891 день в пехоте - Анцелиович Лев Самсонович - Страница 8

Появились первые раненые. Самое страшное было то, что раненым нельзя было своевременно оказать помощь, – горящие скирды освещали поле боя, малейшее наше движение было заметно врагу. А сколько может в мороз на снегу пролежать раненый? Многие легкораненые не выдерживали долгого лежания на снегу, поднимались. И здесь их настигала пуля.

Вскоре я обнаружил, что расчет ПТР, лежащий слева от меня, погиб. Через некоторое время был убит второй номер моего расчета – он слишком высоко поднял голову. Но выхода не было, – надо было выполнять приказ, вести огонь по противнику. Так мы лежали всю ночь на снегу под непрерывным огнем. Сами стреляли, дремали, наблюдали за полем боя – до тех пор, пока скирды не сгорели и не забрезжил рассвет.

Незаметно противник оставил поселок, мы услышали команду собираться в овраге. Трудное это было утро, но мы знали, что впереди будут новые тяжелые бои, страшные испытания.

Рота собралась в овраге. Подъехал старшина с кухней. Нам выдали солидные порции спирта – ведь продукты были привезены на всю роту, а она поредела. Несколько часов мы приходили в себя, отдыхали здесь же, в овраге, прямо на снегу, а затем снова марш, снова преследование отходящего противника по заснеженной донской степи.

Наступали мы уже около десяти дней. Чувствовалась усталость, а мы все шли и шли. В те дни мы были приданы 278-й стрелковой дивизии, двигались по проселочной дороге.

Как-то утром заметили в овраге танки. Так как нам было известно, что впереди нас противника преследуют танковые соединения, то все мы были уверены, что в овраге остановилось наше танковое подразделение. Но мы ошиблись, и эта ошибка дорого нам стоила.

Когда хвост нашей колонны поравнялся с танками, они развернулись в цепь и двинулись вдоль дороги по четыре в ряд, огнем и гусеницами разрывая походный строй дивизии. Наша артиллерия двигалась в походной колонне, однако через считанные секунды пушки заговорили. Пошли в ход и противотанковые гранаты. Несколько танков загорелось. Но многие из нас не успели снять ружья с повозок и привести их в боевое положение – не хватило времени. Когда мы позади себя услышали стрельбу, была отдана команда: «К бою!»

Едва развернулись – танки уже были рядом. Вот они мчатся по дороге, слева и справа от нее, ведут огонь из пушек и пулеметов, а гитлеровцы, сидящие на танках, – из автоматов. На моих глазах был раздавлен солдат нашей роты, пошедший на танк с гранатой в руках, опрокинута полковая пушка, снятая с передка, но не успевшая произвести выстрел. Для этого не хватило буквально нескольких секунд.

Сразу же возник вопрос: что делать, как поступить, чтобы отразить атаку танков, не погибнуть в неравном бою, не попасть в плен? Ведь в те минуты мы не знали, что напавшему на нас противнику пленные не нужны, что его задача – сбить темп нашего наступления, замедлить наше продвижение вперед, на запад.

В голове мелькнуло несколько вариантов, но какой оптимальный? Когда я увидел, что путь к повозке с ружьями отрезан, я принял решение отбежать в сторону. Противотанковая граната у меня была, их не разрешали складывать на повозку – ведь вес их был 1,2 кг. Мне сразу стало ясно, что бежать вдоль дороги, вперед, нельзя, так как танки двигаются и стреляют в этом же направлении и обязательно уничтожат тех, кто бежит перед ними, а таких было много.

Выбрав момент, я пересек дорогу, отбежал от нее несколько метров в сторону, нашел углубление и упал в него. На все это потребовалось несколько секунд. Вот уже танки около меня. Я невольно поднял голову и увидел, как в меня целится из пистолета немец, сидящий на броне танка. Я успел бросить под гусеницу танка противотанковую гранату. Пуля, выпущенная немцем, попала мне в рукав шинели.

В брошюре «Боевой путь 3-й гвардейской армии. Краткая историческая справка» в разделе «Факты героизма воинов 3-й гвардейской армии» сказано:

«Так, 21–23 декабря 1942-го рота старшего лейтенанта Казимирова, приданная одному из полков 278 СД, вела бой в района совхоза «Красная Заря». Противник направил в атаку 10 танков и 2 батальона пехоты. Но гвардейцы-бронебойщики бесстрашно сражались с танками врага. В этом бою расчет сержанта Л.С. Анцелиовича подбил танк врага».

Наконец танки ушли. Наступила тишина, только раздавались стоны раненых. То тут, то там стали подниматься те, кто остался жив, кто мог двигаться. Каждый искал свой взвод, свою роту, у всех была потребность выговориться, нужно было с кем-то разделить радость того, что танки ушли, что наша первая встреча с танками хотя и не совсем удачная, но закончилась, что мы остались живы, что несколько танков все же было подбито.

Потом будут другие встречи с танками, будет проявлена железная стойкость наших бронебойщиков, но первая встреча с танками противника запомнилась мне именно так.

Вскоре я увидел двух солдат роты и лейтенанта Ф.М. Кошукоева, старшину Н.И. Мосейчука, несущих на шинели командира нашей роты Б.Н. Казимирова. Одежда его вся была в крови, он стонал. Оказалось, что он дважды оказался между гусеницами танков, к тому же его придавило лошадиной тушей, но он остался невредимым.

Мосейчук Николай Иосифович, командир взвода 94-го отдельного батальона ПТР.

Из нашей роты тогда уцелело 9 человек – солдат и офицеров, а до начала наступления, до 16 декабря, было 120. Несколько человек оставались при старшине, в тылах – ездовые, повара и т. п.

Мы решили возвратиться в хутор, который был расположен в 1–2 км от места боя. Но в пути нас остановили офицеры из штаба дивизии и приказали лейтенанту Ф.М. Кошукоеву направить нас, рядовых и сержантов, в их распоряжение для сбора тел погибших. Таков был приказ командира дивизии.

Курышев Карп Сидорович, командир отделения разведки 94-го отдельного батальона ПТР.

Этим страшным, но необходимым делом мы занимались целый день. Собирали по степи трупы, свозили их в одно место, доставали из одежды документы, передавали их специально назначенным офицерам.

Работая, мы анализировали причины случившегося, пытались найти виновников. Всем было понятно, что командованием была допущена ошибка, приведшая к таким последствиям: колонна двигалась без разведки, без охранения, предполагая, что впереди нас преследуют противника наши танковые части, что линия фронта уже далеко впереди. Поэтому и ружья были на повозках. И хотя несколько танков было подбито, этот бой мы проиграли. Позже от командира роты Б.Н. Казимирова я узнал, что наша рота двигалась с боевым охранением. Когда старший группы охранения К.С. Курышев услышал шум моторов, он доложил Б.Н. Казимирову, тот приказал срочно доложить командиру полка, которому была придана рота ПТР. Но оказалось, что командир полка был пьян и не отреагировал на доклад. Здесь же, после ухода танков, он был расстрелян командиром дивизии.

Это был жестокий урок для всех. Для многих из нашей роты это была первая встреча с танками противника. Бой кончился явно не в нашу пользу, но мы не пали духом, мы понимали, что допущены ошибки, что их в дальнейшем надо избегать. После этого случая противотанковые ружья носили на себе, независимо от того, сколько бы ни шли – три, пять или десять дней, а и такие переходы бывали. Так было весной 1943 г., когда мы совершили марш из района Луганска на северо-запад, в район города Кременная.

В конце декабря и начале января 1943 г. мы некоторое время стояли в обороне у хуторов Колышкино – Шарпаевка. Линия обороны проходила по окраинам этих хуторов. Зима была в разгаре, морозы стояли сильные. В окопах, которые мы с большим трудом отрыли в мерзлой земле, дежурили по одному. Один номер расчета отдыхал вместе с другими солдатами роты в холодном сарае на соломе, другой дежурил в окопе.

Рядом с нами были окопы пехотинцев, среди них было много узбеков. Они тогда научили нас есть конину. Кругом было много битых лошадей – в те дни их гибло не меньше, чем людей. Туши были замерзшими. Как-то мы заметили, что солдаты разрубили тушу лошади, сняли шкуру и варят мясо. Мы попробовали – вкусно! И все начали варить конину. Пока напарник дежурит в окопе – варишь два котелка мяса: один себе, другой ему. За день съешь два котелка – и вроде мороз не так жесток, и настроение повышается.