Дело всей жизни - Василевский Александр Михайлович - Страница 13

Новое наступление началось 4 июля. Развивалось оно чрезвычайно успешно. Ломая сопротивление противника, весь Западный фронт быстрыми темпами устремился вперед. 15-я армия в течение нескольких дней преодолела пространство, которое мы оставляли в мае, и продолжала наседать на белополяков. Позади были Глубокое, Парафьяново, Молодечно. Двинулись на Лиду. Сюда повернулась от Докшиц и 3-я армия, наш левый сосед. 16-я армия от Минска шла на Барановичи. Наш правый сосед, 4-я армия, взяв Поставы, рванулась к Вильно. Чудеса творил конный корпус Гая. Его кавалеристы захватили с налета форты Гродненской крепости и удержали их до подхода пехоты. Впереди были уже берега Немана. Но сначала нужно было пройти через линии укреплений, возведенных здесь немцами в годы мировой войны. Белополяки зацепились за эту полосу обороны и попытались остановить победное шествие рабоче-крестьянских полков. В районе Сморгони 15-я армия натолкнулась на военно-инженерные препятствия. Завязалось ожесточенное сражение. Дорога к Неману далась нелегко.

В самый разгар боев, в конце июля, я неожиданно получил приказ: мне предлагалось немедленно отправиться на должность командира 427-го стрелкового полка в свою прежнюю 48-ю дивизию. С большим, признаться, сожалением прощался я с дружным и опытным коллективом 96-го полка, в котором принял военно-политическое крещение как красный командир, в борьбе уже не с бандитами, а с регулярными войсками противника. Мы тепло распрощались с командиром полка Ковалевым, военным комиссаром Жестянниковым, полковым адъютантом Доброхотовым и другими товарищами.

48-я дивизия была на марше в районе Вильно. Ее первый начальник товарищ Логофет был в то время заместителем командующего 4-й армии, в состав которой входила эта дивизия, а новым начдивом стал Ефим Викентьевич Баранович, в 1919 году возглавлявший запасный батальон в городе Белеве, Тульской губернии, а затем полк 48-й дивизии. Командир и комиссар 143-й стрелковой бригады – латышский рабочий, герой Московского вооруженного восстания 1917 года, очень смелый, но резковатый, Оскар Юрьевич Калнин сообщил мне, что должность, на которую я был назначен, уже занята. Поэтому мне было предложено отправиться в распоряжение начальника дивизии. Я меньше всего думал о работе обязательно в должности командира полка. Меня больше привлекала уже знакомая работа в должности помкомполка или комбата. Поэтому я упросил комбрига послать меня на одну из этих должностей у себя в бригаде и в результате стал помощником командира 429-го стрелкового полка.

До середины августа наша дивизия находилась в районе Вильно, неся гарнизонную службу. Полк произвел на меня, особенно в политико-моральном отношении, очень хорошее впечатление. Он был укомплектован в основном уже побывавшими в боях красноармейцами или прошедшими подготовку в запасных частях. Отличные отношения установились у меня с командованием полка, в том числе и с самим командиром товарищем Дрейвичем (хотя в бригаде меня предупреждали о его нелегком характере). Партийная организация полка была боевой, сплоченной. Это меня более всего радовало. Даже короткий опыт службы в рядах РККА убедил меня в том, что наличие в воинской части сильной большевистской организации – серьезный залог успеха во всех ее делах.

Западный фронт к тому времени успел пожать радостные плоды июльских побед и не менее горькие плоды августовских разочарований. Красная Армия дошла до Варшавы, но там была остановлена. Истощенная 500-километровым переходом, понеся в непрерывных сражениях большие потери, оторвавшие от баз, лишенная снабжения пополнением и боеприпасами, она наткнулась на превосходящие силы пилсудчиков, опиравшихся на техническую мощь Антанты. А затем произошло то, что буржуазная печать окрестила «чудом на Висле», – отход наших войск. Отрезанная от соседей и обессиленная 4-я армия, с 3-м конным корпусом, смогла уйти только в сторону Восточной Пруссии, перешла немецкую границу и была интернирована. 3-я и 15-я армии в трудных условиях отступали, первая – к Гродно, вторая – к Волковыску. Сюда-то и направили нашу дивизию. Она должна была задержать наступавшего врага, помочь соединениям 15-й армии.

Через Волковыск, куда мы прибыли 18 августа, тянулись тылы отходивших войск: обозы, артиллерийские парки, кухни. Порою попадались разрозненные группы бойцов. На них было больно смотреть. Почерневшие, изможденные, многие в кровавых повязках, они хмуро шагали по обочине дороги. Юго-западнее Волковыска мы встретились с врагом, стремившимся развить свой успех. Сбив с позиции заслоны, выставленные 15-й армией, он ворвался в Пружаны и Беловежскую пущу. Наш полк принял удар белопольских войск в районе Свислочи. В результате упорного боя 48-я дивизия отбросила противника, захватила пленных, трофеи и заняла оборону на подходе к Беловежской пуще. Где-то здесь находился созданный из белорусских крестьян партизанский отряд Рубо, но установить с ним контакт мы никак не могли. Форсировав реку Нарев, 429-й полк в течение двух недель с переменным успехом сражался с белополяками.

Нашим левым соседом был 427-й полк. Однажды противнику удалось прорвать его фронт. Чтобы обезопасить фланг, командир 429-го полка Дрейвич решил использовать находившийся в резерве второй стрелковый батальон и контратаковать врага. Атака оказалась успешной, белополяки отступили, а за открытым флангом полка мы сумели создать заслон. Я командовал вторым батальоном. Попытки установить связь с 427-м полком оказались тщетными. Из сообщений отдельных бойцов этого полка, отошедших во время боя в наш район обороны, выяснилось, что их полк, понеся потери, в беспорядке отступил.

Вечером того же дня Дрейвич вызвал меня в штаб и вручил телефонограмму от командира бригады Калнина, в которой тот обязывал меня немедленно вступить в командование 427-м стрелковым полком, и уже к утру во что бы то ни стало восстановить утраченное им положение. Связавшись по телефону с комбригом, я доложил ему о получении приказа. На мой вопрос, где можно найти 427-й полк, его штаб и прежнего командира, комбриг назвал район, фактически занимаемый тем самым батальоном, из которого я только что прибыл. Описав истинную обстановку на этом участке, я посоветовал срочно выдвинуть в район прорыва из бригадного резерва 428-й стрелковый полк и попросил дать мне хотя бы одну ночь на сбор и приведение в порядок 427-го полка, оказав при этом помощь в людях. В ответ последовал приказ немедленно явиться в штаб бригады, расположенный в деревне Вейки.

В штабе комбриг в категорической форме повторил прежний приказ. Я доложил, что при всем желании выполнить этот приказ не смогу. Меня тут же взяли под стражу и направили в ревтрибунал, находившийся в Волковыске. Не успели мы отойти версты четыре, меня вернули в штаб бригады и вновь повторили приказ. Я ответил, что по-прежнему считаю его невыполнимым. Мне немедленно вручили письменное предписание, согласно которому «за саботаж и нелепую трусость» я смещался с должности помкомполка-429 и назначался командиром взвода в одну из стрелковых рот того же полка. С этим предписанием я и возвратился к крайне удивленным, и взволнованным всем происшедшим, командиру и военкому 429-го полка, а от них, несмотря на их настойчивое предложение переночевать с ними, отправился в свой взвод шестой роты того самого второго батальона, с которым был вместе в бою весь минувший день. Сложны порой военные пути и перепутья…

Глубокой ночью я нашел роту как раз на том рубеже, где оставил ее днем. Взвод, в командование которым я вступил, занимал оборонительную позицию на открытом фланге полка. Вскоре к нему примкнули подразделения 428-го полка, только что выдвинутого по приказанию комбрига из резерва (об этом я и просил его). А через несколько дней упорных боев, когда я успел уже оценить ни с чем не сравнимую стойкость и мужество бойцов своего взвода, пришел приказ начальника 48-й дивизии прибыть в его распоряжение. В штабе начальник дивизии Е. В. Баранович и военный комиссар Индриксон объявили мне, что в результате тщательного расследования, проведенного партийными и следственными органами дивизии, предъявленное мне командованием бригады обвинение совершенно не подтвердилось. Отзывы командования и парторганизаций 96-го и 429-го стрелковых полков обо мне вполне положительные. Командование и политотдел 11-й стрелковой дивизии сообщили, что за успешные и умелые действия в боях на реке Шоша в начале июля 1920 года был поставлен вопрос о представлении меня к ордену Красного Знамени. Приказ комбрига был отменен, а меня, с согласия командарма А. И. Корка, назначили временно, впредь до освобождения должности комполка, командиром формировавшегося отдельного батальона нашей же дивизии.