Внешность - это не главное! (СИ) - Гусейнова Ольга Вадимовна - Страница 4

  Наверное, именно это неожиданное сочувствие в ее глазах меня добило. Я тяжело опустилась в кресло позади себя, а потом хриплым от страха шепотом спросила:

   - Так, это больше недели пути только туда... Пираты, имперцы, доргары...

   Ответ на все вопросы уже крутился в голове, но хотелось услышать его от них. Отец как всегда ответил резко и без намека на мягкость:

   - Всю основную работу по обработке Соя будет вести Лисиана. Ты нужна в качестве ширмы. Если все выгорит как надо, никто не поверит и даже не подумает на тебя. Ты станешь курьером, Лельвил, больше от тебя ничего не требуется. И не переживай, Лель, вы полетите на "Крусоне", он небольшой, но охрану и сопровождение мы вам выделим самые лучшие. Но запомни, дочь, никто не должен узнать о цели вашего путешествия. Даже ваша команда. Ваш груз - это наша свобода, но он настолько важен и... За него убьют любого, даже свои, девочка моя. Я буду молить звезды, чтобы они вернули моих девочек целыми и невредимыми.

   Меня хватило лишь на то, чтобы кивать головой, в конце концов, сама же предложила этот вариант. По лицам родственников поняла, что другого пути нет. Наверняка у меня все испытываемые сейчас чувства: страх, неуверенность и еще много чего отразились на лице, не скрытом надири, потому что отец встал и, настойчиво посмотрев на меня, твердо произнес:

  - Честь Рандованс дороже жизни и старше самой смерти.

   Я закрыла глаза, а потом заставила себя встать и глухо произнести девиз нашего рода, известный многие тысячелетия.

   Страх накатывал волнами, а внутри все сжималось от напряжения. Папа подошел и погладил по голове, потом заглянул в глаза, склонившись надо мной, и тихо произнес:

  - Девочка моя, весь расчет, что на тебя никто не подумает. Ты летишь по приглашению своей знакомой на открытие ресторана. В сопровождении сестры, разумеется. Кроме того, всем известно, что семья ведет переговоры о твоем будущем браке. - Мой тоскливый взгляд и отец, поймав его, успокаивающе поясняет: - Только в качестве дезинформации, но мы намекнем о возможном событии, тем более на Тарт летает множество богатых туристов, желающих развлечься и сделать покупки. Поэтому если узнают, что ты на небольшом пассажирском корабле с Лиси перед столь торжественным событием летишь отвлечься и потратить денег на наряды, никому из имперских советников не придет в голову, что это опасное мероприятие - отчаянная попытка спасти наше незавидное положение. Я знаю, как тебе больно признавать это, но все знают о твоей... хм-м-м, особенности, и это должно сыграть нам на руку.

  Я в отчаянии положила ладонь папе на грудь, чувствуя, как она при этом напряглась, и прошептала, собираясь попросить:

   - Я...

   - Нет, Лельвил! Никаких отсрочек, вас будут охранять самые лучшие наши телохранители. - Бросив на меня последний взгляд, уже чуть мягче добавил: - Я пошлю с тобой Асиандра, слышал у вас хорошие дружеские отношения.

   Вскинулась, чтобы папа не сказал и не подумал лишнего:

   - Он ухаживает за Ринис, ты же знаешь, мы подруги, а Асиандр часто заходит к ней, только по этой причине мы общаемся с ним, отец. Ничего больше!

   Он задумчиво нахмурился, выдав ожидаемую фразу:

   - Да? Жаль, Лельвил, этот мужчина смог бы взять твою слабость на себя и прикрыть ее своим завидным мужеством. Я надеялся...

  Только потому что ожидала ее, не расстроилась. Видно заметив мои расстроенные влажные глаза, отец резко замолчал, снова потрепал по голове и жестом отпустил нас с Лиси, сделав знак брату задержаться.

  Сестра стремительно вышла, а я на подгибающихся ногах более медленно покидала кабинет и, уже выходя за дверь, услышала слова отца:

  - Ронар, а мы вернемся к вопросу о возможности сепаратных переговоров с Доргаром...

  Собралась с силами и быстро пошла по коридорам, не обращая внимания на встречающихся слуг. Лицо надежно скрыло надири и только стремительные движения отражали происходящее у меня внутри, да подол платья вился вокруг моих ног подобно парусам катамаранов, которые так любит Ронар, самый ярый почитатель морских развлечений.

  Двери моих покоев с мягким щелчком закрылись, и я обессилено плюхнулась на диван, чувствуя себя в очередной раз раздавленной собственным страхом.

   Ну и пусть, я все о себе знаю, и это главное. Подняла руку и нажала на груди кнопку электронного замка. Надири беззвучно и медленно заскользило по телу, открывая его для свежего воздуха и собираясь в небольшой кулон-фиксатор на шее, центр которого представляет собой считывающее устройство отпечатка моего пальца. Только в одиночестве и в кругу семьи во время посиделок или за трапезой, я могла не активировать надири и находиться с открытым лицом, либо частично активировать, как я обычно поступала. Все остальные даже не представляют, как я выгляжу, потому что надири скрывает тело полностью - от макушки до кончиков пальцев ног и рук.

  Надири придумали тысячелетие назад, и тогда оно представляло собой лишь одежду, скрывающую тело и лицо. Но спустя буквально столетие, благодаря науке, был изобретен нынешний надири, и с тех пор не менялся, лишь совершенствуясь. Эта биоткань-мембрана обтягивает тело как вторая кожа, позволяя ей дышать, не доставляя неудобств своей владелице. В тоже время, из-за игры света точно определить очертания тела, а особенно подробности лица не представлялось возможным. Подчинялась приказам разума на уровне импульсов, это касалась тех моментов, когда надо было посещать туалетную комнату или защитить от насилия, или честь владелицы. Для интимных потребностей, связанных с нуждами организма, надири просто освобождало необходимый участок тела. При угрозе утраты чести или возможном насилии, биоткань твердела, не позволяя проникнуть за нее.

  Но в надири членов аристократических семей, а тем более княжеского рода, была введена дополнительная программа. При попытке несанкционированного снятия надири без брачных уз, биоткань уплотнялась и твердела, вплоть до того, что женщина в надири могла умереть от удушья. Жуткая участь, но все высшие дома считали, что смерть лучше бесчестья. А я, каждый раз активируя надири, чуть ли не прощалась с жизнью. Но все женщины смирялись с подобными неудобствами и рисками, еще бы, они все довольно быстро выходили замуж и уже больше никогда не носили подобного "украшения". Даже вдовы считались доказавшими свою состоятельность и цельность натуры, поэтому смысла скрывать внешность больше не было. И только мне, похоже, предстоит носить его вечно...

   Вообще, многие жители с других планет или миров, прилетавшие на Карияр, долго не могли привыкнуть к нашим порядкам и быту.

   Абсолютное равноправие между полами, преспокойно соседствует с понятием надири. Многие чужаки сами потом признаются, что сама идея весьма неплоха, особенно узнав нашу жизнь изнутри. Благодаря надири мужчины западают не на красоту женщины, а на ее внутренние качества и достоинства. Внешняя красота - явление слишком быстро уходящее и легко утрачиваемое, а ум, доброта, смелость, честь - это навсегда. Так полагали наши далекие предки, так считаем и мы. Сейчас, конечно, возможности медицины, в том числе пластической, велики, и все недостатки внешности можно исправить. Но традиционно считается, что именно благодаря надири наши семьи славятся своей крепостью и надежностью. Измены бывают крайне редко, считаются слабостью и не поощряются. Народ Карияра и станций, окружающих его, отличается силой и сплоченностью. Нас раньше довольно часто пытались подчинить, сломить или поработить, но никому этого так и не удалось.

   Встав перед зеркалом, в очередной раз с болью посмотрела на себя. Да, папа прав, по стандартам Карияра я хороша. Молочная, никогда не знавшая солнца кожа, золотистые волосы, полукругом уложенные в косы вокруг головы, из-за чего с активированным надири голова становилась непропорционально большой. Коричневые брови над небесно-голубыми большими глазами, которые все остальные видели лишь голубыми щелочками. Яркие розовые пухлые губы, тонкую изящную шею, высокую округлую грудь и крутые бедра, переходящие в длинные стройные ноги, тоже никто не видел и оценить не мог, потому что все мои внешние достоинства скрывало надири, а других почему-то за все мои двадцать шесть лет никто так и не заметил.