Основание и Империя [Академия и Империя] - Азимов Айзек - Страница 21

– Ваше превосходительство…

– Я не задавал вам вопроса, капитан. У вас есть задание – будьте добры выполнять его. Дальнейшие споры со мной или с теми, кто меня представляет, будут рассматриваться, как государственная измена. Вы свободны.

Капитан снова поклонился и, пятясь, вышел.

Мэр Индбур, третий в династии Индбуров и второй в истории Фонда мэр по праву рождения, вновь обрел душевное равновесие и снял верхний лист со стопки, лежащей по левую руку. Это был отчет об экономии средств за счет сокращения числа металлических деталей в форменной одежде полиции. Мэр Индбур вычеркнул лишнюю запятую, исправил орфографическую ошибку, сделал три пометки на полях и, переложив страницу в стопку справа, снял со стопки слева новую.

Капитан Хан Притчер, вернувшись в казарму, обнаружил, что его ожидает капсула с секретным сообщением. В ней оказались приказы, очень категоричные, с красным грифом «Чрезвычайно важно» и заглавной буквой «И» на всю страницу.

Капитану Притчеру было строжайше предписано отправиться в «мятежный мир под названием Хэвен».

Войдя в одноместный скоростной корабль, капитан взял курс на Калган.

Ночью он спал спокойным сном удачливого упрямца.

13. Лейтенант и шут

Падение Калгана под ударами армии Мула, весть о котором пролетела семь тысяч парсеков, разожгла любопытство старого торговца, вызвала серьезную озабоченность у капитана разведки и досаду у педантичного мэра, на самом Калгане никого не обеспокоило и ничего не изменило. Человечество получило очередное подтверждение тому, что расстояние – будь то расстояние во времени или в пространстве – фокусирует события. Впрочем, ни одна летопись не содержит и намека на то, что человечество учитывает подобные уроки.

Калган оставался Калганом. Это был единственный мир в своем секторе Галактики, который не знал, что Империя пала, что династия Стэннеллов угасла, что от былого величия не осталось и следа, что мирной жизни пришел конец.

Калган был миром наслаждений. Человечество катилось к гибели, а Калган продолжал производить развлечения, покупать золото и продавать удовольствия. Планета счастливо избегала исторических катастроф: за золото можно купить милость любого завоевателя.

Но однажды и Калган оказался во власти военного диктатора и вынужден был перестраивать жизнь в угоду войне. В его джунглях, подстриженных, как парки, на берегах, сглаженных под пляжи, в пестрых и шумных городах зазвучали марши. Деньги впервые были вложены не во взятки, а в покупку кораблей и организацию гарнизонов в провинциях. Правитель не давал подданным возможности усомниться в его решимости отстаивать свое и захватывать чужое.

Он собирался стать вершителем судеб Галактики, богом войны и дарителем мира, строителем новой Империи и основателем новой династии.

И вот, незнакомец со смешным именем захватил его владения, его оружие и его зарождающуюся империю.

Калган стал прежним Калганом. Жители поспешили снять военную форму и вернуться к мирной жизни, предоставив чужеземным военным профессионалам примерять новенькие мундиры.

И снова в девственных джунглях зазвучал охотничий рог, шикарные господа стреляли в зверей, которых специально для этого вырастили, и гонялись на скоростных воздушных машинах за птицами.

В городах жители павшей Империи старались забыться в развлечениях.

Для толпы распахивали двери воздушные замки, в которых за полкредита можно было подивиться всевозможным чудесам, избранных в укромных уголках ждали отнюдь не эфемерные наслаждения.

Торан и Байта были меньше, чем капля в этом море охотников за наслаждениями. Они зарегистрировали корабль в публичном ангаре на Восточном Полуострове и пошли на обычный для среднего класса компромисс – отправились ко Внутреннему Морю, где развлечения были вполне законными и даже пристойными, а цены настолько доступными, чтобы в заведениях собирались тысячные толпы.

На Байте были темные очки – от солнца – и тонкое белое платье – от жары. Она сидела, обняв загорелыми руками загорелые колени и рассеянно смотрела на мужа, растянувшегося рядом на песке и готового испариться под палящими лучами солнца.

– Торан, не перегревайся, – предупредила Байта в первый день.

Но Торану, родившемуся под умирающей красной звездой, все предупреждения были нипочем. За три года, проведенных на Фонде, он не успел насытиться солнцем. И вот уже четыре дня, предварительно обработав кожу, чтобы предохранить ее от ожогов, он не желал оскорбить ее прикосновением одежды, за исключением шортов.

Байта придвинулась ближе к мужу, и они зашептались.

– Я бы сказал, что мы не сдвинулись с места, – лениво говорил Торан.

– Кто он? Где он? Этот сумасшедший мир ничего о нем не знает. Может, он и не существует.

– Он существует, – ответила Байта, стараясь не шевелить губами. – Просто он очень умен. Твой дядя оказался прав: его можно будет использовать… в нужный момент.

Помолчали, и Торан шепнул:

– Знаешь, Бай, я чуть не заснул на солнце, и мне все очень ясно представилось, – с этими словами он на самом деле едва не заснул, но взял себя в руки и продолжал. – Помнишь, что нам говорил в колледже доктор Аман? Фонд не может потерпеть поражение, но это не значит, что не могут потерпеть поражение его правители. Настоящая история Фонда и началась с того, что Сэлвор Хардин вышвырнул энциклопедистов и стал мэром планеты Термин. А через сто лет Хобер Мэллоу захватил власть столь же жесткими методами. Правители Фонда уже дважды терпели поражение. Почему бы нам не побить их в третий раз?

– Не слишком оригинальная мысль, Тори. Твой сон в летнюю сушь пропал впустую.

– Не согласен. Пойдем дальше: что такое Хэвен? Не является ли он частью Фонда? Можно сказать, что это часть фондовского пролетариата. Если мы победим, то можно будет говорить о том, что победил Фонд – победил очередного правителя.

– То, что ты хочешь победить, еще не означает, что победишь. Не будем делить шкуру неубитого медведя.

Торан поморщился.

– Бай, у тебя просто плохое настроение, и ты хочешь, чтобы у меня оно тоже испортилось. Если не возражаешь, я посплю.

Байта не слушала. Она куда-то смотрела, вытягивая шею, потом хихикнула, сняла очки и продолжала смотреть, заслоняясь от солнца рукой.

Торан привстал и повернулся, стараясь проследить ее взгляд. Смотреть было не на что, кроме, разве что, долговязого чудака, забавлявшего толпу стойкой на руках. На пляжах было полно самодеятельных акробатов, готовых за монетку-другую завязаться узлом. Проходивший мимо полицейский патруль стал гнать акробата, и тот, стоя на одной руке, другой сделал насмешливый жест. Полицейский угрожающе двинулся на акробата, но, получив удар ногами в живот, отлетел назад. Акробат был уже на ногах и пустился бежать, а толпа, явно сочувствуя шуту, задержала полицейских.

Шут зигзагами бежал по пляжу. Несколько раз он собирался остановиться, но так и не остановился. Патруль пошел дальше, толпа рассеялась.

– Интересный тип, – заметила Байта с явной симпатией.

Торан равнодушно согласился. Шут тем временем подошел ближе, и его можно было хорошо рассмотреть. Худое лицо собиралось в большой нос с широкими крыльями и мясистым кончиком, похожий на хобот. В костюме, тесно облегающем длинные тонкие конечности и маленькое туловище, шут был похож на паука и так же легко и изящно двигался.

На него нельзя было смотреть без улыбки.

Шут, казалось, почувствовал их взгляды, потому что, уже пройдя мимо, остановился, резко повернул назад и подошел. Его большие темные глаза остановились на Байте, и ей стало не по себе. Шут улыбнулся, отчего лицо его стало только печальнее, и заговорил замысловатыми фразами, как принято в центральных секторах Галактики.

– Если бы разум, дарованный мне духами Галактики, был в моей власти, я бы сказал, что такая женщина может существовать лишь в мечтах, в которых и состоит реальность для мятежного разума. Я готов отказаться от власти над своим разумом и поверить тому, что говорят мне мои очарованные глаза.