

Сипло зашептал:

- Ань, ты сейчас можешь думать, что угодно, тебе решать - прощать или не прощать. Но я должен отвезти тебя домой, живой и здоровой. Иначе околеешь тут, и ни одна собака не поможет - мы же на краю города находимся. Поехали, а? - почти умоляюще.

Тяжкий вздох, и уже стучащими зубами:

- Поехали.

Дошла до машины, сама открыла дверь, сама уселась и пристегнулась. Не с первого раза, чертыхаясь, но закрепила ремень.

Сейчас он предпочел не лезть с помощью, чтобы не нарваться. Включил обогрев на полную, чтобы хоть немного ее оттаять. Сам почему-то не ощущал никакого холода. Хотя тоже потряхивало.

В молчании повернул ключ и поехал. Аня перестала судорожно трястись, уставилась прямо перед собой и молчала. Такой гнетущей тишины в этом салоне не было никогда. Физически ощущалось, как она захлопывается, закрывается на все замки и засовы. Просто удаляется. Это убивало. Чувство вины проснулось, заглушив все остальные мысли и эмоции. Не выдержав, затормозил на какой-то обочине, остановился, не глуша двигатель, развернулся к ней всем телом:

- Ань. Скажи мне хоть что-нибудь. Я понимаю, как был неправ. Но мне нужно знать, что сделать, чтобы ты меня простила. Иначе я не смогу общаться с тобой, вечно чувствуя себя идиотом.

Очень долго пришлось ждать ответа. Видно было, как она собирается с мыслями и силами. Несколько раз глубоко вздохнула:

- Я думаю, что не нужно нам больше общаться.

- Ань, ну, в конце концов, это же по-детски - так сразу рубить с плеча. Ну, взрослые же люди, ты ведь никогда психованной не была. - Снова начал заводиться, скорее - от злости и бессилия, от понимания, что сейчас не в силах что-то изменить.

- А зачем общаться-то, Дим? Цель - какая? Я же вижу, как тебя раздражаю, с каждым днем все больше. Ты мазохист? Любишь себя помучить обществом противных людей? Спасибо, я не участвую. Да, мне весело с вами и не скучно. И я рада твоим друзьям. И мне интереснее с вами, чем одной дома в чужом городе. Но это твои друзья, не мои. И не нужно жертвовать собой и своим настроением. Я найду, чем заняться - раньше ведь жила как-то. Так что не надо играть в благородство.

- Аня, не придумывай ерунду. Никто собой не жертвовал. И с тобой общались, потому что хотели этого.

- А я верю, что ребята не жертвовали. Они меня и не дергали по всякой хрени. Только тебе вечно что-то не так, чем-то я тебя не устраиваю. Что не так? И зачем тебе это нужно? Решил задолбать меня, или что? Что тебе нужно от меня, чего ты хочешь, Дим? - и развернулась, почти вплотную приблизив лицо. Глаза сверкают от злости, скулы ходуном ходят - такой он еще не видел никогда.

И брякнул первое, что в голову пришло:

- Тебя хочу. - Посмотрел, как глаза распахнулись от шока, и понесло: - тупо хочу. Давно и сильно. А ты не понимаешь. Крутишься рядом, то поближе подпустишь, то оттолкнешь. Не знаю, во что ты играешь. Но от того, что хочу, бешусь, понимаешь?!! Я уже наизусть знаю, как ты под одеждой выглядишь - сочинил, и сценарий составил, что бы я с тобой делал и в какой последовательности. А тебе по хрен. Святая простота. Дурочкой прикидывается и охмуряет всех, кто попал в поле зрения. Я уже на друзей бросаюсь, потому что не хочу, чтобы ты им, а не мне досталась, понимаешь? - последние слова почти кричал, сам себя накручивая, понимая, что так нельзя, неправильно, но не имея сил остановиться. - Поехали ко мне, и я покажу, что мне от тебя нужно? А, слабо?

Отшатнулась от крика, о чем-то подумала, и выдала:

- Поехали. - и как-то обмякла вся на сиденье. Только что сидела, гордо подняв голову, а тут сползла куда-то вглубь, стала совсем маленькой.

Вот так, оказывается, все просто. Никаких ужимок, томных взглядов, флирта хотя бы... Или возмущения от хамства, пощечины, наконец.

Несколько месяцев подбирал ключи, отмычки, взломать пытался этот недостижимый клад, а всего-то и нужно было - просто подойти и взять. Стало как-то кисло и горько. И уже не интересно. Загадка -то была совсем простой, а он, дурак, сам себе что-то напридумывал. Сочинил образ необычный... И расхотелось уже, в общем-то. Прошло очарование. Но совсем надо быть дураком, чтобы не получить то, чего хотелось так долго.

Молча тронулся с места, в таком же молчании доехали до его дома. Каждый вышел из машины самостоятельно. Помощь не предлагалась, но и не ждали ее особенно.

В дверь подъезда, все-таки, пропустил первой. Хотя очень хотелось еще и так оскорбить: мол, иди следом, смотри, кто здесь главный. За что хотел наказать? Наверное, за свою собственную наивность...

Она, не глядя на Дмитрия, прошла в подъезд, так же , смотря в сторону, вошла с ним в лифт, забилась в самый дальний угол. А Дмитрий продолжал себя накручивать: надо же, теперь изображаем оскорбленную невинность! Извини, больше не прокатит. Теперь с тобой все ясно. Сейчас сделаем все, что так хотелось когда-то, и отправим восвояси. И пройдет наваждение, уже прошло, в принципе.

Зашли в квартиру, показал ей шкаф и подставку для обуви. Понаблюдал, как спокойно расстегивает пуговицы, стягивает сапоги... Уже намеренно прицеливаясь, чтобы ужалить посильнее, сообщил:

- Спальня там. Проходи сразу. Чего тянуть, правда же?

Она, так же молча, бросила сумочку на пол и пошла в указанном направлении. Зашла, встала в центре, лицом к нему, и просто молча смотрела.

В этот момент прошел запал. Навалилось непонимание: и что дальше? Ну вот, она здесь, стоит в моей спальне, не убегает никуда. Что дальше-то делать? И от нелепости, неправильности происходящего не нашел ничего умнее, чем ляпнуть:

- Ну, чего ждем? Раздевайся. - И с неожиданной болью, с замиранием сердца увидел, как задрожали ресницы, как на них начали собираться мелкие блестящие капельки, как появилась морщинка на лбу, как сильно, до крови, закушены губы... Он еще никогда не видел, чтобы женщина так плакала: она держалась изо всех сил, чтобы ничем не выдать свою слабость, пыталась сморгнуть, чтобы согнать непрошеные слезы, и судорожно, через раз дышала, только ноздри раздувались. Ощущение вины накрыло разом, как будто свет погас. Ушли все другие мысли, кроме одной: что ж я, идиот , творю?

А она снова зыркнула исподлобья, развернулась и отошла к окну, и только видно было, как совершенно детским жестом вытирает глаза, как вздыхает тяжко и зябко прячет сжатые кулачки в рукава кофты.

- Аня, Анюта, Анечка, ну прости меня, идиота, ну, пожалуйста. - Рванул к ней, обхватил за плечи, уткнулся подбородком в ее пушистый затылок, сжал, чтобы сдержать дрожь, от которой уже трясло все ее тело. И принялся шептать что-то утешающее, и умоляющее, и всякую невозможную ерунду, чтобы успокоить, отвлечь, отвести от той боли и обиды, которую сам же и причинил. И начал-то давно, и продолжал методично, старательно. За что? За то, что, как капризный пацан, решил сломать желанную игрушку, потому что не его?

Не выдержал ощущения этой скованной, напряженной спины, развернул к себе, начал гладить, массировать затылок, плечи, шею - пытался хоть как-то успокоить, расслабить. Попробовал заглянуть в лицо, но не поймал - увидел лишь мокрые скулы, не удержался - принялся целовать, собирая соленую влагу. Все так же шепотом моля о прощении, добрался до влажных, закрытых ресниц, уже не совсем понимая, что делает.