8000 рыбацких советов от знатока - Горяйнов Алексей Георгиевич - Страница 53

Последний лед под Рождественом

Так сложилось, что утро у меня было занято, но не хотелось упускать возможность порыбачить в выходной. Я забрал на машине Афанасьича и Сергеича, когда уже был полдень. Решили ехать на самое ближнее из достаточно рыбных водохранилищ – Истринское. Пока думали, где ловить, пока останавливались на заправке да в магазине и выясняли у местных рыболовов, есть ли ход рыбы в притоки, пока согласились, что ехать надо в Рождествено, было уже часа два.

Машину оставили возле ограды красивой древней церквушки. Спустились с высокого берега на лед длинного залива. Вода в водохранилище была сброшена метра на три, судя по тому, что привязанная цепью перевернутая лодка находилась на бугристой отмели метров за двадцать от ровного льда. Подошли к одинокому рыболову-поплавочнику, вяло отвечавшему нам, что клева нет.

– Надо идти выше, на слияние рек, – сказал я своим друзьям.

– Идите, – ехидно улыбнулся незнакомец. – Все оттуда уже вернулись.

Солнце пока еще ярко светило, но с запада уже ползли сплошные серые тучи. Ветер дул порывистый. Иногда налетал сильный шквал.

– Непогода идет, – кряхтел Сергеич. – Какого лешего мы отправились на рыбалку!

Все же пошли на слияние Раменки и Чернушки. Мои старики расположились на кем-то оставленных прикормленных лунках перед отмелью, выступавшей снежным бугром посередине залива. Старых лунок было много, и я, проверив некоторые из них, решил, что рыбы здесь нет. О чем сказал Сергеичу и Афанасьичу и позвал их подниматься выше по реке, которая уже за первым поворотом сузилась до десяти метров и начала петлять дальше, все уменьшаясь по ширине. Но товарищи отмахнулись, сказав, что они прикормят лунки и будут ждать рыбу.

Не хотелось отделяться от коллектива, тем более что с верховья мимо нас то и дело проходили рыболовы, рассказывая, что сегодня на реке делать нечего: рыбы нет. Когда возле нас остановились двое очередных рыболовов, я спросил: а в субботу они ловили? Те отвечали, что в субботу клев был отменный, брала достаточно крупная плотва и подлещик. «Но если рыба пошла на свежую воду, она из реки уже никуда не денется, – подумал я. – Просто нужно ждать, когда погода более-менее установится».

Я поднимался метр за метром по обмелевшей речке, наскоро облавливая встречающиеся лунки. Играть мормышкой было трудно – низовой ветер все время сбивал пластичные движения кивка, поэтому приходилось делать на его пути преграду, подвигая рыболовный ящик вплотную к лунке. Изредка попадались мелкие окуньки и плотвички.

Рыболовы больше не встречались – видимо, непогода прогнала даже самых стойких, и они отправились короткой дорогой в поселок. Меж тем ветер, казалось, стал меньше, или просто тише было в низине узкого русла. Выглянувшее из-за туч солнце придало теплоты соснам, густо обступавшим пойму реки. На душе повеселело. Ведь не единой рыбалкой мы живы! Какая красота кругом и тишина, нарушаемая пока еще редкими голосами птиц…

Державшаяся целый день температура не менее 8 градусов тепла сделала свое дело – на льду то там, то здесь появились широкие озерки воды. Ручейки потекли в некоторые, расположенные в низинках лунки. Они несли с собой пожухлую хвою и еще какой-то мусор, прихваченный ветром из лесу. В некоторых местах талая вода шла с таким напором, что в лунках возникал достаточно мощный водоворот, который увлекал лесной мусор под лед. Я нашел одну такую лунку и только опустил в нее мормышку, как кивок моей удочки сразу выпрямился. Поклевка произошла, когда мормышка еще планировала ко дну. Я подсек и выудил двухсотграммового подлещика. Глубина в месте ловли была не более метра. Отбросив рыбу в сторону и только поправив на крючке мотыля, я повторил планирующую проводку, на этот раз с придерживанием. Как только мормышка остановилась в толще воды, кивок дернулся и наклонился. На этот раз на льду запрыгала сковородная плотва. Потом поклевки начались у дна. Плотва и подлещик клевали жадно. Но после того как я выловил десяток рыб, клев неожиданно прекратился.

В другую лунку, которую я нашел метрах в пяти от уловистого места, талая вода не поступала. В ней клевали одни матросики. Наконец под противоположным берегом я нашел еще одну лунку с бегущим в нее ручейком. Тут же вполводы был пойман трехсотграммовый подлещик, за ним мерная плотва. Выходило, что «серьезная» рыба собиралась там, где в воду попадал лесной мусор. Чем-то он был привлекателен для обитателей подледного царства. Однако рыба осторожничала. Полевки неожиданно стали вялы и очень редки. Как я ни старался менять манеру игры, нового улова не было.

Я отправился еще выше по реке и во всех лунках ловил теперь только мелкую плотву. Кстати, она лучше клевала, когда я к личинке кормового мотыля подсаживал искусственного репейника. Плотвичка была особенно активна на пятачке у впадения в речку ручья. Лунок было везде много, и во многие из них бежали ручейки с мусором, но теперь брала только мелочь. Выходит, рыба покрупнее сюда не поднялась.

Потеряв на бесполезные поиски крупной рыбы не менее часа, я спустился к той лунке, где было поймано большинство подлещиков. Как только я окунул в нее мормышку, снова начался клев. Подлещики садились на крючок мормышки надежно. Но вскоре опять клев заглох. На середине русла я увидел замерзшую лунку.

Попробовал пробить ее пяткой. Лед поддался. Расчистив небольшое отверстие, опустил туда мормышку – и сразу поклевка. Хороший подлещик едва пролез в небольшое отверстие. Пришлось его расширить. Из этой лунки я стал стабильно ловить увесистых рыбин. Потом открыл еще две уловистые лунки, которые не заметил раньше. И как ни жалко бросать азартного занятия, но надо было звать друзей, у которых, похоже, не ладилось с клевом. Сергеич вообще скучал – стоя взирал на раскинутые снасти.

Не доходя до Сергеича метров сто, я крикнул, что у меня хорошо клюет подлещик, и замахал рукой, призывая его и Афанасьича идти ко мне. Дед долго выкрикивал, что да как – думал, я его разыгрываю. Я отвечал, чтобы он шел – посмотрел на рыбу. Самому мне не терпелось половить подлещика, и я повернул назад. Смотрю, и Сергеич, переговорив с Афанасьичем, пошел за мной, но снастей не прихватил. Пока он до меня доковылял, я успел поймать два небольших подлещика. Они лежали на льду, а предыдущие были убраны в ящик, чтобы вороны не утащили, пока я отлучался. Сергеич подошел, посмотрел на мой улов издали с бугорка и, ничего не говоря, отправился назад. Я жду. Взойду на возвышенность, посмотрю, раз, другой – мои приятели продолжают оставаться на своих местах. У меня тем временем улов увеличивается. После очередного подъема на возвышенность увидел, что Сергеича нет – наверное, где-нибудь от ветра спрятался. Стал кричать Афанасьичу, машу ему руками, зову, чтобы он шел ко мне. Вижу, Афанасьич взял ящик и быстро отправился ко мне.

– Ну как здесь? – спрашивает, приблизившись.

– Как-как, смотри, сколько рыбы, – открываю ему ящик. – Садись, вон лунка рабочая, клюет, как сумасшедший!

У Афанасьича удочка что надо – кивок из граммофонной пластины очень чувствительный, леска тончайшая и крошечная мормышка. Он сразу стал доставать из лунки подлещиков. Когда у него наступило затишье и я показал ему другую лунку, из которой он снова принялся вынимать подлещиков, Афанасьич наконец произнес:

– Эх, жаль, я деда отправил к машине, какой клев!

– А что он сам-то не пошел, я ж ему объяснил, что здесь ловится?

– Не знаю, он мне сказал, что у Лешки два подлещика – «фанерки» и все, ну я и брякнул, что надо тогда домой собираться, а он говорит: «Я медленно хожу, так что пойду к машине, пока доберусь – и вы подойдете». Я как раз хотел идти тебя звать.

– Что будем делать?

– Ну, не уходить же от добра!

– Сергеич будет ругаться.

– Ничего, подождет маленько.

– Замерзнет старик.

– Не замерзнет.

Так мы ловили подлещика и переговаривались, оттягивая расставание с рыбной речкой. И даже успевали кинуть взгляд на багрянец заката над лесом.