Крабат: Легенды старой мельницы - Пройслер Отфрид - Страница 2

ОДИННАДЦАТЬ И ОДИН

Мастер поманил Крабата следовать за ним. Осветив свечой крутую лестницу, молча повел его на чердак, где жили подмастерья. Огонек свечи высветил низкие нары, по шесть с каждой стороны прохода, мешки с соломой на них, рядом тумбочки и табуретки. Скомканные одеяла, перевернутая скамейка, брошенные кое-как рубашки и портянки. Видно, люди прямо из постели сломя голову бросились на работу.

Лишь одна постель аккуратно застелена. Мастер ткнул пальцем в узелок, лежащий в изголовье.

– Твоя одежда!

Потом повернулся и ушел, унося свечу.

Крабат остался один в темноте. Начал медленно раздеваться. Снимая шапку, обнаружил на ней соломенный венец. Ах да, еще вчера ведь они, три волхва, бродили по дворам... Как давно это было!

Чердак весь дрожал от шума и грохота работающей мельницы. Какое счастье, что он смертельно устал! Едва коснувшись подушки, он тут же уснул глубоким тяжелым сном. Как долго он спал!.. И вдруг проснулся, потревоженный светом фонаря. Приподнял голову и... оцепенел.

Над ним склонились одиннадцать белых фигур... белые лица, белые руки...

– Кто вы? – в испуге прошептал Крабат.

– Скоро и ты станешь таким же, – ответил один.

– Мы тебя не тронем, – успокоил другой, – мы – подмастерья.

– Вас одиннадцать?

– Ты – двенадцатый. Как тебя звать?

– Крабат. А тебя?

– Я – Тонда, старший подмастерье. Вот Михал, а это Мертен, Юро... – Тонда назвал всех по имени. – Ну, на сегодня хватит. Спи, Крабат, тебе надо набраться сил. Тут ведь знаешь как... у нас на мельнице...

Подмастерья разбрелись по постелям. Кто-то задул фонарь.

– Спокойной ночи!

И все тут же дружно захрапели.

На завтрак собрались в людской. Сидели за длинным деревянным столом. Все двенадцать. На четверых одна миска с жирной овсяной кашей.

Голодный Крабат ел за троих. Если обед и ужин такие же сытные, как завтрак, что ж, на мельнице жить можно!

Тонда, старший подмастерье, оказался статным парнем с седой шевелюрой. А по лицу ему не дашь и тридцати. Глаза серьезные, грустные, а говорит спокойно и дружелюбно. Крабат сразу почувствовал к нему доверие.

– Ну как, не очень мы тебя напугали нынче ночью? – спросил Тонда Крабата.

– Да нет... не очень!..

Ночные призраки при свете дня выглядели ничуть не страшно. Люди как люди! Говорили они по-сорбски и были всего на несколько лет постарше Крабата. Когда кто-нибудь из них встречался с ним взглядом, ему казалось, что тот глядит на него с сочувствием. Странно. Но об этом он не слишком задумывался.

Что его больше удивляло, так это одежда, которую он нашел на нарах. Вещи были поношенные, но пришлись ему впору, будто на него сшиты. Он все же решился спросить, откуда они взялись, чьи были раньше. Наступило тягостное молчание. Подмастерья удрученно глядели на него, опустив ложки.

– Я сказал глупость?

– Нет, нет, – успокоил его Тонда. – Это одежда... Твоего предшественника.

– А почему его нет? Он уже выучился?

– Да... Он выучился.

В это мгновение дверь распахнулась. В комнату ворвался разъяренный Мастер. Парни потупились и ссутулились.

– Прекратить болтовню! – взревел он, глядя на Крабата в упор своим единственным глазом.

– Кто много спрашивает, тому много врут. Понял? А ну-ка, повтори!

– Кто много спрашивает, тому много врут, – повторил Крабат, запинаясь.

– Заруби это себе на носу!

Дверь за Мастером захлопнулась.

Подмастерья вновь заработали ложками. Но Крабату вдруг расхотелось есть. В полной растерянности он переводил взгляд с одного на другого. Никто не обращал на него внимания. А вот и нет. Тонда едва заметно ему кивнул. Радость охватила Крабата – как хорошо, что на мельнице у него есть друг!

После завтрака отправились на работу. Крабат поднялся вместе со всеми. В сенях стоял Мастер.

– Следуй за мной! – поманил он Крабата пальцем.

Вышли во двор. Ярко светило солнце, на деревьях сверкал иней. Было безветренно и морозно.

Обошли мельницу. Сзади оказалась еще одна дверь. Мастер открыл ее. Вошли в каморку с низким потолком и двумя крохотными окошками, серыми от мучной пыли. Толстым слоем она лежала повсюду – на полу, на стенах, на дубовой балке, свисающей с потолка.

– Вымети! – приказал Мастер, ткнув пальцем в угол, где стояла метла. И ушел.

Что ж, надо браться за работу! Но от первых же взмахов метлы поднялось густое облако мучной пыли и окутало Крабата.

Нет, так не пойдет! Пока я мету здесь, пыль оседает там. Надо открыть окно!..

Но оказалось, что окна заколочены снаружи.

Попробовать открыть дверь?

Но и дверь заперта. Крабат принялся трясти ее, колотить кулаками. Все напрасно... Он в ловушке!..

Лоб Крабата покрылся испариной. Мука оседала на волосах, склеивала ресницы. От нее першило в горле, щекотало в носу. Все было как в бесконечном кошмарном сне: облака мучной пыли, густой туман, метель...

Дышать становилось все труднее, кружилась голова, он стукнулся лбом о балку. Может, бросить все это? Поставить в угол метлу? А что скажет Мастер? Ведь с ним шутки плохи. Да и жалко терять кров и еду. Надо попробовать еще раз!

От двери к окну, от окна к двери, опять от двери к окну... И так час за часом! Казалось, прошла целая вечность.

И вдруг кто-то рванул дверь. Тонда!

– Выходи! Обед!

Дважды повторять ему не пришлось. Едва держась на ногах, задыхаясь и кашляя, Крабат пошел к двери. Тонда окинул взглядом каморку, понимающе посмотрел на Крабата.

– Ничего, брат, поначалу всем так приходится!

Потом он пробормотал какие-то непонятные слова, начертил в воздухе какие-то знаки. Мгновенно вся пыль поднялась, будто из щелей и пазов подул ветер. Белое облако взметнулось над Крабатом, вылетело в дверь, унеслось в лес.

Каморка засверкала чистотой. Ни пылинки!

Крабат широко раскрыл глаза:

– Как же это ты смог?

Но вместо ответа Тонда сказал: – Пошли, Крабат, суп остынет!

РАБОТА ЗДЕСЬ, КОНЕЧНО, НЕ МЕД...

Трудно пришлось Крабату. Мастер не давал передышки, все подбавлял да подбавлял работы: «Куда ты подевался, Крабат? А ну-ка, оттащи мешки в амбар!», «Иди-ка сюда! Перевороши лопатой зерно, не то прорастет!», «В муке, что ты вчера просеял, полно мякины! После ужина просеешь снова! Пока не кончишь, спать не ложись!»

Мельница в Козельбрухе работала и в будни и в праздники, с раннего утра до позднего вечера. Лишь раз в неделю, по пятницам, они кончали раньше, а по субботам начинали часа на два позже. Крабат таскал мешки, просеивал муку, колол дрова, разгребал снег, носил на кухню воду, чистил скребницей лошадей, убирал навоз – дел хватало. Вечером, ложась на нары, чувствовал себя разбитым. Ломило поясницу, ныли руки и ноги, горели волдыри на плечах.

Крабат удивлялся своим товарищам. Тяжелая работа, казалось, совсем их не затрудняла – никто не жаловался да никто особенно и не уставал.

Как-то утром он расчищал дорогу к колодцу. Ночью шел сильный снег, намело высокие сугробы, засыпало все тропинки. Крабат устал. Каждый взмах лопаты отдавался в пояснице. Стиснув зубы, пытался он превозмочь боль. Вдруг появился Тонда. Убедившись, что никого вокруг нет, положил ему руку на плечо.

– Держись, Крабат!

Крабату показалось, что в него влились новые силы. Боль отступила. С жаром схватился он за лопату, начал расшвыривать сугроб. Но Тонда остановил его:

– Только смотри, чтоб Мастер не заметил! И Лышко тоже.

Лышко, длинный как жердь парень с острым носом и колким взглядом, не понравился Крабату с первого же дня. Сразу видно – ябеда и наушник.

– Ладно! – И Крабат стал работать так, будто каждый взмах лопаты дается ему с трудом. Вскоре, как бы случайно, явился Лышко.

– Ну как, Крабат? Работа по вкусу?

– По вкусу! Сожри лягушку, тогда узнаешь!