Осколок Вселенной [Песчинка в небе] - Азимов Айзек - Страница 13

Но видно было, что Энниус не питает на это надежды.

– А ты уверен, Энниус, что не можешь его предотвратить, хотя бы сейчас?

Флора села рядом с мужем и провела кончиками пальцев по его напряженному лицу. Энниус поймал ее руку и крепко сжал.

– А как? Все против меня. Даже Департамент сыграл на руку земным фанатикам, прислав сюда этого Арвардана.

– Но, дорогой, что такого ужасного в этом археологе? Он чудак, признаю, но чем он может тебе навредить?

– Да разве непонятно? Ведь он рвется доказать, что Земля в самом деле родина человечества. Рвется подвести научную базу под будущий переворот.

– Ну так останови его.

– Не могу. В том-то вся и беда. Это только так считается, будто вице-король может все. У Арвардана есть письменное разрешение от Департамента внешних провинций, заверенное императором, и я бессилен. Могу только апеллировать к Центральному Совету, но на это уйдет несколько месяцев. И какие аргументы я могу привести? С другой стороны, останови я Арвардана силой – это сочтут актом неподчинения; а ты знаешь, как быстро Центральный Совет расправляется с чиновниками, которые слишком много на себя берут, так ведется с гражданской войны восьмидесятых годов. Что тогда? Меня заменит человек, вообще не понимающий ситуации, и Арвардан все равно возьмет свое, И это еще не самое худшее, флора, Знаешь, как он собирается доказывать свою теорию? Угадай.

– Ты шутишь, Энниус, – тихо засмеялась Флора – Ну как я могу угадать? Я же не археолог. Наверное, будет откапывать старые статуи и кости и определять их возраст по степени радиоактивности, что-то в этом роде.

– Это бы еще ничего. Но он сказал мне вчера, что намерен работать в радиоактивных зонах Земли. Надеется найти там человеческие артефакты, доказать, что они существовали еще до того, как земная почва стала радиоактивной (он настаивает на том, что земная радиоактивность – искусственного происхождения), и таким образом определить их возраст.

– Но я почти так и сказала.

– А ты знаешь, что значит проникнуть в радиоактивную зону? Запретные Зоны – это один из самых строгих Наказов землян. Ни один человек не может войти в Запретную зону, а все радиоактивные зоны – запретные.

– Вот и хорошо. Арвардана остановят сами же земляне.

– Прекрасно. Верховный министр ему запретит, Как потом убедить верховного министра, что Арвардан действует не с дозволения правительства и что Империя намеренно не потворствует святотатству?

– Неужели верховный министр такой чувствительный?

– Кто, он? – Энниус посмотрел в глаза жене: в сером предутреннем свете он уже начинал различать ее лицо. – Твоя наивность просто трогательна. Еще какой чувствительный. Знаешь, что случилось тут лет пятьдесят назад? Я тебе расскажу, и можешь судить сама. Как повелось, земляне не допускают у себя на планете никаких знаков императорской власти, настаивая на том, что законным правителем Галактики должна быть Земля. Но однажды юный император Станелл Второй – он был не совсем в здравом уме, и его убили после двух лет правления, как тебе известно, – так вот он распорядился, чтобы в Зале Совета в Вашенне установили эмблему Империи. Сам по себе приказ был разумным – подобные эмблемы установлены во всех планетарных залах Совета Галактики как символ единства Империи. А что получилось на деле? Как только эмблему установили, весь город взбунтовался. Вашеннские безумцы сорвали эмблему и с оружием в руках двинулись на имперский гарнизон, У Станелла Второго хватило глупости повелеть, чтобы его приказ был выполнен любой ценой, даже если бы пришлось перебить всех землян до единого. Но его вовремя убили, и только Эдард, его преемник, отменил приказ об эмблеме. И все успокоилось.

– Ты хочешь сказать, что имперская эмблема так и не была установлена?

– Именно это я и хочу сказать. Бог свидетель – Земля единственная из миллионов планет Империи, где нет эмблемы в Зале Совета. И на этой-то планете мы с тобой и живем. Попытайся мы поставить эмблему сегодня – и они бы опять боролись до последнего. А ты сомневаешься в их чувствительности. Говорю тебе – они не в своем уме.

Они помолчали в медленно тающих предрассветных сумерках. Потом Флора заговорила вновь, тихо и неуверенно.

– Энниус?

– Да.

– Ожидаемое восстание беспокоит тебя не только потому, что ты опасаешься за свою репутацию. Я не была бы твоей женой, если б не умела хоть немного читать твои мысли, и мне кажется, ты считаешь, что Империи грозит какая-то серьезная опасность. Не надо ничего от меня скрывать, Энниус. Ты боишься, что земляне победят.

– Флора, я не могу говорить об этом, – с мукой в глазах сказал Энниус. – Это нельзя даже назвать предчувствием… Может быть, четыре года в таком мире – слишком много для нормального человека, но почему тогда земляне так уверены?

– Откуда ты знаешь?

– Знаю. У меня тоже есть свой источник информации. Все-таки они уже трижды терпели поражение. У них просто не могло остаться никаких иллюзий. А они бросают вызов двумстам миллионам миров, каждый из которых сильнее их, и при этом уверены в победе. Неужели в них так крепка вера в некий Рок или в некую Высшую силу, которая спасет их, и только их одних? А может быть… может быть…

– Что «может быть», Энниус?

– Может быть, у них есть какое-то секретное оружие.

– Оружие, которое позволит одному миру победить двести миллионов миров? Ты просто паникуешь. Такого оружия не существует.

– Я ведь говорил тебе о синапсаторе.

– А я сказала тебе, как с ним бороться. Ведь больше ни о каком оружии тебе неизвестно?

– Нет, – неохотно сознался Энниус.

– Вот видишь. А теперь я скажу тебе, что делать, дорогой. Почему бы тебе не встретиться с верховным министром и не поделиться с ним, от своего имени, планами Арвардана? Выразишь свое неофициальное желание, чтобы ему не давали разрешения. Тогда никто не заподозрит имперское правительство в том, что оно причастно к безрассудному надругательству над земными законами. И ты остановишь Арвардана, сам при этом оставаясь в тени. Потом запроси в Департаменте двух хороших психологов – проси лучше четырех, тогда точно пришлют двух, – и пусть они займутся проверкой синапсатора. Со всем прочим управятся наши солдаты, а потомки пусть сами заботятся о себе. Почему бы тебе не уснуть прямо здесь? Откинем спинку стула, укроешься моей меховой накидкой, а завтрак я велю подать сюда, когда ты проснешься. В солнечном свете все покажется тебе иным.

И Энниус, проведя всю ночь без сна, уснул за пять минут до восхода. А восемь часов спустя верховный министр впервые услышал из уст прокуратора о Беле Арвардане и его миссии.

Глава седьмая

Они что, сумасшедшие?

Что же касается самого Арвардана, то он желал лишь одного: устроить себе каникулы. Его корабль, «Змееносец», ожидался не раньше чем через месяц, и он мог провести этот месяц в свое удовольствие.

Поэтому на шестой день своего пребывания на Эвересте Арвардан распрощался с хозяевами и отправился в путь на самом большом стратолайнере Аэротранспортной компании, который совершал рейсы между Эверестом и столицей Земли – Вашенном. Он намеренно летел на пассажирском лайнере, а не на быстроходном личном стратоплане, который предоставил ему Энниус, поскольку испытывал естественное любопытство археолога и путешественника к повседневной жизни обитателей планеты Земля.

Была у него и другая причина.

Арвардан был родом из сирианского сектора, печально знаменитого своим антитеррализмом, но льстил себя надеждой, что сам этого предубеждения не разделяет. Как ученый, как археолог он просто не мог себе этого позволить. Пусть он вырос, привыкнув считать землян анекдотическими персонажами, и теперь слово «землянин» казалось ему даже каким-то противным, но Убежденным антитерралистом он не был.

Так, по крайней мере, он считал. Например, если бы землянин захотел присоединиться к его экспедиции или работать с ним, обладая при этом нужной подготовкой и способностями, то Арвардан его бы принял. При наличии вакансии, конечно. И если остальные члены экспедиции были бы не против. Вот в чем загвоздка. Если сотрудники против, что ж поделаешь?