Боевое Знамя (ЛП) - Корнуэлл Бернард - Страница 69

- Отходим! Назад! - офицеры и сержанты оттаскивали от разбитого поезда разочарованных грабителей, а остальные отпрянули от пожара, вспыхнувшего при падении паровоза с насыпи. Кавалерия помогла очистить место действия, чтобы персонал подходившего поезда ничего не заподозрил.

- На сей раз никакой стрельбы! - бородатый офицер проскакал вдоль рядов ухмылявшихся солдат. - Никому не стрелять!

- Сукин сын всё равно остановится, завидев эти чертовы огни, - Траслоу подошел к Старбаку и кивнул в сторону стоящих вагонов, где освещали рельсы два красных фонаря. Траслоу ждал, что кто-нибудь осознает сей факт, но, похоже, никто не замечал фонарей, так что он взял дело в свои руки и пересек полосу пустыря, отделявшую пути от ближайших домов. Кавалерист заметил бегущую фигуру и развернул лошадь, намереваясь перехватить Траслоу.

- Не трогайте его! - прокричал Старбак.

Достигнув поезда, Траслоу снял с плеча винтовку и разбил прикладом оба фонаря. Раздался звон стекла, и оба огонька исчезли всего за мгновение до того, как поезд выехал из-за западного поворота. В рядах солдат воцарилась тишина, когда поезд миновал холм, прогромыхал по стрелке, ведущей к заброшенной ветке, окутал дымом водонапорную башню и затем нырнул в полосу тусклого желтого света, отбрасываемого станционными фонарями.

На этот раз никто не стрелял. Машинист выглянул из своей кабины, намереваясь приветственно помахать любому, кто оказался бы на станции, но никого не увидев, просто дал сигнал. Машинист предвкушал удобства Манассаса, где они с кочегаром приготовят себе ужин, поджарив два стейка на смазаной жиром лопате, придерживая ее над топкой паровоза.

Затем они сыграют в карты и хлебнут виски в бараке машиниста, прежде чем на рассвете отвезут груженый состав с боеприпасами на юг. Оба были профессиональными пенсильванскими железнодорожниками, добровольно записавшимися служить в Военное министерство железных дорог Соединенных Штатов, где изрядно платили, виски лилось рекой, шлюшки сами вешались на шею, а опасность, как они беспрестанно друг другу твердили, сводилась к минимуму.

Машинист еще мечтал о поджаренном на лопате бифштексе, когда паровоз врезался в остатки первого поезда. Предохранительная решетка так высоко подкинула в воздух последний вагон, что он проехался по крыше бойлера, начисто срезав с него фонарь, дымовую трубу, паровой колпак и колокол.

При ударе третий поезд разнес оставшиеся вагоны второго, затем масса движущихся вагонов сбила их в кучу и вогнала паровоз еще глубже в остатки крушения. Колеса наконец сошли с рельс, и локомотив медленно сполз в сторону и остановился. За тендером находился пассажирский вагон, и из хаоса звуков вырвались крики, когда сзади столкнулись товарные вагоны. Последние вагоны остановились почти вровень со станцией, а в самом эпицентре столкновения, перед составом, занялся сильный пожар. По обе стороны от путей на безопасном расстоянии радостно улюлюкали солдаты.

- Еще один поезд! - закричал с холма офицер, и в очередной раз в ночи раздался свисток.

- Так мы всю ночь будем этим заниматься! - Траслоу был необычайно оживлен. Была некая животная радость в этой свободе ото всех привычных и тщательно выверенных правил обычной жизни.

К станции подбежала небольшая группа солдат, чтобы потушить задние фонари остановившегося поезда. Другие гасили станционные фонари, чтобы приближавшийся поезд не заметил остановившиеся среди зданий товарные вагоны. В самом центре горящего места крушения от локомотива валил пар. Люди пытались вывести экипаж и пассажиров и сбить пламя, когда четвертый за эту ночь поезд появился в поле зрения, его фонарь отбрасывал в непроглядной тьме неровный тускло-желтый свет.

- Давай, сукин ты сын! – рявкнул Траслоу.

Но вместо третьего крушения раздался визг тормозов, потому что машинист почуял поджидавшую его опасность. Возможно, причиной тому стала темнота на станции, а, может, непогашенное пламя, еще пылавшее на месте крушения, но так или иначе, что-то заставило машиниста пустить в ход тормоза. Колеса, остановленные фиксатором, заскользили по рельсам в фонтане разлетавшихся в стороны искр. Паровоз остановился, не доехав до холма, и машинист, включив движение задним ходом, пустил пар. Дым вырвался из трубы, когда машина, заработав, потянула большой состав назад.

Штабист на холме вытащил из кобуры револьвер и помчался к паровозу, колеса которого теперь начали вращаться. Лошадь офицера шарахнулась в сторону от струи пара, а потом колеса сцепились с рельсами, и громадина из стали и дерева начала медленно отползать назад на юг. Штабист выстрелил в кабину и приказал машинисту остановиться, но тот держал регулятор открытым, буксующие вагоны набирали скорость, и паровоз набирал ход, когда поезд начал благополучно отходить назад.

Офицер вновь выстрелил, но поезд теперь двигался быстрей, чем бежала его лошадь, и, прекратив погоню, он наблюдал, как поезд растаял в ночи с пронзительным свистом. Стало очевидно, что другие поезда этой ночью уже не появятся, и Джексон отдал соответствующий приказ отойти обратно к станции. Там солдат ждала работа. Нужно было вытащить выживших из двух потерпевших крушение поездов, разрушить мост к северу от деревни и допросить пленных. На станции опять зажгли фонари, и генерал сновал в их тусклом свете, отдавая распоряжения.

Выживших в железнодорожном крушении привели на станцию. Хирурги конфедератов корпели над ранеными, а из домов тащили еду и питье. Один из северян, седой здоровяк-штатский, облаченный в дорогой костюм и с золотой цепочкой от часов на роскошном жилете, приподнялся на локте, чтобы взглянуть на стоявших по другую сторону от станции офицеров. Голова штатского была перебинтована, а на левую ногу наложена шина. Долгое время он всматривался, не отрывая глаз от худого, бородатого, всклокоченного офицера в простом мундире, который пронзительным голосом отдавал приказы. Северянин наконец подозвал к себе одного из мятежников.

- Сынок, кто этот человек?

- Это Каменная стена, сэр, - ответил солдат и, заметив, что штатский ослаб и страдает, опустился на колени и поддержал его голову. - Старина Джек собственной персоной, сэр.

Раненый пристально смотрел на фигуру оборванца, не носившего никаких знаков отличия, и в поношенной фуражке в качестве головного убора. Северянин был чиновником из Вашингтона, возвращавшимся из своей поездки для инспектирования перебоев в снабжении армии генерала Поупа. Он был человеком, привыкшим к высокомерному надменному поведению таких офицеров, как Джон Поуп или Джордж Макклелан, вот почему не мог поверить, что эта невзрачная фигура со спутанной бородой, в старом плаще и рваных ботинках была тем самым призраком из страшных снов всей армии Соединенных Штатов.

- Ты уверен, что это и есть Джексон, сынок? - спросил чиновник.

- Полностью в этом уверен, сэр. Он самый.

Штатский печально покачал головой.

- О Господи, - вымолвил он, - опусти меня обратно.

Находившиеся рядом солдаты раскатисто рассмеялись.

Джексон, стоявший за рельсами, нахмурился, услышав смех. Генерал слушал одного из своих бригадных генералов, который уверял его в том, что у янки тонны боеприпасов, сокровищница обмундирования, продовольствие льется как из рога изобилия, и всё это находится на складах станции Манассас.

- За всем этим присматривает лишь жалкая охрана, сэр, - убеждал его бригадный генерал, - а к утру там будет куча ребят из Вашингтона, сэр, чтобы прижать нас к стенке. А эти сукины дети, простите меня за резкость, генерал, всего лишь в четырех милях от нас. Дозвольте взять два полка, генерал, и к рассвету я преподнесу вам Манассас.

- Всего лишь с двумя полками? - скептически спросил Джексон.

- С двумя своими полками, генерал, я и ад возьму штурмом, не то что какую-то станцию, - бригадный генерал умолк. - Желаете поговорить с пленным? - кивнул он в сторону захваченного машиниста, только что выболтавшего, насколько малочислен гарнизон и какой огромный куш можно сорвать на станции Манассас.