Древний Марс (сборник) - Роберсон Крис - Страница 100

Интересно, уготован ли для тех, кого смерть настигла на Марсе, марсианский рай? И верили ли древние марсиане в рай? Я-то в него, конечно, не верила, но теперь мысли о рае неотступно преследовали меня – оттого, что именно туда я и отправлялась, судя по всему. Но тут мне стало теплее, и я сообразила, что светит мне, увы, нечто совсем противоположное – жаркий-жаркий ад. За какие-то прегрешения меня отправили в марсианский ад, где мне предстояло танцевать в компании высоких марсиан, вооружённых гарпунами; кружиться где-то в глубине с ледовыми акулами и другими чудищами, обитающими у самого дна; прыгать в плюющихся огнём лавовых колодцах. Меня это устраивало – попасть, наконец, в тепло. Я так устала мёрзнуть. Что ж, салют тебе, марсианский ад!

И тут я проснулась. Сани стояли на месте; спросонок мне было тепло и уютно, но потом опять стал пробирать холод. Поразмыслив немного, я всё поняла: сани остановились, и поэтому перестала работать и печка в салоне, оттого я и стала мёрзнуть – а всё прочее было только сном. Но я была жива, и солнце взошло уже несколько часов назад. Его лучи заряжали батареи саней – нагревали, напитывая двигатель теплом, энергией жизни. И вот сани тронулись, совершенно без моего вмешательства – дроссель был по-прежнему выжат.

Просто не верилось – я была по-прежнему жива! Я выглянула наружу – там были горные склоны. Но благодаря знаниям червяка я сразу определила, что слегка сбилась с курса, – правда, продвинулась дальше, чем ожидала. Я потянулась к дросселю, и при этом всё тело заныло. Плечо больше не кровоточило – присохший к нему бинт превратился в липкую кашу, но свою задачу выполнил. Я старалась не делать резких движений, чтобы не возобновилось кровотечение.

Сани продолжали ехать по льду, а я рулила в правильном направлении.

На исходе дня я подъехала к подножию гор и принялась искать дорогу через них. Всё тело горело, мне было совсем не по себе, но я старалась держаться. Наконец я выбралась на змеящуюся между горами тоненькую тропинку. Путь шёл очень гладко, и я всё время ожидала, что вот-вот он оборвётся либо что я уткнусь в неприступную скалу. Но опасения были напрасны – тропинка хотя и петляла, но вела в нужном направлении, и я двигалась через горный массив как по маслу.

В вечерних сумерках я выехала к большой впадине, и внизу, куда вёл скат, сверкала ярко освещённая долина. Фарсайд.

Я понеслась вниз по спуску. Наконец-то всё прояснилось – мой путь благополучно подходит к концу. И тут свет фар уперся в выскочивший прямо перед санями большой камень. Я потянула дроссель, чтобы подняться над землёй на максимальную высоту, и на долю секунды мне показалось, что преграда преодолена. Но камень всё-таки зацепил днище саней и распорол его – и сани, крутясь, обрушились вниз. Прозрачный колпак над креслом водителя разбился вдребезги, и меня выбросило прямо на влажную зимнюю траву на пригорке, торчавшем посреди долины. По инерции я кубарем покатилась под гору, и тут что-то ударилось об меня.

Это было тело моего папы. Я ухватилась за него, и мы вместе покатились по склону. Продолжая двигаться, я вцепилась в тело папы, затем забралась на него сверху и дальше катилась на нём, словно верхом на ракете.

Вниз.

Вниз.

Вниз мы неслись, я да папа – как в детстве!

Пока с разгону не шмякнулись в стенку дома.

О дальнейших событиях много не расскажешь. Я поднялась на ноги, пошатываясь обошла дом и стала стучать в дверь – пожилая пара впустила меня. Весь город взбудоражился, и люди отправились к склону – чтобы отыскать сани, вакцину и тело отца, оставшееся у стены дома. Сани превратились в обломки, вакцину нашли и папу, хотя он так и остался мёртвым. Люди подходили и смотрели на меня, словно на только что пойманное редкое животное. Лица и внешность их я не запомнила – только помню, как они приходили, таращились на меня и уходили, а их место занимали другие.

Когда поток любопытных горожан иссяк, пожилая пара перенесла меня в кресло, где они накормили меня супом. Появился доктор, обработал по мере возможности рану и сообщил, что началось заражение. Он добавил, что у меня сотрясение мозга, а может быть, и не одно, и запретил спать. Поэтому мне было лучше не ложиться.

И я не ложилась.

Я приняла какие-то из оставленных врачом лекарств и продолжала сидеть в кресле, а тем временем над горами вновь стало подниматься солнце – неспешно, будто оно утомилось и предпочло бы и дальше сидеть в темноте за горизонтом. Потом у меня уже не осталось сил сидеть. Я сползла с кресла и некоторое время сидела на полу, затем опустилась окончательно на пол. Меня перестала беспокоить перспектива смерти, потому что я так и не могла понять, выздоравливаю я или умираю. Я уже совсем перестала соображать.

Затем меня, по-видимому, перенесли на кровать – и очнулась я уже в постели. Я была туго перевязана, а поверх бинтов на меня натянули ночную рубашку, принадлежавшую, скорее всего, старушке. В кровати было хорошо, и совсем не хотелось выбираться из неё. Я с удивлением узнала от старушки, что лежу так уже три дня подряд.

В тех приключенческих романах, о которых говорил папа, любая история, разумеется, увенчивается блестящим мигом славы, под грохот салюта и аплодисментов. Но мой роман с приключениями, если можно так его назвать, закончился похоронами.

Тело папы оставили лежать в открытом амбаре, чтобы холодный воздух не давал телу нагреваться и защищал от порчи как можно дольше. Но потом и от холодного воздуха не стало толку, и отца предстояло отправить в назначенный путь. За мной пришли и помогли накинуть одежду, которая была мне почти впору, затем поддерживали меня по дороге. На похороны явился весь город. Нас с папой все называли героями – ведь мы привезли вакцину. Звучало много добрых слов о нас – слушать их было приятно. Благодаря вакцине весь город удалось вылечить от лихорадки практически за одну ночь.

Но всего через несколько часов после того, как папу похоронили, марсианская лихорадка добралась и до меня. Настал мой черёд отведать вакцину и провести в постели ещё три дня – лихорадка измучила мой и без того ослабленный организм. В этом чувствовалась некая ирония: хотя я привезла в Фарсайд вакцину от лихорадки, мне как-то не пришло в голову самой принять её – как и папе, а он ведь был доктором.

Врать не буду, я успела наплакаться вдоволь. Но затем затолкала воспоминания о папе в самое сокровенное место, где они всегда будут меня согревать, и, выбросив остальное из головы, выбралась из постели.

Потому что так поступают Кинги.

Крис Роберсон

Крис Роберсон печатался в ряде фантастических журналов – «Азимовз», «Интерзоун», «Постскриптс», «Сабтеррейниан» и др. Вероятно, наибольшую известность ему принесла серия альтернативной истории о Поднебесной империи, куда входят романы «The Dragon’s Nine Sons», «Iron Jaw and Hummingbird», «The Voyage of Night Shining White», «Three Unbroken». На русский язык пока переведено только три рассказа этой серии. Стоит упомянуть и внесерийные романы автора: «Here, There and Everywhere»; «Paragea: A Planetary Romance»; «Set the Seas on Fire»; «Book of Secrets»; «End of the Century». В последнее время он также создаёт графические романы: «Элрик: Утраченное спокойствие» с персонажами Майкла Муркока и две отмеченные «Нью-Йорк таймс» в списке бестселлеров мини-серии о Золушке на основе «Сказаний» Билла Уиллингема. Последняя книга Роберсона – роман «Further: Beyond the Threshold». Он не только пишет, но и издаёт книги. Небольшое издательство «Манкибрейн букс», совладельцем которого он является, недавно запустило новую серию цифровых комиксов «Манкибрейн комикс».

Крис с семьёй живёт в Портленде, штат Орегон.

Предлагаем вашему вниманию захватывающий морской рассказ, где есть и пираты, и сражения, только вот моря, которые бороздят наши герои, не похожи на земные – это бескрайние песчаные моря Марса…

Крис Роберсон

Мореход

Корабль нёсся на всех парусах, но кругом, насколько хватал глаз, простирались лишь красные пески. Воды никто не видел уже несколько дней.