Научная фантастика. Возрождение - Иган Грег - Страница 111

Продав все, что имею, я мог бы выручить до трехсот миллионов, но с собой у меня была лишь коробочка редких драгоценностей — миллионов на сорок. Почти вся моя собственность находилась, с точки зрения инвестора-землянина, в тридцати трех годах полета. Даже если бы я переписал ее на кого-нибудь, к его прибытию на Петрос на все наложили бы руку правительство или моя семья, и покупателю пришлось бы заниматься судебной тяжбой в чужой культуре.

Норита представила нам астрофизика Скилху Сигоду. Он был бледный и потный.

— Мы проанализировали солнечный спектр за последние шесть месяцев. Если бы я не знал, что на всех снимках изображена одна и та же звезда, то счел бы их искусной и систематичной демонстрацией микростадий эволюции светила в конце основного этапа.

— А по-человечески можно? — выкрикнул кто-то.

Сигода развел руками:

— Фундири нашли способ, как состарить Солнце. При нормальном течении процесса можно ожидать, что яркость звезды подобного типа увеличивается на шесть процентов за миллиард лет. Сейчас же мы наблюдаем ее возрастание на один процент в год.

— То есть через сто лет Солнце станет вдвое ярче? — спросила Белая Гора.

— Неизвестно. Если ничего не изменится, то да.

Коренастая женщина, в которой я узнал Оону Что-то-там с Джуа-Нгуви, с трудом проговорила:

— Сколько еще? Пока жить на Земле нельзя будет?

— Собственно говоря, Земля и сейчас непригодна для обитания. Исключение составляют люди, подобные вам. Если речь пойдет лишь об увеличении температуры, мы можем в течение длительного времени жить в куполах. Снаружи станет слишком жарко для тех, кому не угрожают нанофаги, спустя десять лет, на полюсах — несколько позже. Однако вероятно, что атмосферные явления также станут чрезвычайно сильными.

Кроме того, возможно, произойдет и иное. При нормальной эволюции через много миллиардов лет звезда нашего типа увеличивается в объеме и становится красным гигантом. При этом Солнце поглотило бы ряд планет, включая и Землю. Если бы фундири каким-то образом ускорили ход времени в ограниченном пространстве и Солнце действительно эволюционировало с огромной скоростью, подобная судьба ожидала бы нас примерно через тридцать лет. Но это невозможно. Им пришлось бы как-то — не иначе как при помощи магии — изымать из солнечного ядра водород.

— Погодите-ка, — сказал я. — Вы ведь не знаете, что они сделали. Я не стал бы произносить слово «невозможно».

— Человек Воды, — прохрипела Норита, — если это произойдет, все мы просто умрем, причем одновременно. На этот случай нам не приходится строить планы. Необходимо придумать, что делать в менее критических ситуациях.

Наступила неловкая тишина.

— Что можем сделать мы, художники? — спросила Белая Гора.

— Прерывать проект нет причины, хотя, полагаю, вы предпочтете работать под куполами. У нас не тесно. Имеет ли кто-нибудь из вас образование в области астрофизики или других наук, связанных со звездной эволюцией? — Оказалось, что никто не имеет. — Тем не менее у вас могут возникнуть идеи, полезные для наших специалистов. Мы будем держать вас в курсе событий.

Большинство художников остановились в «Амазонии» — там было удобно, не говоря уже о том, что не приходилось подвергаться чистке. Четверо — Денли ом-Корд, композитор с Лаксора, Ло и мы с Белой Горой — вернулись в дом у выхода. Чтобы не ходить по полуденной жаре, мы могли бы воспользоваться туннелем, но Денли не видела моря, к тому же теперь нам всем хотелось еще раз взглянуть на солнце. В новом свете, так сказать.

Белая Гора и Денли отправились купаться, а мы с Ло лениво прогуливались среди развалин. Мы уже знали, что город рушился методично, в горькой решимости не оставить врагу ничего ценного. И я, и Ло, разумеется, искали материалы для своих работ. Спустя какое-то время мы уселись в горячей тени, жалея, что не захватили воды.

Об этом и говорили, и еще — об искусстве. Не о том, что Солнце умирает, и не о том, что мы сами умрем через несколько десятков лет. Сквозь шум грязного прибоя до нас донесся женский смех. В нем была истерическая нотка.

— Ты с ней сексом занимался? — спросил между делом Ло.

— Что за вопрос! Нет.

Он подергал себя за губу, глядя в сторону моря.

— Не люблю обиняков. Мне кажется, ты ее хочешь — такие взгляды бросаешь… А она с тобой очень мила, и, в конце концов, она с Селедении… У меня чисто академический интерес, конечно.

— А ты сам когда-нибудь?.. То есть — раньше?

— Конечно. В детстве.

Не было сомнений, что он имеет в виду.

— С практикой секс становится интереснее.

— Да, вероятно. Хотя на Селедении к нему относятся, как… как к разговору.

Он использовал селеденианское слово, означавшее половые отношения.

— Белая Гора довольно сложная натура, — сказал я. — Она не связана вольностями своей культуры.

Смеющиеся купальщицы выбежали из воды, обнимая друг друга за талии. Контраст был интересный: роста в Делми почти как во мне и женственности примерно столько же. Увидев нас, они замахали руками в направлении тропы, вившейся между развалинами. Мы поднялись и пошли туда.

— Наверное, я не понимаю твоей сдержанности, — сказал Ло. — Это из-за культурных особенностей? Или из-за возраста?

— Возраст тут ни при чем. Видимо, наша культура поощряет самоконтроль.

Он засмеялся:

— Не то слово! —

— Не могу назвать себя рабом петросианских норм приличия. Дома в нескольких государствах мои произведения запрещены законом.

— И ты этим гордишься.

Я пожал плечами:

— Мне-то что. Им же хуже.

Мы двинулись вслед за женщинами по тропе. Контраст стал еще забавнее: передняя пара — ловкая и нагая, если не считать тонкого слоя сохнущей глины, вторая — неуклюжая, в почти монашеских одеяниях. Когда мы с Ло ступили под прохладную сень убежища и на миг ослепли после яркого солнца, они уже принимали душ.

Мы сделали прохладные напитки и, окатившись водой, присоединились к ним в общей ванне. Анатомически Ло не отличался от мужчины. Меня это почему-то раздражало. Наверное, неприятно постоянно видеть напоминание о том, чего лишился. Впрочем, Ло скорее всего обвинил бы меня в узколобом подходе к мочеиспусканию.

У меня в бокале плескались гуаявовый сок и рон — ни того, ни другого на Петросе не было. Чуть приторно, но все же вкусно. Алкоголь развязал нам языки.

Денли смотрела на меня своими бездонными черными глазами.

— Ты ведь богат, Человек Воды. Тебе хватит денег, чтобы улететь?

— Нет. Вот если бы взял с собой все, что имею, то, может, хватило бы.

— Некоторые всё всегда с собой возят, — заметила Белая Гора. — Я, например.

— Я бы тоже так делал, — сказал Ло, — будь я с Селедении. Никого не хочу обидеть.

— Колеса-то вращаются, — кивнула она. — Пока я вернусь, сменится пять-шесть правительств… Пока вернулась бы.

Мы долго молчали.

— В голове не укладывается, — произнесла наконец Белая Гора спокойным тоном. — Мы здесь умрем?

— Мы бы и так умерли где-нибудь, — ответила Денли. — Хотя, может, не так скоро.

— И не на Земле, — добавил Ло. — Она похожа на эскиз ада. — Денли не поняла, и он объяснил: — Ад — это куда попадают после смерти христиане, если плохо себя вели.

— Они что, отсылают тела умерших на Землю?

Нам удалось удержаться от улыбок. Вообще-то большинство моих соотечественников знали о Земле едва ли не меньше, чем она. Селедения и Лаксор — относительно бедные планеты, зато могут похвастаться гораздо более долгой историей, чем Петрос, и сохранили довольно тесные связи с метрополией. С Родиной, как они ее называют. Ха. Родиться тут — все равно что в печи раскаленной.

Безмолвным соглашением мы постановили, что больше не станем сегодня упоминать о смерти. Когда встречаются художники, они обычно с энтузиазмом обсуждают материалы и инструменты, в общем, свое ремесло. Мы говорили о техниках, которые применяли у себя дома, о том, что сумели привезти с собой, об импровизациях, которые можно создать, пользуясь земными предметами. Вероятно, критики болтают об искусстве; а вот художники — о кистях. К нам в гости зашли трое — два скульптора и метеодизайнер. Все мы набились в просторную светлую студию и принялись работать. Мы с Белой Горой нашли уголь и стали рисовать друг друга.