50 знаменитых загадок истории Украины - Харченко Павел - Страница 109

Командующий фронтом Д. Козлов и его штаб, по сути, больше занимались внутренними склоками, чем своими прямыми обязанностями. Приказы, исходившие от штаба, часто являлись противоречивыми, что порождало беспорядки и никак не способствовало успешному проведению боевых операций. К тому же представитель Ставки комиссар I ранга Л. Мехлис окончательно развалил работу штаба, превышая свои полномочия и грубо вмешиваясь в действия командующего фронтом. Картина складывалась совершенно немыслимая: войска беспорядочно отступали, а члены Военного совета тем временем проводили многословные и многочасовые заседания. А вот на серьезные предупреждения штаб вообще не реагировал. Так, еще 19 апреля, почти за три недели до наступления гитлеровцев, Ф. Октябрьский лично доложил Военному совету Крымского фронта о подготовке немецким командованием наступления. Эти данные вице-адмирал получил из донесений, которые направлял в Бухарест румынский полковник Тауту, служивший при штабе Манштейна. Советской разведке удалось подобрать ключ к шифру, которым пользовался полковник, и благодаря этому прочесть самые секретные донесения. Вот только проделывалась эта работа впустую: штаб Крымского фронта на сообщения не реагировал.

Следует сказать, что Л. Мехлис, один из главных виновников поражения Крымского фронта и один из виновников захвата немцами Севастополя, вскоре попал «на ковер» лично к Сталину. «Бравый» комиссар, едва переступив порог кабинета, упал на колени и пополз к «вождю народов», обливаясь слезами. При этом Мехлис ругал себя последними словами, каялся, говорил, что готов понести любое наказание. В общем, Сталин комедию, разыгранную комиссаром, оценил и… «Не стоит так убиваться, на войне всякое бывает», — проговорил вождь. А на очередном заседании Ставки Верховного Главнокомандующего, на которое спешно вызвали руководителей Крымского фронта, Мехлис уже вовсю критиковал других, старательно сваливая на них вину за поражение советских войск. В итоге семь военачальников, признанных виновниками Керченской катастрофы, были сняты с должностей и понижены в звании. Правда, ненадолго. В скором времени все они снова получили высокие должности и даже награды — видимо, как компенсацию за «моральный ущерб».

Тем временем падение Севастополя было лишь делом нескольких недель, поскольку немецкое командование получило прекрасную возможность сосредоточить против защитников города всю мощь 11-й армии Манштейна. К тому же крепость полностью зависела от морских поставок, а их объем после разгрома Крымского фронта начал стремительно снижаться, а в небе над Севастополем тем временем царила гитлеровская авиация. Под ее удары попадали не только советские самолеты, но и следовавшие в город транспорты: из-за коротких ночей корабли оказывались в опасной зоне в светлое время суток и становились прекрасной мишенью для бомбардировщиков. Относительно легко прорваться в Севастополь могли только быстроходные военные корабли, но они не могли обеспечить потребности 100-тысячного гарнизона. Тем временем немцы сосредоточили усилия на создании морской блокады города. В крымских портах собралось большое число сторожевых и торпедных катеров, а также итальянских мини-подлодок. А на ближайших аэродромах дежурили более 150 самолетов-торпедоносцев и пикировщиков, которые были переброшены в Крым со Средиземноморского театра военных действий.

2 июня 1942 года немцы начали обстрел города. Как впоследствии вспоминал генерал Манштейн, это было самое массированное применение германской артиллерии в годы Второй мировой войны. На подступах к Севастополю «заговорили» 2045 пушек и минометов, зенитная артиллерийская боевая группа «Север», две батареи 625-миллиметровых мортир и знаменитая пушка «Дора» — детище завода Крупа в Эссене. Размеры и пробивная сила этого орудия калибра 800 мм поражают воображение и сегодня: «Дора» имела ствол длиной 30 м, лафет высотой с трехэтажный дом. Ее снаряды весом около семи тонн (!) навылет пробивали шестиметровое железобетонное перекрытие. Обслуживали «Дору» 1500 солдат и офицеров. Всего же на направлениях главного удара по городу немцы сосредоточили около 100 пушек в расчете на 1 км фронта.

Утром 7 июня противник начал решительную атаку по всему периметру обороны. Особенно тяжелые бои велись на Мекензиевых горах: в тот день только в расположении 172-й стрелецкой дивизии разорвалось около 7000 бомб и свыше 15 000 снарядов. Это значит, что на каждый квадратный метр здесь выпало по полторы тонны «осадков» из раскаленного металла. «Соседи» дивизии, 365-я зенитная батарея, окруженная и расстреливаемая прямой наводкой из танков, держала позицию лишь чудом. В критический момент раненый командир батареи передал командованию радиограмму о том, что отбиваться ему больше нечем, весь личный состав вышел из строя; офицер просил своих соотечественников открыть огонь по его позиции, целясь прямо в командный пункт…

Из-за господства в воздухе немецкой авиации подвоз подкреплений и боеприпасов стал почти невозможным. Ежесуточно потребность города в боеприпасах составляла около 580–600 тонн, а поступало их едва ли треть от этого. Причем положение ухудшалось с каждым днем. Подразделения, перебрасываемые в Севастополь морем, не восполняли даже 20 % потерь личного состава. Защитникам не хватало оружия, прежде всего стрелкового. Еще за неделю до третьего штурма немцами Севастополя Ф. Октябрьский обратился к штабу Северо-Кавказского фронта и к наркому Военно-морского флота М. Кузнецову с просьбой ускорить поступление реальной помощи. Прежде всего вице-адмирал просил прислать оружие.

А оружия на кавказских складах… вообще не было! Командование просто заранее не позаботилось о запасе даже простых винтовок, не говоря уже об автоматах. Неудивительно, что часть пополнения прибывала в Севастополь с пустыми руками: военачальники считали, что солдаты должны сами позаботиться о себе, добыв все необходимое в бою…

В условиях нехватки оружия и боеприпасов, продуктов и питьевой воды (на человека в сутки приходилось всего по стакану воды и несколько сухарей) защитники осажденного города держались еще пять дней. Затем нехватка боеприпасов стала сказываться особенно сильно. Когда же 10 июня в севастопольской базе, атакованный 15 «юнкерсами», погиб эсминец «Свободный», а 13-го числа у Минной Стенки немецкая авиация потопила теплоход «Грузия» с грузом снарядов, командование Черноморского флота начало использовать в качестве транспортов подводные лодки. В мае — июне 24 судна всех имеющихся типов совершили 78 походов в Севастополь, доставив туда около 4000 тонн груза и эвакуировав боле 1300 человек. Но все это проблему снабжения города и спасения людей, увы, не решало.

18 июня немцы сумели прорваться к Северной бухте, Инкерману и Сапун-горе. На следующий день из порта вышел последний транспорт «Белосток», который был потоплен недалеко от города. Тогда к снабжению Севастополя подключилась авиация. Гитлеровцы ответили массированной бомбардировкой. В многострадальной крепости появилось свыше 500 новых очагов пожара. Среди прочих зданий пылало помещение знаменитой панорамы Рубо «Оборона Севастополя в 1854–1855 годах». Панораму разделили на части, вынесли из огня и вскоре переправили на лидере «Ташкент» в Новороссийск.

26 июня в Севастополь на двух эскадренных миноносцах, лидере «Ташкент» и двух тральщиках прибыло последнее пополнение — 142-я стрелковая бригада (944 человека), при этом немецкой авиацией был потоплен эскадренный миноносец «Безупречный», на котором находились еще 320 бойцов. Из них спасти удалось только троих… Капитан судна, расколовшегося от взрыва бомб пополам, предпочел не покидать своего мостика; море поглотило его вместе с «Безупречным».

Корабли разгружались и принимали раненых в Камышовой бухте, которая находилась за городской чертой. На лидере «Ташкент» удалось эвакуировать из Севастополя около 2 000 человек. Хотя на обратном пути «Ташкент» подвергся сильному удару с воздуха, корабль все же сумел доплыть до Новороссийска. Но теперь боеприпасы, топливо и продовольствие доставлялись в Севастополь в совсем мизерных количествах только подводными лодками и транспортными самолетами.