Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

А у нас во дворе (СИ) - Квашнина Елена Дмитриевна - Страница 32


32
Изменить размер шрифта:

   Сиротин мне нравился, тот, другой, тоже Владимир, только Васильевич, вызывал необъяснимое отторжение. Его обертоны резали слух, интонации взводили мне нервную систему, как курок пистолета. Я предпочитала общаться с Сиротиным, хотя он работал в реанимации и не был уже моим лечащим врачом. Но он часто забегал. Интересный случай, вполне укладывающийся в рамки его научных исследований. Он-то и посоветовал другому Владимиру допустить ко мне музыку и друзей.

   Одним из первых пришёл Воронин. Устроился, судя по звукам, на приличном расстоянии. Молчал. Шмыгал носом.

   - Ты чего там, ревёшь? - без интереса спросила я.

   - Нет, не реву, - ответил бледно и судорожно всхлипнул.

   - Если собираешься и дальше плакать, лучше уйди совсем. Мне противопоказаны отрицательные эмоции, - холодно порекомендовала я. На самом деле, элементарно боялась, что не выдержу, тоже расплачусь. Плакала я теперь частенько. После начиналась чудовищная головная боль. Длилась пару дней. Никакие лекарства не помогали. Кроме кодеина. Но так наркоманкой в лёгкую станешь.

   - Откуда ты знаешь, что я плачу? - удивился Славка, перестав хлюпать носом. - Ты ведь...

   Он замялся, стыдясь произнести жестокое слово "слепая".

   - Не вижу? - выручила я его. - Зато я теперь отлично слышу. Как крот.

   - Здорово. В смысле... - Славка сконфузился, перевёл разговор. - Можно, я ближе сяду?

   - Тебе кто-то запретил? Садись, конечно, - разрешила безразлично.

   - Ты не изменилась, - успокоился Воронин. Видимо, вспомнил, как я его со своей кухни гнала. Я тоже вспомнила, усмехнулась.

   - А с чего мне меняться? Ну, подумаешь, зрения лишилась. Временно, полагаю. Остальное при мне осталось.

   - Тош, я хотел сказать... - он замолчал.

   - Ну?! - поторопила его жёстко.

   - Тош, почему ты так со мной разговариваешь непримиримо? - съехал в обиду Славка. - Что я тебе плохого сделал?

   Опаньки! Он ещё спрашивает. Прелесть какая. Не понимает, солнце красное. Или делает вид, что не понимает. Эх, жаль, не могу видеть сейчас морду его лица.

   - Ты хоть понимаешь, что ты мне жизнь спасла? Я теперь тебе по гроб жизни обязан, - поделился своей бедой Славка. Без особого энтузиазма, унылым голосом.

   - Не преувеличивай. Убивать тебя никто бы не стал, - отмахнулась я досадливо. Хотела добавить "кому ты нужен?", но не стала доканывать. До сих пор удивлялась, с чего вполне миролюбивый Логинов вдруг развоевался. В то, что Серёга был способен убить Славку из-за идиотского оговора, мне не верилось. Борька и Витька? Тем более. Они в нашем деле сторона. Так, за компанию, по-дружески подрядились, от нехватки развлечений.

   - Ты не знаешь... не знаешь, какой разговор у нас был! - торжественно провозгласил Воронин.

   - И знать не хочу, - решительно отрезала я. Помолчали.

   Не один разговор, между прочим, целых два. Накануне и собственно перед "лечением" Воронина от подлости. Может, не следовало логиновские лечебные процедуры прерывать? Глядишь, Славка бы и поумнел слеганца. А так - не впрок пошло, по всей видимости.

   Я повернула лицо туда, где предполагала окно. С той стороны по утрам и вечерам тянуло свежим, чистым воздухом, размывало въевшийся во всё вокруг запах лекарств и хлорки. Ещё оттуда, мне казалось, били солнечные апрельские лучи, согревая кожу на лице и руках. Весёлые, наверное, лучи, радостные.

   - Ты такая красивая стала, - ни с того, ни с сего ляпнул Воронин.

   - Ври больше, - поморщилась я. Хорошо помнила своё отражение в зеркале месячной давности

   - Нет, правда, ты очень красивая.

   Угу. Лёгкая щетина отрастающих волос на обритой голове. Я её проверяла ежедневно. Переживала, что растёт медленно. Плюс неестественная бледность, поскольку на свежем воздухе совсем не бываю, и солнышка нормального в палате нет. Предположительно, синяки под глазами вместо декоративной косметики. Ела плохо, похудела и осунулась - мама регулярно причитала. Чего ж красивого? Воронин льстец, оказывается, бессовестный.

   - Тош, я хотел тебе кое-что напомнить, - стул под Славкой заскрипел, закудахтал страдательно. Воронин положение меняет. Зад отсидел или нервничает?

   - Да?

   - Моё предложение остаётся в силе, - проблеял Воронин.

   - Какое ещё предложение? - недоумение моё было честным, не наигранным.

   - Насчёт замужества.

   - Ты делал мне предложение? - я аж присвистнула. Не помнила такого интересного факта своей биографии. Конечно, память у меня не полностью восстановилась. Кое-какие лакуны оставались. Допустим, одна из них хранит тайну воронинского сватовства. Да? Маловероятно. О замужестве я никогда, ни единого раза не думала. Оно мне надо? Других занятий хватало, гораздо более интересных.

   - Ты делал мне предложение? - переспросила неуверенно.

   - Типа того, - с облегчением вздохнул Славка. - Я понимаю, у тебя тяжёлая черепно-мозговая травма, ты просто забыла. Вспомнишь со временем.

   Иногда людям кажется, будто они хорошо помнят то, чего реально не было. Сиротин, когда помогал мне бороться с частичной амнезией, обозвал такой феномен ложной памятью. Воронин сейчас явно пытался сформировать у меня ложную память.

   - Зачем я тебе нужна слепая? Карьеру испортишь. И не думай даже, - отказала ему довольно твёрдо.

   - Вовсе нет, - запротестовал Славка, стул под ним вновь заскрипел, закудахтал. - Правда, выходи за меня, а? Не срочно, годика через три-четыре. Ведь ты же была согласна.

   - Настолько была согласна, что у нас намечался бэби, - едко напомнила я ему, давая понять, что многое помню, если не всё.

   - Это я с Логиновым за тебя боролся, - без малейшего раскаяния выкрутился Славка. - Дело прошлое. Зачем теперь вспоминать?

   - Да, теперь уже точно поздно, - я над ним издевалась или над собой?

   - Ты ещё не отошла от всего этого. Всё забудется, вот увидишь...

   Нет, ну до чего дурак! Фазан самовлюблённый! Что я там смогу увидеть?

   - Ты имел в виду, вот услышишь? - я продолжала откровенно выказывать своё новое к бывшему другу отношение.

   Дверь в палату тихонько скрипнула, скрежетнула, открываясь. Я узнала по шагам, - уже получалось, - маму, папу, медсестру Юлю. Последней вошла сиделка, которую мне наняли после реанимации. Про неё сразу предупредили: немая, потому очень дёшево берёт за услуги, значит, по карману моим предкам, и не надо с ней фордыбачить. Слепая немую, сеструху по несчастью, непременно поймёт. Я не фордыбачила, прониклась.

   Воронин прервал себя на середине фразы, неестественным голосом попрощался:

   - Ладно, в следующий раз договорим, не к спеху. Ты подумай пока. Я пошёл, счастливо, - и быстренько исчез.

   Я с облегчением рассмеялась, впервые за последнее время.

   - Мама, чем вы его так напугали?

   Мама сдержанно ответила:

   - Слава вообще стал с трудом переносить общество старых знакомых.

   Медсестра Юля хихикнула. Началась большая колготня, сопровождаемая лёгкими, необременительными разговорами. Генеральная уборка палаты, смена постельного белья, банные процедуры.

   Я успела невзлюбить дни, когда рядом со мной толклось много народу. Больше всего мне нравилось оставаться с немой сиделкой. Она, прежде всего, не доставала разговорами. Классно делала массаж от пролежней - руки сильные и ласковые. Всё тело потом приятно гудело, медленно остывая. Она аккуратно кормила, не подгребая краем ложки с подбородка остатки пищи, осторожно промакивала мне нижнюю часть лица полотенцем. Сама я пока ела безобразно, особенно супы. Не получалось. Поэтому терпеть не могла трапезничать в присутствии посторонних. Ещё сиделка никогда не проходила со мной в туалет, доводила до двери, а дальше - ты уж сама, девочка. И я не испытывала оглушающих неловкости и стыда, за что была ей очень благодарна. В душевой вот она помогала немного: регулировала воду, подавала за пластиковую занавеску мыло и полотенце. Всё остальное приходилось делать самостоятельно, постепенно приобретая новые необходимые навыки и начиная испытывать к себе тень уважения. Медсестра Юля, чаще остальных сестричек дежурившая у меня, делала многие вещи значительно быстрей и лучше, верно. Ловко и споро кормила, переодевала, перестилала. Но, во-первых, она тащилась со мной в туалет, стремилась усадить, поднять, подтереть. Добрая девушка, не спорю. Я с ней из-за её доброты воевала, и мы сошлись на компромиссе - она подаёт мне бумагу, остальное на самообслуживании. В душевой она полностью распоряжалась, не слушая моих возмущённых воплей. Аргументировала запретом главврача оставлять определённых больных одних под горячей водой. Упиралась скалой. От некоторых "мелочей" я сгорала со стыда. Есть в этом мире вещи совершенно интимные.