Две сестры. Дилогия - Малиновская Елена Михайловна - Страница 68

Стоит ли говорить, что после такого отдыха я вставала с кровати еще более уставшей и раздраженной, чем ложилась. Видимо, темные круги под глазами и постоянное отсутствие аппетита в какой-то момент стали слишком заметны окружающим, поэтому однажды Герда вызвала меня на откровенную беседу по душам. Правда, говорила в основном она, а я лишь слушала, повинно склонив голову. По ее словам выходило, что я мучаюсь и переживаю совершенно зря. Да, Лукас некрасиво поступил со мной, уехав прочь без объяснений причин своему поступку. Но это не значит, что я должна страдать. Рано или поздно, но он обязательно поймет, какую глупость совершил. И его самолюбие сильно пострадает, если он узнает, что я все это время наслаждалась жизнью, даже не думая утопать в слезах. Мужчины так устроены, что покорная и вялая добыча им совершенно неинтересна. Они охотники в первую очередь. Так почему я так быстро признала свое поражение? Если Лукас вернется и застанет меня в столь плачевном состоянии, то наверняка восторжествует, уверовав, будто является единоличным властителем моих дум. А значит, он поймет, что имеет полное право поступать со мной так и впредь, поскольку я все равно покорно проглочу любую его выходку. Не лучше ли будет, если Лукас не узнает о моих слезах? Ведь тогда придет черед волноваться уже ему, поскольку у молодой и красивой девушки, которая к тому же вот-вот станет наследницей огромного состояния, ухажеров всегда будет в избытке.

Нельзя сказать, будто слова Герды сильно приободрили меня. Но во мне неожиданно взыграла гордость. Действительно, а с какой стати я страдаю по мужчине, который, наверное, уже давным-давно забыл обо мне? Конечно, неприятно осознавать, что я была лишь незначительным эпизодом в бурной и полной приключений жизни Лукаса, ну что же. Будет мне урок на будущее. У меня тоже есть своя жизнь, и я совершенно не собираюсь тратить ее на бесплодные переживания!

Я бы слукавила, если бы призналась в том, что мне моментально удалось забыть о Лукасе. Конечно же, нет. Были и еще приступы слезного отчаяния, но свидетелем их становилась лишь моя подушка. На людях я не позволяла себе больше подобных слабостей. Тяжелее всего пришлось в борьбе с бессонницей. И опять меня выручила умница Герда, которая однажды принесла от местной травницы тяжеленную бутыль какого-то лекарственного настоя с резким и горьким запахом полыни. Всего несколько капель этого чудодейственного средства, добавляемых в вечерний чай, позволяли мне уснуть сразу, как только голова касалась подушки. И мало-помалу я начала забывать Лукаса. Верно говорят, что время лечит. Теперь при воспоминаниях о нем я чувствовала лишь легкую грусть и досаду, но не более.

Тяжело вздохнув, я одним глотком допила какао, остатки которого еще плескались в чашке. Поставила ее на стол и встала, намереваясь вернуться в дом. Несмотря на солнечную погоду, во дворе было по-осеннему свежо, и я немного озябла. Что же, пойду отогреваться к камину. А заодно проверю, чем заняты Анна и Герда.

Я сделала всего шаг к двери, как услышала тихий скрип калитки, и остановилась.

– Хлоя? – негромко окликнули меня в следующее мгновение.

От этого мужского голоса мне стало больно дышать. Колени затряслись так сильно, что я судорожно схватилась за спинку кресла, опасаясь упасть. Затем я очень медленно обернулась, отчаянно молясь Бригиде, чтобы все это оказалось лишь наваждением.

Но нет, небеса остались глухи к моей мольбе. Около крыльца стоял высокий и неестественно худой молодой человек с белесыми волосами и рыбьими прозрачными глазами навыкате. Вильгельм Мюррей, мой сводный брат собственной персоной.

– Хлоя, – уже утвердительно повторил он и неспешно поднялся по ступенькам крыльца. Остановился всего в шаге от меня, заложил большие пальцы за широкий кожаный ремень и с любопытством оглядел меня с ног до головы и обратно, после чего проговорил: – Рад видеть тебя в добром здравии.

Я поборола постыдное желание развернуться и сбежать в дом, где первым делом крепко-накрепко заперлась бы на все возможные замки и засовы и не выходила бы, пока незваный гость не отправился бы восвояси. Что ему надо здесь? Сердце больно закололо от дурного предчувствия. Сдается мне, что ничего хорошего от неожиданного визита так называемой родни лучше не ждать.

– Вильгельм, – медленно произнесла я, отчаянно соображая, как поступить в этой ситуации. – Каким ветром тебя занесло в наши края?

– Это долгий разговор, – уклончиво ответил тот. Неумело растянул губы в странной гримасе, должной, по всей видимости, выражать приветливую улыбку. – Быть может, пригласишь меня в дом? Там и поговорим. Все-таки не чужие люди друг другу.

Я отчетливо скрипнула зубами, вспомнив, сколько дурного перенесла по воле и милости этого так называемого «не чужого» человека. Я проводила с матерью всего неделю, от силы – две в год, остальное время вынужденная коротать в пансионе для благородных девиц, куда меня сослал отчим, чтобы, как говорится, не мозолила глаза и не напоминала о прошлом его супруги. Но и этот краткий срок Вильгельм умудрялся с легкостью превратить в настоящий кошмар, постоянно находя причины, чтобы нажаловаться на меня отцу. То не так посмотрела, то слишком громко засмеялась. Впрочем, Генриху и не требовалось особых поводов, чтобы в очередной раз наказать нелюбимую падчерицу. Одно мое существование на этом свете было уже достаточным поводом, чтобы испытывать ко мне ненависть. Вильгельм прекрасно знал отношение своего отца ко мне и умело пользовался этим. Детская жестокость порой не знает границ. Как бы я ни старалась вести себя хорошо, предугадывая любое желание родных и не показываясь лишний раз на глаза отчиму и сводному брату, – итог был один. Каждый день меня лишали сладкого, на несколько часов запирали в темной холодной комнате, да мало ли что еще.

Воспоминания о несчастливом детстве накрыли меня с головой. Я с такой силой сжала кулаки, что ногти до крови впились в ладони. Однако эта боль меня немного отрезвила, и я глубоко вздохнула, попытавшись взять разбушевавшиеся эмоции под контроль. Все хорошо, Хлоя, все отлично. Те жуткие дни навсегда миновали. Теперь никто не в силах причинить тебе вреда. Ты взрослый самостоятельный человек и совершенно не обязана поддерживать хотя бы видимость хороших отношений с теми, кто тебе омерзителен.

– Не думаю, что это хорошая идея, – медленно сказала я и с мгновенным торжеством заметила, как лицо Вильгельма после этого обиженно вытянулось. Он явно не ожидал от меня такого холодного приема, и я мстительно добавила: – Думаю, ты зря проделал столь длинный путь сюда. Я не хочу иметь ничего общего ни с тобой, ни с Генрихом. Как некогда вы вышвырнули меня из своей жизни, так теперь я желаю навсегда забыть о вашем существовании. Кстати, напомню, что в моих жилах нет ни капли общей с тобой крови, поэтому мы как раз совершенно чужие друг другу люди.

Выпалив это на одном дыхании, я круто развернулась на каблуках, намереваясь спрятаться за надежной дверью дома и дождаться ухода Вильгельма.

– А что насчет Анны? – спросил он в мою спину, и я замерла, так и не сделав шага. – В ее жилах уж точно течет кровь рода Мюррей, нравится тебе это обстоятельство или нет. И мой отец имеет полное право в любой момент забрать дочь обратно.

От последней фразы, сказанной нарочито равнодушным тоном, меня бросило в ледяной пот.

– Генрих сам отказался от Анны! – прошипела я, готовая кинуться с кулаками на незваного гостя, если тот вдруг решит силой ворваться в дом и отобрать у меня сестру. – Он заявил, что ему не нужна в семье ведьма! Если бы не я, Анна до сих пор оставалась бы в пансионе!

– Любые планы могут измениться, – уклончиво проговорил Вильгельм. – И потом, Хлоя, я пришел не ругаться. Не вынуждай меня угрожать или иным способом давить на тебя. Давай обсудим все как взрослые люди.

– Хлоя? – неожиданно вмешался в разговор новый участник, и я с облегчением вздохнула, узнав голос Гилберта. И в самом деле, тот стоял около калитки, с интересом глядя то на меня, то на моего собеседника.