Правдивая история про девочку Эмили и таинственный замок - Кесслер Лиз - Страница 3

Но… Это же о чем-то говорит. Может, в их ссоре виновата я? Может, только из-за меня родители пытались соединить два совершенно разных мира? Ну и, конечно, из-за того, что они друг друга любят. А вдруг больше не любят? Вдруг за те двенадцать лет, что мама с папой жили порознь, они полностью переменились и перестали любить, и теперь остаются вместе только ради меня? Но им тяжело, они ненавидят друг друга и в конце концов возненавидят и меня! Вон, маме уже совершенно не нравится ее теперешняя жизнь!

Меня прошиб ледяной пот. Холод окутал мое тело, пробрал насквозь до самых костей. Мы зажили на этом острове «долго и счастливо» всего несколько недель назад. Всё было как в сказке, как в прекрасном сне. Но, видимо, не совсем как в сказке. И прекрасный сон, того и гляди, обернется кошмаром, — у меня так часто бывает. Или бывало раньше.

А что, если пройдет еще немного времени, и мама с папой разойдутся совсем, навсегда? Что тогда? Мне придется выбирать между ними? А вдруг они оба не захотят брать меня к себе, поскольку именно из-за меня и не удалась их совместная жизнь? Может, они еще ругаться будут из-за того, кому меня не брать.

Собираясь в школу, я пыталась освободиться от навязчивых мыслей. Предстояла контрольная по океанологии, и мне хотелось написать ее хорошо, чтобы доказать папе, что я могу идти по его стопам или, как он сам говорил, плыть за его хвостом.

Вспомнив об этом, я немного повеселела и даже улыбнулась, запихивая учебники в сумку. Но тут новая мысль прогнала улыбку с моего лица, подобно акуле, спугнувшей стайку беспечных рыбешек.

Чем лучше я успевала по морским предметам, тем меньше проводила времени на суше с мамой, делая то, что ей нравится. Чем больше я сближалась с папой, тем сильнее отдалялась от мамы. Мне вдруг стало ясно, почему ей плохо. Я так увлеченно общалась с папой, что совсем позабыла про нее.

Может, мама права? Два мира — вода и суша — слишком различны, чтобы дружно сосуществовать. И моим родителям не суждено быть вместе.

Я спрыгнула в воду, даже не попрощавшись с мамой, — слишком несчастная, чтобы заговорить, слишком испуганная, чтобы спокойно всё обдумать.

Глава вторая

Едва я очутилась в воде, как все плохие мысли исчезли, словно их смыло волной.

На какое-то мгновение мои ноги отяжелели, словно были из бетона, онемели и потянули меня вниз. Но я не испугалась, поскольку давно к этому привыкла. Для меня подобная тяжесть в ногах была одним из самых приятных ощущений на свете, потому что я знала, что произойдет дальше.

Мои ноги плотно прижались одна к другой, как будто их сверху донизу туго обмотали клейкой лентой.

А потом появился хвост.

Потягиваясь, точно кошка, я следила за тем, как нижняя часть тела постепенно покрывается сверкающей серебристой чешуей, как оживает и приходит в движение хвост. Мне никогда не надоедало это чувство — как будто ты долго сидела в закрытой коробке, и вдруг с нее сняли крышку, опустили боковые стенки и разрешили тебе двигаться как угодно и в каком угодно направлении. И перед тобой распахнулся целый мир.

Я еще немного выждала, шевеля переливчатым, фиолетовым с зеленым, хвостом, чтобы убедиться, что он окончательно сформировался. Затем сделала взмах, отгоняя парочку крошечных серебряных рыбок, и вокруг тут же забурлили и устремились вверх мелкие пузырьки.

Я счастливо вздохнула. Пока я русалка — всё хорошо.

Мой путь в школу пролегал над зарослями кораллов и прочей водной растительности. Ярко — зеленые кусты приветственно помахивали мне своими ветками; красные губки кивали и покачивались из стороны в сторону. Два золотистых морских конька, сцепившись хвостами, пробирались между длинными водорослями, которые мерно покачивались вместе с течением. Вокруг меня крутились стайки плоских и тонких, как бумага, рыбешек с ярко — желтыми хвостами и пузатенькие синие рыбки с черными глазами, Я попыталась вспомнить, как они называются, — вдруг такой вопрос попадется в контрольной, — но рыбы были незнакомые. Впрочем, здесь я каждый день видела или узнавала что-то новое, Уж я-то никогда не заскучаю на Перекрестном острове, даже если маме он уже надоел.

Добравшись до скал, громоздящихся у входа в туннель, я остановилась и стала ждать. На другом конце туннеля, в Изумрудной пещере, располагалась школа. Мы с Шоной всегда встречались возле входа, чтобы дальше плыть вместе.

Мимо, улыбнувшись мне, проплыло несколько моих одноклассников. У нас в классе учились в основном русалочки. Было еще несколько тритонов, а также два мальчика и две девочки. Я пока мало кого знала; мы с Шоной больше всего общались с двумя русалочками — Мариной и Алтеей. Только я одна была получеловеком — полурусалкой. Единственная земноводная. Да, для таких, как я, существовало название, хотя нас можно было по пальцам пересчитать!

Пожалуй, я свыклась с тем, что я такая одна, хотя, конечно же, хотела бы встретить еще кого-то вроде себя. Вот было бы круто поболтать с человеком, который понимает, что ты чувствуешь, меняя ноги на хвост!

Впрочем, один такой человек был. Единственный земноводный, которого я знала. Но он не в счет. Во-первых, потому что взрослый; а во-вторых, потому что это был самый хитрый и ненадежный господин, какого только можно себе представить. Мистер Бистон. Прикидывался маминым другом, а сам следил за нами всю мою жизнь и потом докладывал обо всем Нептуну!

Но всё это осталось в прошлом, и теперь мистер Бистон больше не пытался обманывать нас или кормить всякими зельями.

— Эмили!

Звонкий голосок отвлек меня от мыслей о мистере Бистоне. Шона!

Она плыла ко мне, прижимая к бедру школьную сумку — серебряную с золотом, покрытую мелкими розовыми ракушками. Я заметила, что у Шоны всегда самые красивые вещи. Она именно такая, какой, по нашим представлениям, должна быть настоящая русалка, — женственная, изящная, с длинными белокурыми волосами. Не то что некоторые вроде меня. Я старательно отращиваю волосы; и они уже ниже плеч, но всё равно ничем не напоминают Шонины роскошные блестящие — одним словом, русалочьи — кудри.

— Подготовилась? — взволнованно спросила Шона. Мы пропустили вперед совсем маленьких русалочек, которых провожали в школу мамы. Малышки, взявшись за руки, мчались в класс, а мамы, болтая между собой, плавно скользили вслед за ними.

— Папа меня утром проверял, — ответила я. — По-моему, неплохо; вот только насчет названий рыб я не уверена.

— Ну, у нас еще есть время до вечера, — сказала Шона. — А кстати, ты помнишь, какой у нас первый урок?

Я невольно заулыбалась.

— Красота и Манеры. Что же еще?

КиМ — любимый Шонин предмет. Ее медузами не корми, только научи делать новую прическу, или особенно красиво сверкать чешуей в лунном свете, или изящно поводить хвостом. Меня, вообще-то, больше интересовали история кораблекрушений и легенды о русалках, но, поскольку сама по себе учеба в русалочьей школе казалась мне чудом, я была готова изучать всё что угодно, лишь бы не деление с остатком!

Мы плыли по туннелю. Первые несколько минут, пока глаза привыкали к сумраку, приходилось придерживаться за стенки, и мне всегда становилось страшновато — холодные скользкие камни невольно напоминали о том, как я, забравшись в такой же темный и липкий туннель, разбудила кракена.

Мы завернули за угол, и в туннеле посветлело, вновь стали различимы цвета. Я улыбнулась, отмахиваясь от воспоминаний. Мы с Шоной ни разу не делились впечатлениями о том, что чувствовали в том туннеле, хотя я с большим интересом послушала бы ее рассказ. Ведь Шона была со мной, когда я разбудила кракена. Но мы с ней ни когда это не обсуждали. Наверняка ей, так же, как и мне, хотелось забыть это происшествие как кошмарный сон.