Берегись, или парень в юбке (СИ) - "Natanella" - Страница 3

На последнем меня явно пробрало. А когда я представил нарисованную автором картинку, чуть не подавился истерическим хихиканьем.

Однако веселье прервалось противной трелью будильника, который, насколько мне известно, Пэтти заводила, чтобы вовремя отправиться в «обитель овечек». Таким образом, я обязан был пересилить волнение и показаться на улице в девчачьем тряпье. И, хоть юбка не облегала бедра и была ниже колена, я все равно был уверен, что, выйди я из дома, и все тут же начнут тыкать в меня пальцами и кричать «трансвестит».

Однако я решил перебороть страх и, схватив со стола сумку сестры, направился к двери. Пальцы подрагивали, когда я взялся за ручку, в голове пронеслась шальная мыслю насчет бредовости этой идеи с переодеванием, но я быстро распахнул дверь, чтобы не позволить сомнениям полностью завладеть мной.

Каково же было мое удивление, когда в саду я увидел Коулмана, пристально наблюдающего за входом со скамейки. А когда Президент с решительным видом двинулся в мою сторону, я понял, что не могу двинуться, - настолько сильно меня парализовал ужас.

«Что если он узнает меня? Что если уже узнал? Мне не жить, если станет известно, как я сейчас одет…» - конечно, я был перепуган.

Я побледнел, стоило только Сэму оказаться от меня на расстоянии в три метра. Сжав в руках ремешок сумки и отведя глаза в сторону, я ждал, что Президент сейчас начнет издеваться, но он, лишь озадаченно почесал макушку, глядя на меня с интересом и тревогой.

- С Вами все в порядке? – спросил он непринужденно, и я с облегчением перевел дыхание.

- Помочь Вам вызвать такси? – натаивал он, подходя ко мне все ближе.

Я покачал головой, показывая, что его помощь не требуется, но идиот схватил меня за руку, заставив меня закусить губу от боли – то место, где он меня схватил было испещрено синяками, которые оставил этот заботливый ублюдок, флиртующий сейчас со… со МНОЙ!

Резко выдернув из его пальцев свою руку, я неразборчиво буркнул, что мне пора, и заторопился в лицей, по дороге вспоминая Коулмана недобрыми словечками.

***

В "Чистой розе", как и говорила Пэтти, царил мир и покой. Никаких бегающих по коридору студентов, никаких помешанных на спорте парней, готовых играть в свой гребаный баскетбол где угодно, никаких кричащих Президентов с их приказами и поборами!

Ровно час я чувствовал себя в раю. Рядом со смиренными девочками-девственницами и соблазнительными учителями. Пока не начались уроки.

На мировой истории я еще кое-как крепился, перебирая в памяти все, чему меня учили в начальной и средней школах, но вот когда началось занятие чистописания, я понял – лучше бы Коулман сломал мне руку. Во всяком случае, я не писал бы три часа непонятные крючочки на скользкой бумаге, с которой эти крючочки постоянно исчезали. Только спустя час усердной работы, честно проводя кисточкой по исчезнувшим каракулям бесчисленное количество раз, я понял, что на скользкой фигне их быть и не должно – они пропечатываются на нижнем слое бумаги.

Злой и подавленный, я отправился на следующий урок – итальянский язык, который знал только со слов сестры, а так как она бросала по фразе, когда приходила домой, я с радостью эти фразы запомнил. Кто бы мог подумать, что моя обожаемая сестренка даже а итальянском нахваталась только гадостей?..

Надо было видеть глаза преподавателя – эдакой строгой училки с маленькими очками на носу, - когда вместо приветствия я по-итальянски послал её… в места недалекие. А уж как она изумилась, когда, предложив мне сесть на место, услышала в ответ «я люблю тебя, малышка»! Я и сам, по честности, обрадовался, когда, натерпевшись моей пошлости, она выгнала меня.

И только очутившись на улице, пропитанной духом правильности этого чрезмерно умиротворенного заведения, я почувствовал себя лучше.

Хотелось курить и выть. Но первое я не мог сделать потому что за мной наблюдал охранник, а второе – из принципа.

Так прошел первый день в пансионе. А утро следующего ознаменовалось приходом в спальню Наставницы. И я возблагодарил небеса, что я спал, замотавшись, как мумия, в простыню. Интересно, что бы сказала эта чопорная дама, увидев мой утренний стояк?

С каждой минутой быть Пэтти было все труднее.

На уроках модного мастерства я так изуродовал клок ткани, данный мне на изучение, что у преподавателя едва не шла пена изо рта, когда она делала мне красноречивые замечания, а на этике я читал плейбой на последней парте… Естественно, его у меня конфисковали. И снова выперли из класса, чего я собственно и добивался.

Курить хотелось невыносимо, поэтому, открыв настежь окно своей спальни, я в полной мере удовлетворил свою жажду никотина, после чего почувствовал облегчение.

На третий день мне даже понравилось смотреть, как очкастые, полные девушки пыжатся надеть на себя что-то элегантное и пройтись по подиуму. Слон бы позавидовал такой грации!!

Но когда очередь дошла до меня, мне пришлось самому напяливать платье с гребаным декольте. Кто бы на моем месте не упал, запутавшись в юбках?

Я больше не отказывал себе в удовольствии – иногда даже дрочил, предварительно запершись в отдельной ванне.

А на четвертый день я решил слинять. Встал рано утром, выпрыгнул из окна (благо оно было на первом этаже), перелез через ограду и попытался спрыгнуть, однако кто-то мне помешал. Я приземлился на чью-то грудь, уткнулся носом в явно мужское плечо и старался подняться. Но содрав кожу на ладонях, было нелегко приподняться над пострадавшим, поэтому пришлось немного поерзать.

В конце концов, «тело подо мной» зашевелилось, уверенные руки отпихнули меня в сторону, и я спокойно поднялся на ноги, после чего оказался на почти одном уровне с парнем.

- Из… - хотел я попросить прощения за свою неловкость. Но слова застряли в горле, когда я увидел перед собой Сэма.

- Коул…? – от неожиданности пробормотал я, но тут же заставил себя заткнуться, умоляя Бога, чтобы Президент ничего не расслышал.

«Это злой рок! - уверял я себя. – Не можем же мы сталкиваться постоянно?! Почему ОН?!»

И, даже при том, что в душе тлела надежда на то, что я снова останусь неузнанным, негодующий взгляд Президента доказывал, что я ошибаюсь. Он видел меня слишком близко… Надо быть полным идиотом, чтобы не узнать меня, но… я все ещё мечтал, чтобы Сэм во второй раз примет меня за девушку. Но мечтам было не суждено сбыться, ибо Президент, пристально оглядев меня, сощурился.

- Свитти! – прошипел Коулман, отряхиваясь от пыли. – Приятно видеть тебя в ТАКОМ образе… - иронично добавил он, когда завершил процедуру.

Сам-то он и сутра выглядел мужественным, легкая небритость только придавала его лицу шарма. Но черта с два я позволил бы этому ублюдку измываться надо мной.

- Вы обознались, - отчеканил я, - и приняли меня за другую! – мне удалось подчеркнуть последнее слово, и Сэм замешкался. Но вскоре уверенность вернулась к хозяину, и, схватив за локоть, Президент молниеносно рванул меня к себе.

Не успел я ничего сказать, как его рука уже была у меня под юбкой.

- Что ты… - начал я, но, ощутив прикосновение к своему члену, задохнулся.

- …делаю? – подсказал мне Коулман, поглаживая выпуклость пальцами. – Всего лишь доказываю, что ты маленький лгун.

Я приказал, чтобы он отпустил меня, и Коулман повиновался. В его взгляде бушевал непонятный мне огонь, а рука, сжавшая мой локоть, лишала возможности убежать. А, честно признаться, я прямо-таки горел желанием испариться: все, от чего я прятался, все, ради чего терпел долбанный лицей, вновь ворвалось в мою жизнь. Вероломно, нахально, не давая возможности опомниться…

Черт, как я сейчас ненавидел эту сволочь, заставившую меня пойти на такой отчаянный шаг, как этот… этот маскарад! Я сжал зубы так сильно, что в какой-то момент начал думать, что челюсть сейчас треснет от напряжения, а Коулман только подогревал мой гнев:

- Интересно… - радостно произнес он, - что будет, если в Пансионате узнают о парне-извращенце. Который напялил на себя женскую одежду?