Уровень: Война (СИ) - Мелан Вероника - Страница 50

— Нет, Ани, нет.

— Почему?

Ее вопрос прозвучал тихо, почти неслышно, и короткая секунда волшебства, едва не оставшаяся без присмотра и не превратившаяся в не менее волшебное продолжение, тут же прервалась.

Она смутилась лишь теперь, внезапно осознав, что целиком лежит на мужчине — смутилась, и тут же переползла на прежнее место через карту, сместив коленом всеобщую получасовую работу по построению шланга. Стало не до игры, стало не до шуток.

— Ани…

— Все… все хорошо.

Он видел, как полыхают ее щеки — наверное, подумала, что совсем не нравится ему, что все это время жила в его доме зря, что он терпел рядом с собой некрасивую и неумную соседку… Как легко читаем женский взгляд.

— Ани, мы не можем перейти к этой стадии, пока ты все не вспомнишь.

— Но почему?

Ей хотелось уйти — он видел, — но она терпела, пыталась сделать вид, что все в порядке, и это несмотря на то, что только что она выдала нечто сокровенное — свое к нему влечение.

Создатель, как неудобно и как глупо, что все так вышло…

— Так будет правильно. Нам не стоит двигаться дальше, пока твоя память не вернется.

— Там что-то есть, да? — Взгляд зеленоватых глаз неожиданно сделался пристальным, почти рвущимся в его душу — отвори мне, отвори! — Что-то есть. То, о чем я не знаю, но о чем знаешь ты?

— Есть что?

Дэйну сделалось душно, жарко. Нехороший разговор — неправильный и невовремя.

— Ты знаешь о нас что-то, чего не знаю я? Мы познакомились не в тот день? Не в тот, когда я попала в аварию на такси?

«Или не на такси?»

Странно текущее время этого вечера вновь эластично растянулось и застыло. Что ей сказать — соврать? Или открыть часть правды. Ведь для этого самое время — самое оно. И Дэйн решился. Отвел воротник от горла пальцем, будто тот мешал дышать, и прочистил горло.

— Мы познакомились на сутки раньше.

— И? Что там было?

— Я бы хотел, чтобы ты это вспомнила сама. И только тогда мы сможем решить, куда и как стоит двигаться.

Она долго молчала — не истерила, как он боялся, не пыталась давить, не сделалась агрессивной — вместо этого, глядя в сторону, застыла.

Лежали на полу забытые «пожарники» — кто на шланге, кто возле него — с колокольчиками в левом углу и без него. Фишки сдвинулись: теперь вода уже никогда не дойдет до финальной точки, откуда радостный служащий в каске будет поливать клумбу…

— Дэйн… — На этот раз горло прочистила она. — Я сделала там что-то плохое, да?

— С чего ты взяла?

Он не ожидал этого вопроса, не ожидал подобного умозаключения.

— Мои воспоминания — те, что приходят, — они какие-то тягостные, они не приносят мне радости. Ни сны, ни тот район с восьмиэтажками, еще и это постоянное чувство тяжести. Я… как будто не хочу туда возвращаться. И поэтому…

Она посмотрела на него с глубоко запрятанной грустью, будто интуитивно чувствуя, что ту Ани, которая все это время пряталась в глубине, не стоит выпускать на свободу.

— Что бы там ни было, если я сделала плохо… Я, наверное, не хотела.

Три недели вранья. Три недели совместного проживания, и все это для того, чтобы однажды вылить на сидящего напротив человека неприглядную правду. На этот раз ком в горле встал у Дэйна.

— Ты вспомнишь. Не мне судить, что было хорошо, а что плохо, но я хочу попросить лишь об одном. Ани, ты запомнишь мою просьбу?

Он смотрел на нее пристально, будто пытался из своих глаз вложить важность сказанного в ее — через невидимый мостик, через канал, через мысленный поток.

— О чем?

— Когда ты вспомнишь,… что бы там ни было,… не делай резких телодвижений. Дай нам десять минут поговорить. Хорошо? Только десять минут. Это важно.

— Хорошо.

— Ты обещаешь?

Она кивнула; вся веселость ушла и из позы, и из улыбки.

— Я обещаю.

Уже стемнело, а он не шел ни в свою спальню, ни в ее — сидел на крыльце, смотрел на освещенную за забором пустую улицу и слушал равномерное дыхание Барта; тот лежал рядом, высунув язык. Набегался, устал.

Диалог, как ни крути, этим вечером вышел неудачным.

Зря он расслабился, зря они расслабились. И если для Ани подобный исход был предсказуем — она привыкла к Эльконто, начала ему доверять, даже привязываться, — то, как подобное мог допустить Дэйн? Тоже привык, что живет не один, привык к стабильности, забыл, что стоит ждать подвоха…

Что-то уже изменилось этим вечером, а скоро изменится еще сильнее. И закончатся эти радостные и спокойные дни, когда он шел домой из штаба, зная, что на ужин его ждет вкусная еда и десерт. Вообще кто-то или что-то ждет. У Ани начнется своя жизнь — та, настоящая, наполненная ее делами и ее заботами, а Дэйн… Что Дэйн? Будет жить, как жил. И всего лишь.

Чуть слышно скрипнула за спиной входная дверь; Барт обернулся и завилял хвостом.

Эльконто и так знал, кто там — ему можно было и не оборачиваться.

— Не спится? — Спросил он, когда она уселась рядом на ступеньку и потрепала пса по пушистой голове.

— Нет. — Отозвалась Ани. Сложила руки на колени, съежилась и притихла. Теперь на ночную улицу смотрели они оба. Где-то в кустах трещал сверчок, ему вторили соседи из-под дома; плыл в теплом воздухе тонкий аромат розовых бутонов.

— Как странно все, да? — Послышалось через минуту.

— Что странно?

Он не стал поворачиваться и смотреть на ее лицо — за эти три недели выучил на нем каждую черточку, мог определить настроение по голосу.

— Знаешь, у меня чувство, что заканчивается старая жизнь. И скоро начнется новая, какая-то другая.

Ее мысли вторили мыслям Дэйна.

Может, это и хорошо, что начнется? Может, пора уже вернуться к привычному укладу? Тишине в гостиной, вечной чистоте на кухне, когда утварь, висящую на стенах, никто не трогает годами. Избавиться от ее кроссовок в комнате, вернуть книги на место в шкаф, одиноко дремать после работы перед телевизором. С пачкой, купленного в магазине, печенья. Ведь было неплохо…

Да, неплохо, но частичка Дэйна грустила. Наверное, это нормально, грустить перед переменами. Люди не любят отпускать что-то из жизни, независимо плохим оно было или хорошим. Просто не любят, не верят, что впереди будет лучше. Что за природа?

— Иногда мне хочется растянуть это время, где все так хорошо и понятно. Нет, — поправила она саму себя, — непонятно, кем ты был, и что делал раньше, но зато здесь, в этом отрывке времени, все так спокойно. Нет лишних проблем, нет лишних забот. Не для тебя, конечно…

— Да и для меня их немного.

Он принялся возить тонким прутиком, что нашел под пальцами, по мелкой гальке у подошв.

— Знаешь, если бы можно было выбирать — помнить или нет…

— То что?

— Наверное, я бы всерьез задумалась, чтобы не вспоминать.

— Почему, может, там хорошо?

— Не знаю.

Когда Дэйн все же решился посмотреть на Ани, та сидела и смотрела в темноту прямо перед собой.

— Иногда я думаю, что лучше просто начать все заново. Не ворошить прошлое, а выбрать новую любимую профессию, взять жилье в аренду, завести новых друзей, постепенно приобрести новые привычки. Не те, что были, а те, что хочется иметь сейчас.

— Но так не выйдет. Ты все равно вспомнишь.

— Я понимаю. Вот и цепляюсь за эти деньки, как за какое-то спасительное убежище. Здесь мне тепло и уютно. Понимаешь?

Он понимал. Воспоминания часто тяготили людей, и если не врать, то тяготили всех без исключения. Никто не свят, у каждого за плечами осталось что-то, чего уже не изменить. Где-то слабовольный поступок, где-то грубое слово, не прощеная обида или злость на самого себя. Ани же пока была лишена этого «багажа». Попросту забыла, где оставила сумку с памятью, а посему не таскала ее повсюду с собой. Как он. Как они все.

Может, попросить Стива, чтобы хорошенько приложил другу по лбу? И тогда Эльконто тоже забудет, что когда-то руководил Войной, что возвращался в пустой дом и тяготился одиночеством? Забудет про Барта и про коллег, забудет прежние навыки и однажды — о чудо! — приобретет совершенно новый характер.