Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Вся жизнь впереди… (сборник)

Рождественский Роберт Иванович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Вся жизнь впереди… (сборник) - Рождественский Роберт Иванович - Страница 2

Изменить размер шрифта:

«Приходить к тебе, чтоб снова…»

А. К.

Приходить к тебе,

чтоб снова

просто вслушиваться в голос

и сидеть на стуле, сгорбясь,

и не говорить ни слова.

Приходить,

стучаться в двери,

замирая, ждать ответа…

Если ты узнаешь это,

то, наверно, не поверишь,

то, конечно, захохочешь, скажешь:

«Это ж глупо очень…»

Скажешь:

«Тоже мне —

влюбленный!» —

и посмотришь удивленно,

и не усидишь на месте.

Будет смех звенеть рекою…

Ну и ладно.

Ну и смейся.

Я люблю тебя

такою.

Без тебя

Хотя б во сне давай увидимся с тобой.

Пусть хоть во сне

твой голос зазвучит…

В окно —

не то дождем,

не то крупой

с утра заладило.

И вот стучит, стучит…

Как ты необходима мне теперь!

Увидеть бы.

Запомнить все подряд…

За стенкою о чем-то говорят.

Не слышу.

Но, наверно, – о тебе!..

Наверное,

Я у тебя в долгу,

любовь, наверно, плохо берегу:

хочу услышать голос —

не могу!

Лицо пытаюсь вспомнить —

не могу!

…Давай увидимся с тобой хотя б во сне!

Ты только скажешь, как ты там.

И все.

И я проснусь.

И легче станет мне…

Наверно, завтра

почта принесет

письмо твое.

А что мне делать с ним?

Ты слышишь?

Ты должна понять меня —

хоть авиа,

хоть самым скоростным,

а все равно пройдет четыре дня.

Четыре дня!

А что за эти дни

случилось —

разве в письмах я прочту?!

Как эхо от грозы, придут они…

Давай увидимся с тобой —

я очень жду —

хотя б во сне!

А то я не стерплю,

в ночь выбегу

без шапки,

без пальто…

Увидимся давай с тобой,

а то…

А то тебя сильней я полюблю.

Из сборника «Дрейфующий проспект» (1959)

Нелетная погода

Нет погоды над Диксоном.

Есть метель.

Ветер есть.

И снег.

А погоды нет.

Нет погоды над Диксоном третий день.

Третий день подряд

мы встречаем рассвет

не в полете,

который нам по душе,

не у солнца,

слепящего яростно,

а в гостинице.

На втором этаже.

Надоевшей.

Осточертевшей уже.

Там, где койки стоят в два яруса.

Там, где тихий борт-штурман Леша

снисходительно,

полулежа,

на гитаре играет,

глядя в окно,

вальс задумчивый

«Домино».

Там, где бродят летчики по этажу,

там, где я тебе это письмо пишу,

там, где без рассуждений

почти с утра, —

за три дня,

наверно, в десятый раз, —

начинается «северная» игра —

преферанс.

Там, где дни друг на друга похожи,

там, где нам

ни о чем не спорится…

Ждем погоды мы.

Ждем в прихожей

Северного полюса.

Третий день

погоды над Диксоном нет.

Третий день.

А кажется:

двадцать лет!

Будто нам эта жизнь двадцать лет подстать,

двадцать лет, как забыли мы слово:

летать!

И обидно.

И некого вроде винить.

Телефон в коридоре опять звонит.

Вновь синоптики,

самым святым клянясь,

обещают на завтра

вылет

для нас.

И опять, как в насмешку,

приходит с утра

завтра,

слишком похожее

на вчера.

Улететь —

дело очень нелегкое,

потому что погода —

нелетная.

…Самолеты охране поручены.

Самолеты к земле прикручены,

будто очень опасные

звери они.

будто вышли уже

из доверья они,

Будто могут

плюнуть они на людей —

на пилотов,

механиков

и радистов.

И туда, где солнце.

Сквозь тучи.

Над Диксоном

третий день погоды нет.

Третий день.

Рисковать приказами запрещено.

Тихий штурман Леша

глядит в окно.

Тихий штурман

наигрывает «Домино».

Улететь нельзя все равно

ни намеренно,

ни случайно,

ни начальникам,

ни отчаянным —

никому.

Ушел самолет

Вам каждый второй расскажет

невыдуманную историю

(об этом

не пишут в газетах,

песен об этом

не слышно),

но я видел сам однажды:

ушел самолет на Викторию.

Ушел самолет, покачиваясь.

Ушел самолет,

и крышка.

Одиннадцать дней радисты

усталых глаз не смыкали.

Обшаривали пилоты

каждый клочок земли.

Людей,

потерпевших бедствие,

одиннадцать дней искали.

А на двенадцатый

утром

радировали:

«Нашли!»

Нашли?

Но тогда скажите,

зачем же, кусая губы,

начальник аэропорта

не смотрит в глаза другим?

Кому эти черные ленты?

Зачем же оркестр из клуба

в притихшем

маленьком зале

негромко играет гимн?..

Упругий морозный воздух

морзянка сечет на части,

земля беспокойно вздрагивает,

известием растревожена.

И сообщают об этом

женам одним

да начальству.

Женам —

так, как приказано.

Начальству —

так, как положено.

А в доме возле Арбата

матери верили снам.

Им снилась немая пустыня

без края и без конца.

Белесый сынишка штурмана

проплакал в тот день допоздна

под огромной картой Арктики

в кабинете отца…

По-прежнему шли самолеты

трассой предельно трудной.

По-прежнему

долгим вьюгам

никто не хотел сдаваться.

И над молчаливыми льдами,

над бесконечной тундрой

висели на ниточках звезды,

готовые

оборваться.