Великан Калгама и его друзья - Семченко Николай - Страница 23

– Сеть другую мне давай! – приказал он. – Чтобы самая лучшая на всём Амуре-реке была!

Только сказал – новая сеть на корме лодки появилась.

– Ну, всё? – устало спросила щука. – Отпусти меня, как обещал!

А с Чумбокой что-то приключилось. Никогда, вроде, жадным не был, скромно жил: что есть, то и ладно. А тут вдруг словно бес в него вселился и нашёптывает: «Мало, мало!»

– Вот ты, щука, какая! – покачал он головой. – Халат мне сделала, а новый гармасун– накидку пожалела. Погляди, что ношу! Койныт некогда головную накидку подлатать, дыра на дыре – мошкара поедом меня заедает.

– Ладно, – согласилась щука. – Сама вижу: лентяйка у тебя жена, рукодельничать не любит. Пусть будет у тебя другой гармасун!

Чумбока новую накидку ощупал – лёгкая она, прочная, из дорогого китайского шёлка. Ни овод такую не прокусит, ни мошкара на шею не пролезет. Красота, да и только!

«Если щука так легко может любое желание выполнить, то зачем мне её отпускать? – подумал Чумбока. – Возьму-ка её с собой, пусть она служит мне! Да и Койныт заругается, если узнает: отпустил просто так. Может, жена тоже о чём-нибудь захочет её попросить? Впрочем, зачем: попросить? Мы щуке приказывать станем! Кто она такая перед нами? Всего-навсего какая-то щучка, а мы – люди, выше всех зверей, птиц и, уж тем более, рыб!»

Взял Чумбока сеть со щукой и, ни слова не говоря, к лодке пошёл. Решил: нечего, мол, долго с рыбой разговаривать, пусть она у него дома в тазу живёт и всё, что ни захочет, выполняет. Жалко такую щуку подобру-поздорову отпускать. Раз в жизни повезло – нельзя удачу из рук выпускать!

– Куда ты? – изумилась щука. – Я честно всё, что пожелал, сделала! Уговор дороже денег.

Молчит Чумбока. Боится: начнёт со щукой говорить – заболтает она его, как-нибудь да обхитрит: даром, что рыбина, а волшебная всё-таки. А того, жадный, не думает: если она умеет любые желания выполнять, то и наоборот может поступить. Что легко приходит, то и уходит легко.

– Отпусти меня! – молит щука. – Важное дело у меня. Торопиться надо! Своему слову хозяином надо быть…

Засопел Чумбока, даже покраснел – совесть ещё осталась, но не хочется ему эдакую диковину из рук выпускать.

– Молчи! – прикрикнул он. – А то сейчас как ударю головой о лодку – враз замолкнешь! Тебе это надо?

Замолчала щука. «Всё равно я от тебя уйду, – думает. – Только бы ты меня ещё о чём-нибудь попросил! До тех пор, пока человек желания не скажет, ничего не могу сделать: ни худого, ни плохого».

Опутал Чумбока щуку сетью покрепче и положил её на дно лодки. Лежит она – кулёма кулёмой – и пышкнуть не может. А рыбак за вёсла взялся. Налегает на них, ветер в парус дует – быстро судно по реке поплыло. Чумбока от радости жмурится, предвкушает, как к селу на глазах у всех сородичей подплывёт. Вот уж удивятся они!

Солнце в волнах играет, белыми бурунами они пенятся, скрывают мели да островерхие камни. Чумбока об опасностях судоходства и думать не думает. Ликует его душа, радуется он: вот какой удачливый; мало того, что щука желания выполнила, так ещё и сама теперь в услужении у него будет!

Но недолго он радовался: налетела лодка на камень, да так сильно ударилась об острый выступ, что в нос вода хлынула. Накренилось суднышко, и смыло волной с него берестяное ведёрко – нечем воду вычерпывать. Сеть со щукой зацепилась за перекладину, не упала в реку.

– Не иначе, добрый дух Мудур помогает! – обрадовался Чумбока. – Обязательно жертву ему принесу – никакой рыбы не пожалею!

А щука бьёт хвостом, вот-вот из сети выпутается и в реку прыгнет. Схватил её Чумбока, закричал:

– Сделай так, чтобы всё хорошо кончилось!

А щуке-то того только и надо, чтоб её о чём-нибудь попросили. Разинула она зубастую пасть, засмеялась:

– Эх, Чумбока, дал слово – держи его!

Махнула она хвостом – лодка обернулась утлой оморочкой. Зацепилась она за острый каменный выступ, вот-вот развалится. А сам Чумбока в старом халате по колено в воде стоит – на одной ноге, другую некуда поставить. Как цапля!

– Будешь на камне стоять, пока другие рыбаки мимо не поплывут, – пообещала щука. – Плавать-то ты, Чумбока, так и не научился. Эх, дурья твоя голова!

Сказала так – и в волнах скрылась, только хвостом всплеснула. Вот она была – и нету!

– Постой! – гаркнул Чумбока. – А как же сон? Что жене скажу?

Но нет ему ответа.

– Нельзя с людьми так поступать! – увещевает Чумбока щуку. – Сначала дать, потом забрать – издёвка, да и только!

Щука не оборачивается – вперёд плывёт.

– Эй, много о себе мнишь! – надрывается Чумбока. – Да кто ты такая? Рыба, которую я сегодня бы зажарил!

– « Бы» мешает! – рассердилась щука. Она чуть-чуть повела хвостом справа налево – и затрясся камень, на котором рыбак стоял. Чуть не смыло его пенной волной в реку.

– Всё! Понял! – прошептал бедняга Чумбока, отчаянно пытаясь удержаться на одной ноге. – Что легко пришло, то легко и ушло.

А щука усмехнулась и помчалась, что есть сил, к месту, где мышка и сорока её ждали. Если бы не жадный рыбак, давно бы там оказалась.

Но не знала щука-Чикуэ, что в этот самый момент реку переплывает медведь. Тоже спешит на помощь великану Калгаме. И неведомо мишке, что щука – не простая, а волшебная. Он уже давно голодным был, плывёт и думает: хоть бы малюсенький пескарик попался, кишка с кишкою говорит, в животе бурчит – не помешает подкрепиться. А тут, глядит, большущая щука впереди идёт, спешит сломя голову.

Поднажал медведь – вслед за щукой к берегу лапами рулит. А рыбина хоть и видит его, но со своего курса не сбивается, не уходит на глубину.

– Э, торопыга! – подумал медведь. – Вот какая безрассудная! Ясное дело, мозги-то рыбьи. Погоди, словлю тебя – будет мне обед!

А с берега мышка лапками машет, указывает щуке на медведя:

– Берегись, Чикуэ!

Сорока тоже волнуется. Металась, металась над берегом, стрекотала что есть сил, насмелилась – к медведю подлетела, зависла вертолётиком и в голову давай клевать:

– Ишь, что удумал, топтыгин! Хочешь нашу Чикуэ словить!

А мышка на берегу суетится, волнуется:

– Медведь, не трогай щуку! Чикуэ с задания плывёт!

Ей бы всё толком объяснить, что к чему, но не решается, боится: вдруг мишка с Хондори-чако заодно? А сороку её крики только подзадоривают – клюёт и клюёт медведя в темечко. Он рычит, бранится, но терпит наскоки белобокой, не отвлекается – ему главное: щуку поймать, а уж потом и на сороку замахнуться можно.

Медведь хорошо помнил и мышку, и сороку. Из-за них, считай, с берега в один злополучный день свалился на камни – хорошо, Калгама помог, вылечил его. Но обиду косолапый всё-таки затаил.

«Что это за Чикуэ такая? Ишь, с задания она плывёт! Можно подумать: разведчица или ещё кто, – думает он. – Знавал я одну буссеу – Чикуэ звалась, а у рыб подобных имён не бывает. Тоже мне, навыдумывают каких-то непонятных прозвищ, модницы! Щука, она и есть щука. Она и без имени хорошо кушается…»

Ещё быстрее он поплыл, догнал щуку, приноровился и – цап! – поймал за хвост.

Глава четырнадцатая, в которой выясняются гастрономические пристрастия некоторых героев

Калгама и Хондори-чако всё борются. Оба сильные, хваткие, сцепились насмерть. У бусяку когти острые, у великана – руки крепкие. Поранил Хондори-чако Калгаму, разодрал его одежду, но и тот в долгу не остаётся: ударит бусяку – неприятель от боли скорчится, клыками скрипит. А клыки – длинные, острые как бритва; если чертяка до шеи великана дотянется, наверняка перегрызёт. Но Калгама уворачивается, локтями прижимает врага к полу.

Фудин оказалась женщиной не робкого десятка: то вертелом кольнёт Хондори-чако, то колотушкой его огреет. Но бусяку, в конце концов, сначала вертел перехватил, согнул его и в угол бросил. Потом и колотушку изломал. Осталась у Фудин только мялка в помощницах. Но толку-то от неё – вроде, попадает в голову Хондори-чако, а тому хоть бы что, лишь порой досадливо отмахнётся, как от надоевшей мухи.