На все цвета радуги (сборник) (с илл.) - Пермяк Евгений Андреевич - Страница 36

Как это было смешно и неожиданно! Какими маленькими, ничтожными показались лопавшиеся под общий смех один за другим мыльные пузыри!

Хохотали все. Король и королева. Министры и колбасники. Придворные дамы и торговки каштанами. Шуты и монахи. Старухи и дети. Не смеялись только трое. Старик и старуха из дальней деревни. Не смеялся и воздухоплаватель.

– А почему ты, старик, не смеёшься вместе с нами? – спросил его румяный торговец жареным миндалём.

– Я бы ответил тебе, – сказал старик, – но ты слишком толст, и до твоего сердца едва ли дойдёт мой ответ.

Торговец вскипел и заорал на всю площадь:

– Вяжите его! Он не желает смеяться вместе с королём.

Старика схватили и привели к королю.

– Ваше величество, – доложил министр двора, – этот дерзкий старик не изволит смеяться над мыльными пузырями. У него, видите ли, особая точка зрения на мыльные пузыри.

– Да, – ответил гордый старик, – я никогда не смеюсь над тем, что мне кажется достойным уважения.

– Как! Мыльные пузыри достойны уважения?

Раздался дружный хохот двора и свиты. Когда шум стих, льстивый сановник спросил старика:

– Может быть, тебе трудно смеяться над самим собой? Ведь ты тоже мыльный пузырь, готовящийся лопнуть от страха и превратиться в ничто.

– Вы правы, господин в золотом камзоле, – тихо, но внятно сказала подоспевшая жена старика. – Перед вами мыльный пузырь. Но уверяю вас, господа, – сказала она, обращаясь ко всем и к королю, – вам будет не по себе, когда вы узнаете, как много заключено в этом мыльном пузыре.

Народ стих, и король дал знак, чтобы она говорила. И вот старая деревенская женщина принялась так красочно и вдохновенно рассказывать, будто фея красноречия вложила в её уста высокие слова, а фея мудрости – простоту и ясность речи.

– Когда мой муж был молод и пахал землю маркиза, когда мои щёки вызывали зависть роз в саду маркизы, где я работала подёнщицей, у меня родился сын. Он рос очень хорошим и пытливым мальчиком. Я и мой муж не чаяли в нём души. Мы учили его в хорошей школе, и всё заработанное нами шло для того, чтобы он стал грамотным человеком.

В часы досуга отец, забавляя своего сына, сооружал для него маленькие ветряные мельницы, клеил бумажных змеев и пускал вместе с ним мыльные пузыри. Мыльные пузыри иногда поднимались довольно высоко. Потому что они надувались тёплым воздухом из горячей груди моего мужа.

Мой муж был неграмотным мечтателем. И он часто говорил сыну:

У нашего мальчика загорались глаза. Отец научил его мечтать о полёте в небо. Он внушил ему мысль о таком пузыре, который будет больше стога сена и сможет поднять человека. Он верил, что образованный сын изыщет прочную и лёгкую оболочку для большого пузыря и осуществит отцовские мечты.

– И он их осуществил? – спросили придворные старую женщину.

– Да, он их осуществил, – сказала старая женщина из деревни, указывая на знатного воздухоплавателя, стоявшего рядом со своим отцом.

Они, обнявшись, не замечая никого – ни двор, ни короля, – любовались полётом радужных мыльных пузырей, которые выдувал через тонкую соломинку белокурый сын воздухоплавателя и внук стариков из далёкого селения.

Теперь уж никто не смеялся, когда один за другим подымались и лопались мыльные пузыри…

Белая ворона

Прозвище «белая ворона» известно всем, однако всякий по-разному толкует его.

Моя бабушка толковала так.

Белая ворона вылупилась из яйца обыкновенной чёрной вороны и ничем не выделялась из других. Но вскоре, после того как она оперилась, ей не захотелось жить, как все.

Трудно сказать, почему это произошло. То ли ей было скучно… То ли она вообразила себя необыкновенной и решила выделиться среди других… Или что-то ещё, – может быть, она была одержима жаждой славы, – никто не знает. Только вдруг ворона решила стать солисткой академической оперы.

У неё был достаточно громкий голос и, может быть, куда более звучный, нежели у других, но, к сожалению, кроме «кар-кар», она не могла выкаркнуть ни одной ноты. И вместо того чтобы разъяснить ей, что её голосовых данных недостаточно для оперного пения, – над нею посмеялись. А смех, как известно, не всегда бывает хорошим лекарством. Особенно в юности.

Потеряв надежду стать солисткой оперы, она решила выбрать иной путь.

– Ну что ж, буду танцовщицей. Для этого не нужен голос.

И она принялась танцевать. Но над ней снова посмеялись.

Цапля сказала:

– Чтобы стать балериной, недостаточно ног и двух вороньих па – скок-прыг и прыг-скок.

Это ещё больше ранило самолюбие вороны.

– Тогда покажу, что такое высший пилотаж, – сказала она.

Однако и это вызвало смех. Громче всех смеялись щебетуньи ласточки, которые летали выше и быстрее других.

Ах, если бы они или кто-то другой терпеливо объяснили вороне, что нужно применять себя в жизни по своим способностям и возможностям! Тогда бы, наверно, ворона нашла своё счастье. Но этого не произошло.

Обиженная, раздосадованная, она не захотела разобраться в себе самой и наперекор всем не остановилась.

Так бывает. Ложное самолюбие порождает больное самомнение, которое приводит к самым неожиданным результатам. В данном случае оно привело в парикмахерскую.

– Я хочу стать белой, – сказала она.

– Пожалуйста, – ответили ей.

И вскоре жизнь вороны круто изменилась.

Люди кричали:

– Смотрите! Белая ворона!

Её заметили все. О ней сообщили вечерние газеты как о чуде орнитологии. Она была счастлива! Её самолюбие торжествовало. Но…

Но радость была недолгой. Когда слух о ней прошёл по всей земле, её решили поймать. Одни хотели поселить белую ворону в клетку зоологического парка, другие – превратить её в чучело для музея.

За нею гонялись день и ночь. А она ни жива ни мертва отсиживалась в кустах, пряталась в дуплах от своей шумной славы и наконец исчезла.

Никто не знает, куда она делась. Одни предполагали, что ворона погибла в когтях ястреба, который принял её за белого голубя. Кто-то, смеясь, утверждал, что она, полиняв, стала снова чёрной вороной. Было множество догадок, но это не столь важно. Важно то, что ворона обессмертила себя прозвищем всех тех, кто во что бы то ни стало хочет выделиться из других.

Так заканчивала сказку моя бабушка, но тут же вмешивался дедушка. Вмешивался и начинал рассказывать о белой вороне своё.

У него, как и у бабушки, так называемая белая ворона тоже вылупилась из яйца, снесённого чёрной вороной, и выросла такой же обыкновенной, как и все в её стае. Но однажды у неё в крыле появилось белое перо. На это можно было бы не обращать внимания, если бы не появилось и второе, ослепительно белое перо. А затем – третье, четвёртое… И ворона начала белеть.

А почему? Что было причиной посветления чёрной птицы?

Оказывается, первое перо побелело оттого, что ворона задумалась над своей жизнью. Задумалась – правильно ли живут вороны вообще, хорош ли их образ жизни. Но она задумалась не о себе и не для себя, а обо всех и для всех. Это была очень важная разница. Разница, которая выделяла мыслящую ворону среди остальных.

И первая светлая мысль побелила её перо.

Когда же ворона поняла, что жизнь стаи – это разбой, непрерывная рознь и драка, – у неё посветлело ещё одно перо.

На это никто пока не обратил внимания. Но ворона продолжала размышлять о нравах стаи. Одна светлая мысль рождала другую, третью, а вместе с этим светлели новые перья. И этого не могли не заметить.

Её спросили:

– Что с тобой происходит?

И она ответила. Она не могла далее молчать. Она ниспровергала подлые нравы ворон, обличала их жадность, хищность, бесчестность поведения и многое другое…

Ей хотелось верить, что слова, идущие от самых глубин сердца, отзовутся в чёрных душах.

Она говорила без боязни. В её словах звучала истина. В её голосе звенел протест. И от этого она становилась светлее и светлее.