А у нас во дворе (СИ) - Квашнина Елена Дмитриевна - Страница 21

   Воронин и Лаврова обменивались дипломатическими улыбками, отчего мне казалось, будто две бойцовые собаки перед серьёзной дракой угрожающе демонстрируют друг другу хищный оскал. Не сцепятся ли они ненароком? - мелькала иногда подленькая мысль. Интересно было бы посмотреть. И поучительно. Но оба дитя номенклатуры явно осторожничали.

* * *

   До чего наивной я была в семнадцать лет, верила чужим словам, тому, что видят глаза, что лежит на поверхности. Мне казалось, Лаврова с Ворониным могут кинуться друг на друга. А это они подавали условные сигналы, - мол, всё по плану, - выполняя каждый свои обязательства. У них, как выяснилось впоследствии, существовали некие договорённости по достижению значимых для обоих целей. Я грешила на Танечку, считая её инициатором своих бед, а надо было Славика трясти, главного махинатора и сочинителя интриг. Он предпочитал разрабатывать операции, режиссировать, действуя руками союзницы.

* * *

   Ещё недавно мне хотелось надёжной защиты от происков Лавровой. Теперь, с обретением искомого, под крылом у Славки, я натурально загибалась. Воронин превратился в неотступную тень - "ужас, летящий на крыльях ночи". От него не было никакого спасения.

   Славка с нетерпением ждал продолжения лестничной истории, всячески загонял меня в угол, я с трудом выворачивалась. И он лечил, лечил, лечил. Изводил пилёжкой: не так стою, не то одела, не туда смотрю, не с теми трепалась о делах и погоде. Я терпела. Почти всегда отмалчивалась, предпочитая исподтишка поступать по собственному разумению. Огрызалась редко и тихо, во избежание новых приступов воронинского занудства. Шура меня предупреждал, я ему не поверила. В общем-то, куча мелочей, которыми меня изводил Славка, постоянно росла. Но назвать его истинно мелочные, по моему мнению, претензии характеристиками плохого человека было нельзя. Вплотную рядом с Ворониным, по меткому выражению Логинова, оказалось душно, только и всего. Впрочем, это был мой выбор, винить некого. Поэтому, числя себя человеком взрослеющим и хоть капельку ответственным, я старалась воспринимать последствия опрометчивого решения как должное. Хотела - получай. И плати по счетам сама.

   Перманентно возрастающий поток мелких придирок, конечно, раздражал. Смысл этих придирок доставал значительно сильнее. Оказалось, Воронина нельзя на протяжении длительного времени потреблять в больших дозах. А он ещё и не подпускал ко мне никого - ни парней, ни девчонок, изощрялся в разнообразных уловках. Возле меня имел право находиться только один Воронин. Наверное, боялся, что я сбегу из его мышеловки. Сопровождал везде, даже по магазинам. Отдыхала я у дяди Коли. Туда Славке дороги не было.

   Мама начала подозревать в нём потенциального зятя. Уходя утром на работу, оставляла обед на двоих - для меня и для Славки. Не сказать, чтобы Воронин так уж ей нравился. Вовсе нет. Многое в нём настораживало и тревожило маму. Но ей до некоторой степени льстили социальный статус его семьи, финансовые возможности Ворониных, их связи, перспективы. Ей хотелось для дочери лучшего будущего. Отец Славку откровенно недолюбливал. Он предпочитал внимательно присматриваться к происходящему, хмыкал скептически, но не встревал. Вероятно, не определился окончательно с собственной позицией. Или считал, что в случае нужды вмешается в последний момент, употребив домашнюю артиллерию в форме категорического запрета.

   Родители Славки, к моему полному недоумению, тоже ничего против не имели. Очень приветливо принимали у себя, слали моим предкам мелкие подарочки. Хоть бы раз в их поведении, словах, на худой конец, в интонациях или мимике промелькнуло, что я не пара их сыну. Никогда.

   Я чувствовала себя пойманной в силки, билась в них, только больше запутываясь. Задыхалась от несвободы и тоски. Болела душой. И напрасно искала выход, который позволил бы мне не мучиться угрызениями совести и одновременно не обидеть Воронина. Моего терпения надолго хватить не могло. Славка приохотился командовать, чего моя свободолюбивая натура с пелёнок не выносила. Момент большого взрыва неотвратимо приближался.

   Однажды после уроков, собираясь домой, мы надолго застряли в раздевалке. Я, против обыкновения, медленно одевалась, испытывая терпение Воронина. Сильно тормозила по непонятной причине. Славка, в изрядном раздражении от непредвиденной проволочки, категорическим тоном приказал:

   - Собирайся быстрее, копуша. И немедленно надень шарф, на улице холодно.

   Я не стала с ним спорить. Бесполезно. Послушно извлекла из сумки шарф. Легче уступить в мелочи и тем избавить себя от долгой и нудной пилёжки по ничтожному поводу.

   За спиной послышалось тихое повизгивание, хихиканье и голос Логинова с хорошей долей издёвки громко произнёс:

   - Ты смотри, как Воронин свою бабу дрессирует.

   Словно кнутом огрел. Жестокая фраза. Да ещё и грубая - по форме, по смыслу. За что? Что я плохого Логинову сделала? Выставил на всеобщее посмешище. Я стерпела, закусив губу. Не хотела устраивать перебранку. Не то настроение. Я вообще на себя стала мало похожа. Воздушный шарик, из которого выпустили воздух. Схлопотав логиновскую насмешку, съёжилась, стремясь стать незаметней. Получила новую порцию смешков и ещё более злой комментарий. Воронин скомандовал:

   - Пошли. Нечего на имбицилов реагировать.

   И снова за спиной тихий дружный смех. Я не сдержалась. Передала Воронину сумку, попросила:

   - Подожди минуточку, - углубилась в дебри раздевалки. Там за вешалками, на низенькой длинной скамеечке у окна примостилась большая компания. Посмеивалась надо мной, едко комментируя происходящее. Дирижировал, само собой, Логинов.

   Я раздвинула руками пальто и пуховики, отыскала глазами Сергея, позвала:

   - Иди сюда.

   - Чаво? Ась? - спаясничал он, приложив ладонь к уху.

   Я снова негромко и беззлобно сказала ему:

   - Логинов, ты можешь подойти ко мне? Или у тебя ноги отказали, прострел в пояснице?

   И он почему-то прекратил своё шутовство, направился ко мне, обходя вешалки с одеждой. Выбрал для переговоров место так, чтобы мы с ним почти полностью выпали из поля зрения его критически настроенной компании. Зато у Воронина появился прекрасный обзор. Подойти к нам Славка не посмел, но весь напрягся, как для прыжка.

   - А твоего-то сейчас удар хватит, - насмешливо оценил Логинов. Меня покоробило словечко "твоего", меня передёрнуло от едкой интонации.

   - Серёжа!

   Он, услышав от меня непривычное, почти ласковое обращение, сразу обмяк, стих, посерьёзнел.

   - Да? - выговорил тихо.

   - Зачем ты меня так? Что я тебе плохого сделала?

   Он оторопело промолчал, беспомощно обшаривая моё лицо взглядом. Наверное, весь мой вид яснее всяких слов говорил, что я затравлена и больна, что не намерена из-за отсутствия сил и желания в очередной раз пикироваться, весело отбрёхиваясь.

   - Уж и пошутить нельзя? - смущённо проворчал он, не зная, как теперь разговаривать с до крайности переменившейся бывшей подопечной.

   - Некоторые шутки приносят сильную боль, - созналась я честно, - Очень прошу: не надо меня трогать. И без тебя с твоими шутками тошно.

   Не прибавив ни слова, грустно улыбнулась ему, возвратилась к нервничающему Воронину. Обернуться и посмотреть на застывшего Логинова мужества не набралось.

   Славка всю дорогу пилил меня за мою выходку. Говорил непотребные гадости о Логинове, которого по непонятной причине терпеть не мог. Может, завидовал Серёге? Очередной наезд на себя я воспринимала равнодушно, бессовестная клевета по адресу Логинова напрягала всё больше. Перед самым моим домом мы наконец поссорились.

   - Я устала от твоего диктата! - кричала я ему в порыве гневного вдохновения. - Оставь меня в покое хотя бы дня на три! Дай передохнуть! Дай подышать свежим воздухом!