Паштет из гусиной печенки - Азимов Айзек - Страница 1

Айзек Азимов

Паштет из гусиной печенки

Я не имею права сообщить вам свое настоящее имя, даже если я бы этого захотел; к тому же, при существующих обстоятельствах, я и сам этого не хочу.

Писатель я не ахти какой, если не считать научных статей, так что это пишет за меня Айзек Азимов.

Есть несколько причин, почему я выбрал именно его. Во-первых, он биохимик и понимает, о чем идет речь — во всяком случае, отчасти. Во-вторых, он неплохо пишет; по крайней мере, он опубликовал довольно много книжек, хотя, конечно, это не обязательно одно и то же. Но что самое важное — он может добиться, чтобы его опубликовали в каком-нибудь журнале. А это именно то, что мне нужно.

Почему это мне нужно, станет вам ясно из дальнейшего.

Я не первый, кому довелось увидеть Гусыню. Эта честь выпала на долю техасского фермера — хлопковода по имени Айен Ангус Мак-Грегор, которому Гусыня принадлежала до того, как стала казенной собственностью. (Имена, названия мест и даты, которые я привожу, сознательно мной вымышлены. Напасть по ним на какой-нибудь след никому не удастся. Можете и не пытаться.)

Мак-Грегор разводил гусей, видимо, потому, что они поедали сорняки, не трогая побегов хлопка. Гуси заменяли ему машины для прополки, а к тому же давали ему яйца, пух и, время от времени, жареную гусятину.

Летом 1955 года этот фермер прислал в Департамент сельского хозяйства с дюжину писем, в которых требовал информации о насиживании гусиных яиц. Департамент выслал ему все брошюры, которые оказались под рукой и имели хоть какое-то отношение к этому предмету. Но его письма становились все более и более настойчивыми, и в них все чаще упоминался его «друг», конгрессмен из тех мест.

Я оказался втянутым в эту историю только потому что работал в Департаменте. Я получил приличное агрохимическое образование и к тому же немного разбираюсь в физиологии позвоночных. (Это вам не поможет. Если вы думаете, что сумеете из этого извлечь сведения о том, кто я такой, те вы ошибаетесь.)

В июле 1955 года я собирался поехать на одно совещание в Сан-Антонио и мой шеф попросил меня заехать на ферму Мак-Грегора и посмотреть, что можно для него сделать. Ведь мы — слуги общества, а кроме того мы в конце концов получили письмо от того конгрессмена, о котором писал Мак-Грегор.

17 июля 1955 года я встретился с Гусыней.

Сначала, конечно, я встретился с Мак-Грегором. Это был высокий человек, лет за пятьдесят, с морщинистым недоверчивым лицом. Я повторил всю информацию, которую мы ему сообщили раньше, рассказал про инкубаторы, про важность микроэлементов в питании, добавил кое-какие последние новости о витамине Е, о кобаламинах и о пользе антибиотиков.

Он покачал головой. Все это он пробовал, и все равно из яиц ничего не выводилось. Он привлек к сотрудничеству в этом деле всех гусаков, каких только мог заполучить, но и это не помогло.

Что мне было делать? Я государственный служащий, а не архангел Гавриил. Все, что мог, я ему рассказал, и если яйца все равно не насиживаются, значит, они для этого не годятся. Вот и все. Я вежливо спросил, могу ли я посмотреть его гусей, просто чтобы потом никто не сказал, будто я не сделал все, что мог. Он ответил:

— Не гусей, мистер. Это одна гусыня.

Я сказал:

— А можно посмотреть эту одну гусыню?

— Пожалуй, что нет.

— Ну, тогда я больше ничем не смогу вам помочь. Если это всего одна гусыня, то с ней просто что-то неладно. Зачем беспокоиться из-за одной гусыни? Съешьте ее.

Я встал и протянул руку за шляпой. Он сказал: «Подождите», и я остановился. Губы его сжались, глаза сошурились — он молча боролся с собой. Потом он спросил:

— Если я вам кое-что покажу, вы никому не расскажете?

Он не был похож на человека, способного поверить чьему-либо клятвенному обещанию хранить тайну, но он как будто уже так отчаялся, что другого выхода не видел.

Я начал:

— Если это что-нибудь противозаконное…

— Ничего подобного, — огрызнулся он.

И тогда я пошел за ним в загон около дома, который был обнесен колючей проволокой, заперт на замок и содержал одну гусыню. Ту Самую Гусыню.

— Вот Гусыня, — сказал он. Это было произнесено так, что прописная буква слышалась вполне явственно.

Я уставился на нее. Это была гусыня как гусыня, ей-богу — толстая, самодовольная — и раздражительная. Я произнес «гм» в наилучшей профессиональной манере.

Мак-Грегор сказал:

— А вот одно из ее яиц. Оно было в инкубаторе. Ничего не получается.

Он достал яйцо из обширного кармана комбинезона. Держал он его с каким-то странным напряжением.

Я нахмурился. С яйцом было что-то не ладно. Оно было меньше и круглее обычных.

Мак-Грегор сказал:

— Возьмите.

Я протянул руку и взял его. Вернее, попытался взять. Я приложил в точности такое усилие, какого должно было заслуживать подобное яйцо, но оно попросту выскользнуло у меня из пальцев. Пришлось взять его покрепче.

Теперь я понял, почему Мак-Грегор так странно держал яйцо. Оно весило граммов восемьсот. (Говоря точнее, когда мы потом его взвесили, масса его оказалась равной 852,6 грамма.)

Я уставился на яйцо, которое лежало у меня на руке и давило на нее, а Мак-Грегор кисло усмехнулся:

— Бросьте его, — сказал он.

Я только взглянул на него, а он взял яйцо у меня из руки и уронил его сам.

Яйцо тяжело шлепнулось на землю. Оно не разбилось. Не разбрызгалось каплями белка и желтка. Оно просто лежало на том месте, куда упало.

Я снова поднял его. Белая скорлупа раскололась в том месте, где яйцо ударилось о землю. Осколки отлетели, и изнутри светилось что-то тускло-желтое.

У меня задрожали руки. Непослушными пальцами я все же облупил еще немного скорлупы и уставился на это желтое.

Никаких анализов не требовалось. Я и так понял, что это такое.

Передо мной была Гусыня!

Гусыня, Которая Несла Золотые Яйца!

Вы мне не верите. Я знаю. Вы решили, что это очередная мистификация.

Очень хорошо! Я и рассчитывал, что вы так подумаете. Позже я объясню, почему.

Пока что первой моей задачей было уговорить Мак-Грегора расстаться с этим золотым яйцом. Я был близок к истерике. Если бы понадобилось, я был почти готов оглушить его, отнять яйцо и удрать.

Я сказал:

— Я дам вам расписку. Я гарантирую вам оплату. Я сделаю все, что можно. Послушайте, мистер Мак-Грегор, вам от этих яиц все равно нет никакой пользы. Продать золото вы не сможете, пока не объясните, откуда оно у вас. Хранить его у себя запрещено законом. А как вы сможете это объяснить? Если правительство…

— Я не хочу, чтобы правительство совало нос в мои дела, — упрямо заявил он.

Но я был вдвое упрямее. Я не отставал от него. Я молил, кричал. Я угрожал. Это продолжалось не один час. Буквально. В конце концов я написал расписку, и Мак-Грегор проводил меня до машины. Когда я отъехал, он стоял посреди дороги, глядя мне вслед.

Больше он этого яйца не видел. Конечно, стоимость золота (656 долларов 47 центов после удержания налогов) была ему возвращена, но правительство тут не прогадало.

Если подумать о потенциальной ценности этого яйца…

О потенциальной ценности! В этом-то и заключена вся ирония положения. Поэтому я и печатаю эту статью.

Отдел Департамента сельского хозяйства, в котором я служу, возглавляет Луис П. Бронстейн. (Можете не пытаться его разыскать. Если вам угодно получить дополнительную дезинформацию, то «П» — значит «Питтсфилд».) Мы с ним в хороших отношениях, и я чувствовал, что могу все ему рассказать, не рискуя после этого оказаться под строгим врачебным надзором. И все-таки я не стал искушать судьбу. Я взял яйцо с собой и, добравшись до самого скользкого места, просто положил его на стол.

Поколебавшись, Луис дотронулся до яйца пальцем, как будто оно было раскаленное.

Я сказал:

— Поднимите.

Он поднял его, как и я, со второй попытки.

Я сказал:

— Это желтый металл, и это могла бы быть латунь, только это не латунь, потому что в концентрированной азотной кислоте он не растворяется. Я уже пробовал. Золотая там только оболочка, потому что яйцо можно сплющить под небольшим давлением. Кроме того, если бы оно было сплошь золотым, то весило бы больше четырех килограммов.