Утерянные книги Мерлина. Друидическая магия времен Артура - Монро Дуглас - Страница 16

Книга Фериллт

Введение

Когда я проснулся, меня окружала удушающая тьма. Бивачный костер догорел, но мне было жарко. Минута летела за минутой, а я не имел ни малейшего представления, где я нахожусь, кто я и где я был раньше. Но от моих рук и одежды исходил запах леса... сосновой смолы и земли. Потом память вернулась ко мне, и я сразу вспомнил все.

— Мерлин... — только и смог я произнести. Тяжело дыша, я опять опустился на свой спальный мешок, решив, что все это сон.

— Да, я здесь, именно там, где мне и подобает быть... — опять донесся из пещеры его голос, заставивший меня в страхе вскочить. Осознание подобных вещей дается непросто.

— Мерлин — Битва Деревьев! — У меня закружилась голова. — Мы были там! Мы принимали множество форм, так ведь? Прежде чем появиться там, где мы сейчас, сегодня? — Я чувствовал себя так, как может чувствовать себя мальчик в рождественское утро.

—Хорошо... — его голос звучал подобно голосу отца, просматривающего табель успеваемости своего сына. — Хорошо! Теперь ты знаешь часть. Помнишь, я когда-то говорил тебе, что для того, чтобы понимать настоящее и строить будущее, ты прежде всего должен полностью понять свое прошлое, свое далекое прошлое — все то, что сделало тебя таким, как ты

есть? — Я кивнул в темноте в знак согласия, зная, что он прекрасно видит меня

- Что ж, этот мой урок состоит из трех частей. Только что ты прожил первую из них. Собери на этом пути все, что сможешь... сложи все кусочки вместе, и неосуществленная мечта, которая владела тобой две тысячи лет назад, может быть, станет реальностью. Жизнь можно понять только оглядываясь назад, но жить ты должен всегда глядя вперед!

В моей голове еще стояла путаница, мой мозг пытался, подобно компьютеру, отделить одну программу от другой. Ощущая потребность в своего рода объективной точке отсчета, я бросил взгляд на свои часы: половина второго ночи — прошли считанные минуты с тех пор, как я лег! После такого открытия мой мозг совершенно размяк, и я сказал совсем уж смешную вещь:

— Мерлин? Прости мне мою растерянность, но, по-моему, с моими часами что-то не в порядке.

Друид разразился громким смехом.

— Опять время... это и есть то, что сбивает тебя с толку? Ты забыл, что само время не имеет делений, которые бы отмечали его ход? Никогда не бывает грозы, оповещающей о начале нового месяца или года. Никогда!

— Да... по-видимому, я забыл, — это было все, что я смог сказать. В наш разговор внезапно ворвался порыв ветра и принес Голос Дракона, наводящий суеверный ужас.

— Ну, мне пора идти, — сказал Мерлин как бы шутя, — к нам обращаются боги! Но запомни еще одну вещь о «времени». Настоящее — это миг, который только что прошел!

И моя голова закружилась еще больше.

На берегу стоял противник — плотные ряды облаченных в мантии фигур, тогда как между рядами, размахивая факелами, словно фурии, носились женщины в черных одеждах, с распущенными волосами. Вездесущие друиды, подняв руки к небу и посылая страшные проклятия, своим непривычным видом настолько пугали наших солдат, что они не двигались с места, будто их ноги были парализованы, и подставляли себя под удары противника. Наконец, вняв увещеваниям своего полководца не пасовать перед группой взбешенных женщин, римляне, неся знамена впереди, разбили наголову сопротивление, окутав врага пламенем его собственных факелов. Сопротивление было сломлено, а священные рощи, предназначенные для отправления таинственных суеверных обрядов, — уничтожены.

Тацит, АННАЛЫ XIV, 30

I

Убежище от огня и крови

К своему ужасу, я вдруг обнаружил себя в окружении римских легионеров — по сути, я был в их числе. Звали меня Тацит, и я был послан в Британию в качестве Королевского Летописца при правителе Гае Светонии Павлине, чтобы описать предстоящее «триумфальное завоевание» этой страны. На текущий момент войска были проверены нашим командующим и признаны боеспособными, передовые отряды начали пересекать на своих плоскодонках Менайский пролив, Целью их был Остров Англси, последняя твердыня местных жрецов-друидов. Приказы Кесаря гласили:

«НА ВСЕ ВРЕМЕНА И ВО СЛАВУ РИМА ОКОНЧАТЕЛЬНО ИЗГНАТЬ ДРУИДИЧЕСКУЮ ЧУМУ С БЕРЕГОВ

АЛЬБИОНА — ЗАБРОСАТЬ ВРАГА ГОЛОВЕШКАМИ ЕГО

СОБСТВЕННЫХ КОСТРОВ»

Именно так, или похоже, можно было истолковать указ. Что же касается меня, то я не слишком интересовался войной или завоеваниями — простой ученый, увлеченный политикой, я не переставал задавать себе вопрос: почему могучий Рим внезапно отказался от своей линии полной Имперской Терпимости и предпочел ей это редкостное массовое уничтожение. Чего на самом деле страшилась власть в этих облаченных в белое жрецах?

* * *

Шел 59-й год после Рождества Христова, и этот вопрос был практически единственным, занимавшим мой ум в эти холодные предрассветные часы, пока я ждал переправы через пролив. Легион, к которому я был приписан, стоял неподвижно, взгляды застыли, прикованные к берегам Острова Друидов. Там происходило нечто нечестивое.

Вдоль всей береговой линии погруженного во тьму острова ярким пламенем пылали невероятных размеров костры — казалось, что остров окружает огненная стена. Но самым странным, самым ужасающим было то, что вокруг этих костров носились одетые в черное фигуры — пронзительно крича и завывая подобно сиренам Гадеса, они размахивали руками, их волосы были растрепаны, и все присутствующие были буквально парализованы их чарующей силой.

Когда моя группа наконец достигла Острова, нас встретили еще более причудливые сцены — в полном молчании стояли наши войска, наши Великие Императорские Легионы, тараща глаза, словно маленькие дети, ошеломленные жонглерскими трюками... скованные суеверным страхом! И здесь же стояли жрецы-друиды, белые на фоне белого пламени костров, подняв кверху руки и призывая своих богов защитить их: они просили об их защите и о нашем уничтожении. Их монотонное пение было выразительным, мощным и производило магическое действие — до тех пор, пока не прибыл Светоний.

— И это Великая Императорская армия Цезаря дрожит перед обезумевшей группой женщин и стариков? — закричал он, с отвращением гладя на выстроившиеся ряды. — Вот это да! Мужчины Рима! Пора положить конец страшному сну! Сметем же этих лжепророков, чтобы навсегда прославить нашего Повелителя тем, что мы сделаем в этот день. Вперед! — И, волей-неволей, войска двинулись вперед.

Размахивая обагренными кровью мечами, легионы прорубали свой путь на сушу, не щадя никого: женщины, дети, старики — для них это не имело значения. Изуродованные до неузнаваемости тела стаскивали, разрезали на части и, сваливая в кучи, предавали пламени, наблюдая, как шипит и брызгает вытапливаемый из них человеческий жир.

За несколько мгновений до своей смерти последний старец-друид взобрался на огромный валун и громко прокричал, обращаясь к темнеющей полосе леса: «Братья... в Рощи! Предупредите остальных!» И копье тут же сбросило его в уже успевшие стать малиновыми волны.

После первой атаки наша армия выстроилась строгими рядами перед затухающими кострами — грудами обгоревших человеческих костей. Ни один римский солдат не был убит! После короткого совещания офицеры объявили, что второй этап уничтожения противника будет заключаться в том, чтобы «выгнать тех, кто прячется в кровавых жертвенных Дубовых Рощах, а после этого срубить сами деревья — не должно остаться ни одного дерева». Таковы были приказы.

Воины вычистили и заточили свое оружие — мечи, клинки и секиры, потом, опять собравшись тесными группами, один за другим отправились по лесистой местности в указанных направлениях. Чувствуя тошноту от зловония обуглившейся плоти и не приемля «Римский Императорский Образ Действий», я быстро оторвался от своих товарищей и пошел своим путем. Для Римской армии подобная разновидность охоты, казалось, мало чем отличалась от спорта: сквозь пропитанный дымом воздух со всех сторон доносился смех, хвастливые выкрики, глупые и вульгарные шутки. И все же эти звуки, какими бы они ни были отталкивающими, сослужили свою службу — я использовал их для того, чтобы уйти прочь от основной арены действий и выйти на удаленную западную часть острова. После нескольких часов таких блужданий я приблизился к поляне, с которой доносился громкий шум.