Змеев столб - Борисова Ариадна Валентиновна - Страница 41

Хаим машинально извлек деньги из кармана …

– Фью-ю! – присвистнул Мефистофлюс. – Живешь, брат!

Хаим быстро сунул пачку обратно, оглянулся, вспыхнув: кто еще видел? Музыканты смотрели в пюпитры… Офицер за крайним столом уставился на него, Хаима, или в никуда? Две женщины, померещилось, хихикнули. Теперь расскажут всем…

Но что особенного произошло? Ничего. Кому какое дело, что старая миллионерша заплатила певцу за право битых полтора часа распоряжаться его голосом? Хорошо заплатила. Явно в несколько раз больше, чем платят за такое время проституткам. Нет разницы, чем человек торгует в этом продажном мире – вином, едой, телом, голосом… Было б кому покупать…

Деньги жгли карман сквозь подкладку пиджака. Вернувшийся Сенькин молниеносно перехватил руку Хаима с зажатой пачкой, жарко выдохнул в лицо:

– Выкинуть вздумал? – толкнул его к Мефистофлюсу: – Забери его к себе, пусть отдохнет, поправь ему башку! Спрячь пока деньги, а то впрямь выбросит, чертов гордец!

– А что, правда выбросил бы? – прищурился Мефистофлюс, нежно покачивая в ладони внушительную пачку.

– Возьми себе, – буркнул Хаим.

– Не, мне чужого не надо.

– Мне тоже.

– Ну, если она тебя оценила, значит, есть за что, заносчивый ты еврей. Давай-ка, выпьем – за твой голос, а то не люблю без причины, я ж не совсем пропащий.

Мефистофлюс разлил по стаканам выданную управляющим бутылку сливовой наливки, подвинул тарелку с колбасой и хлебом:

– На, заешь, хлеб с тмином… Пани Ядвига, честно говоря, из-за тебя пришла, Сенькин сказал.

– Что ей от меня нужно?

– Что было нужно – сполна получено и оплачено, – усмехнулся музыкант.

– Кто она?

– Хозяйка лучшего публичного дома в городе. Все местные девушки мечтают к ней попасть. – Мефистофлюс понюхал хлебную краюшку, крякнул и вернул ее на тарелку. – Да не всяких она берет. Пани Ядвига помогает своим открывать притоны в других городах. Лавки, кафе. Бывает, выдает девушек замуж, если здоровы… А еще она – владелица нашего кабака.

– Так это… это она – П. Я.?!

– Не знал? Сенькин ей вроде воспитанника. В ее «доме» родился, там и вырос. Мать рано умерла от профессиональной болячки, девушки его вместе вырастили… Ты ешь, ешь! Сейчас еще налью, а не хватит – Сенькин даст, он сегодня добрый… «Оранж» пани Ядвига купила ему в подарок пять лет назад. Долго выбирала, чтобы по Сенькину шапка была. Видишь, как он здесь развернулся. А на подарок не согласился. Гордый тоже, решил выплатить полностью. Вот и платит, никак не угонится за ценами… Возьми стакан. Давай – за гордость, отличный повод… Заешь колбаской. Учиться бы тебе надо.

– «Ученый» уже, – засмеялся Хаим. – У меня диплом экономиста.

– А что в грузчики подался? – удивился музыкант.

– Не сумел найти работу. Я же не здешний, клайпедский.

– Да, в Клайпеде нынче тако-ое творится… Вовремя переехал. А ты в Каунасскую консерваторию поступай. Голос поставят, будешь петь в настоящей опере.

– Сам-то что не поступил? – увильнул от вопроса Хаим. – С таким талантом, как у тебя…

– Э-э, я – лабух по жизни, мне кабак по душе, – отмахнулся Мефистофлюс, – а всякие концерты, гастроли, театры, ну их… У меня дед был музыкант, отец – музыкант, работали в театрах, играли на свадьбах и похоронах. Я с детства дал себе зарок: ни за что учиться не пойду. Они учились – и что? Один после чужой свадьбы утонул в луже со скрипкой вместе, второй у чужого гроба свалился на барабан – сердце приказало долго бить… Две вещи я от них унаследовал: музыка и пьянство, а новобрачные с покойниками пусть как-нибудь без меня справляются… Погоди, сейчас водки принесу.

Мефистофлюс обернулся быстро и, водрузив на стол бутылку, радостно потер руками:

– Так, о чем я? Ах да. Вот Сенькин. Мог бы стать хорошим актером, а не захотел. Считает – небольшой у него талант. Он придирчивый. Знаешь, сколько у нас певцов и певичек побывало? Не пришлись ко двору. А тебя Сенькин сам позвал. Видать, разглядел в тебе что-то… Ты водки выпей, закрепит, а то иногда проносит от сливовой… За родителей давай. Есть родители?

– Есть.

– Вот за них. И за моих тоже, земля им пухом.

Хаим хватил треть стакана и едва не задохнулся. Но на душе заметно полегчало. Что он, в самом деле, трагедию из всего делает? Нет, надо быть проще!

– Мы с Сенькиным – убежденные холостяки, – бормотал Мефистофлюс. – Обременять себя семьей? Упаси боже! Вначале она – ангел, через пяток лет – мегера, вокруг дети, соски, пеленки, горшки с какашками… Ты женат?

– Женат.

– Ангел?

– Ангел…

– Давай за ангела, пока мегерой не стала… И беги от нее.

– Зачем? Я люблю свою жену.

– Любишь? – качнул головой Мефистофлюс и с сожалением взболтал полупустую бутылку. – Жадный Сенькин… Ну, тогда за любовь на посошок, не люблю пить без причины… Что? Или ты хочешь сказать, будто я – пропащий?!

…Управляющий сам привез Хаима домой, с грехом пополам выяснив у него адрес. Жена певца отперла дверь, и Сенькин, открыв рот, встал на пороге.

– Ав-ве Мария, – с чувством проговорил висящий на плече гостя Хаим.

– Ваш муж, извините, – сказал Сенькин.

– Вижу, – вздохнула она. – Вы тоже из фирмы «Продовольствие»?

– В каком-то роде – да, – осторожно согласился Сенькин. – Куда его класть?

Мария посторонилась.

– Снова мясокомбинат бастовал?

– М-м-м, тяжеленький какой, – промычал управляющий, свалив бесчувственного Хаима на кровать.

– Или был какой-то праздник?

– Нет-нет, – испугался «сослуживец», безотчетно пытаясь прикрыть руками оранжевую ливрею. – Какой в забастовку праздник? Мы просто слегка отметили ее окончание, потому что начальство выдало премии. Вот, – он подал Марии пухлую пачку, – премия Мордеха… вашего мужа.

Глава 11

Разоблачение

Песенку Мориса Шевалье «Что бы со мной стало, если б я превратился в девицу» Хаим терпеть не мог, но она, по общему мнению, украшала репертуар.

– Я бы недолго оставался девицей, – пел Хаим отчаянно тяготясь ролью, и под талантливыми пальцами Мефистофлюса взвизгивали от смеха клавиши. Публика тоже веселилась, хотя вряд ли кто-то в зале понимал по-французски. Хохот вызывали неуклюжие усилия Хаима передать женское кокетство – это был тот случай, когда искреннее смущение и несовершенство актерского мастерства оборачиваются обаятельной театральной находкой.

Он в очередной раз не сумел сыграть жеманную девицу. Но не столько привычный конфуз из-за глупого шансона, сколько смутная тревога, неосознанное чувство чьего-то нежеланного присутствия овладело им. Он огляделся и сквозь слои лилового табачного дыма едва различил женщину, стоящую у входа. Песня прервалась на полуслове – шансонье подавился дымом.

Хаим задыхался. Весь воздух в зале, казалось ему, съела лиловая полумгла. Обеспокоенный Сенькин поднялся на эстраду со стаканом воды.

– Жена твоя пришла, – шепнул он.

Хаиму хотелось провалиться сквозь землю. Мария продолжала стоять, не шевелясь, и управляющий поспешил к ней. Он церемонно поцеловал даме руку, усадил на свободное место неподалеку от эстрады и принес шампанского с фруктами… Воздух в зале гудел, слышались звон бокалов, хлопанье пробок, темпераментный Сенькин метался между столиками.

– Что будешь петь? – спросил Мефистофлюс.

– «Спустись на землю, ночь любви», – прохрипел Хаим.

Виртуоз усомнился:

– Таким голосом?

– Играй.

Хаим пел отрывок из дуэта Тристана и Изольды и, не отрываясь, смотрел на жену. Умница Мефистофлюс играл пианиссимо, а где-то подпускал фоном вокализ, изображая слабым дискантом меццо-сопрано.

Потом Хаим и Мария молча сидели за столиком. Женщина-вамп Стефания устроилась так, чтобы видеть жену певца в зеркале. А они смотрели друг на друга так, словно были одни.

– Мой бедный богач. – Мария накрыла ладонью его руку.

– Меня уволили из «Продовольствия», – пробормотал Хаим. – Давно.