Сказки русских писателей. Том 7 - Коллектив авторов - Страница 73

— Да!

— Да!

— Да!

А Суок молчала.

Попугай утвердительно замотал головой и трижды хлопнул крыльями.

Суд окончился. Приговор был таков:

Мнимая кукла обманула наследника Тутти. Она выпустила самого главного мятежника и врага Трех Толстяков — оружейника Просперо. Из-за нее погиб лучший экземпляр пантеры. Поэтому обманщица приговаривается к смерти. Ее растерзают звери.

И представьте себе: даже когда был прочитан приговор, Суок не шевельнулась!

Все собрание двинулось в зверинец. Вой, писк и свист зверей приветствовали шествие. Больше всех волновался зоолог: ведь он был смотритель зверинца!

Три Толстяка, советники, чиновники и прочие придворные расположились на трибуне. Она была защищена решеткой.

Ах, как нежно светило солнце! Ах, как синело небо! Как сверкали плащи попугаев, как вертелись обезьяны, как приплясывал зеленоватый слон!

Бедная Суок! Она не любовалась этим. Должно быть, глазами, полными ужаса, она смотрела на грязную клетку, где, приседая, бегали тигры. Они походили на ос — во всяком случае, имели ту же окраску: желтую с коричневыми полосами.

Они исподлобья смотрели на людей. Иногда они бесшумно разевали алые пасти, из которых воняло сырым мясом.

Бедная Суок!

Прощай цирк, площади, Август, лисичка в клетке, милый, большой, смелый Тибул!

Голубоглазый гвардеец вынес девочку на середину зверинца и положил на горячий блестящий графит.

— Позвольте… — сказал вдруг один из советников. — А как же наследник Тутти? Ведь если он узнает, что его кукла погибла в лапах тигров, он умрет от слез.

— Тсс! — шепнул ему сосед. — Тсс! Наследника Тутти усыпили… Он будет спать непробудным сном три дня, а может быть, и больше…

Все взоры устремились на розовый жалкий комок, лежавший в кругу между клеток.

Тогда вошел укротитель, хлопая бичом и сверкая пистолетом. Музыканты заиграли марш. Так Суок в последний раз выступала перед публикой.

— Алле! — крикнул укротитель.

Железная дверь клетки загремела. Из клетки тяжело и бесшумно выбежали тигры.

Толстяки захохотали. Советники захихикали и затрясли париками. Хлопал бич. Три тигра подбежали к Суок.

Она лежала неподвижно, глядя в небо неподвижными серыми глазами. Все приподнялись. Все готовы были закричать от удовольствия, увидев расправу зверей с маленьким другом народа…

Но… тигры подошли, один нагнул лобастую голову, понюхал, другой тронул кошачьей лапой девочку, третий, даже не обратив внимания, пробежал мимо и, став перед трибуной, начал рычать на Толстяков. Тогда все увидели, что это была не живая девочка, а кукла — рваная, старая, никуда не годная кукла.

Скандал был полный. Зоолог от конфуза откусил себе половину языка. Укротитель загнал зверей обратно в клетку и, презрительно подкинув ногой мертвую куклу, ушел снимать свой парадный костюм, синий с золотыми шнурами.

Общество молчало пять минут.

И молчание нарушилось самым неожиданным образом: над зверинцем в голубом небе разорвалась бомба.

Все зрители рухнули носами в деревянный пол трибуны. Все звери стали на задние лапы. Немедленно разорвалась вторая бомба. Небо заполнилось белым круглым дымом.

— Что это? Что это? Что это? — полетели крики.

— Народ идет на приступ!

— У народа — пушки!

— Гвардейцы изменили!!!

— О! А!! О!!!

Парк заполнился шумом, криками, выстрелами. Мятежники ворвались в парк — это было ясно!

Вся компания бросилась бежать из зверинца. Министры обнажили шпаги. Толстяки орали благим матом.

В парке они увидели следующее.

Со всех сторон наступали люди. Их было множество. Обнаженные головы, окровавленные лбы, разорванные куртки, счастливые лица… Это шел народ, который сегодня победил. Гвардейцы смешались с ним. Красные кокарды сияли на их шляпах. Рабочие были тоже вооружены. Бедняки в коричневых одеждах, в деревянных башмаках надвигались целым войском. Деревья гнулись под их напором, кусты трещали.

— Мы победили! — кричал народ.

Три Толстяка увидели, что спасения нет.

— Нет! — завыл один из них. — Неправда! Гвардейцы, стреляйте в них!

Но гвардейцы стояли в одних рядах с бедняками. И тогда прогремел голос, покрывший шум всей толпы. Это говорил оружейник Просперо:

— Сдавайтесь! Народ победил! Кончилось царство богачей и обжор! Весь город в руках народа. Все Толстяки в плену.

Плотная пестрая волнующаяся стена обступила Толстяков.

Люди размахивали алыми знаменами, палками, саблями, потрясали кулаками. И тут началась песня.

Тибул в своем зеленом плаще, с головой, перевязанной тряпкой, через которую просачивалась кровь, стоял рядом с Просперо.

— Это сон! — кричал кто-то из Толстяков, закрывая глаза руками.

Тибул и Просперо запели. Тысячи людей подхватили песню. Она летела по всему огромному парку, через каналы и мосты. Народ, наступавший от городских ворот к дворцу, услышал ее и тоже начал петь. Песня перекатывалась, как морской вал, по дороге, через ворота, в город, по всем улицам, где наступали рабочие бедняки. И теперь пел эту песню весь город. Это была песня народа, который победил своих угнетателей.

Не только Три Толстяка со своими министрами, застигнутые во дворце, жались, и ежились, и сбивались в одно жалкое стадо при звуках этой песни, — все франты в городе, толстые лавочники, обжоры, купцы, знатные дамы, лысые генералы удирали в страхе и смятении, точно это были не слова песни, а выстрелы и огонь.

Они искали места, где бы спрятаться, затыкали уши, зарывались головами в дорогие вышитые подушки.

Кончилось тем, что огромная толпа богачей бежала в гавань, чтобы сесть на корабли и уплыть из страны, где они потеряли все: свою власть, свои деньги и привольную жизнь лентяев. Но тут их окружили матросы. Богачи были арестованы. Они просили прощенья. Они говорили:

— Не трогайте нас! Мы не будем больше принуждать вас работать на нас…

Но народ им не верил, потому что богачи уже не раз обманывали бедняков и рабочих.

Солнце стояло высоко над городом. Синело чистое небо. Можно было подумать, что празднуют большой, небывалый праздник.

Все было в руках народа: арсеналы, казармы, дворцы, хлебные склады, магазины. Везде стояли караулы гвардейцев с красными кокардами на шляпах.

На перекрестках развевались алые флаги с надписями:

Но что стало с Тремя Толстяками?

Их повели в главный зал дворца, чтобы показать народу. Рабочие в серых куртках с зелеными обшлагами, держа наперевес ружья, составляли конвой. Зал сверкал тысячами солнечных пятен. Сколько здесь было людей! Но как отличалось это собрание от того, перед которым пела маленькая Суок в день своего знакомства с наследником Тутти!

Здесь были все те зрители, которые рукоплескали ей на площадях и рынках. Но теперь их лица казались веселыми и счастливыми. Люди теснились, лезли друг другу на спины, смеялись, шутили. Некоторые плакали от счастья.

Никогда таких гостей не видели парадные залы дворца. И никогда еще так ярко не освещало их солнце.

— Тсс!

— Тише!

— Тише!

На вершине лестницы появилась процессия пленников. Три Толстяка смотрели в землю. Впереди шел Просперо, с ним Тибул.

Колонны зашатались от восторженных криков, а Три Толстяка оглохли. Их свели по лестнице, чтобы народ их увидел ближе и убедился, что эти страшные Толстяки у него в плену.

— Вот… — сказал Просперо, стоя у колонны. Он был ростом почти в половину этой огромной колонны; его рыжая голова горела нестерпимым пламенем в солнечном сиянии. — Вот, — сказал он, — вот Три Толстяка. Они давили бедный народ. Они заставляли нас работать до кровавого пота и отнимали у нас все. Видите, как они разжирели! Мы победили их. Теперь мы будем работать сами для себя, мы все будем равны. У нас не будет ни богачей, ни лентяев, ни обжор. Тогда нам будет хорошо, мы все будем сыты и богаты. Если нам станет плохо, то мы будем знать, что нет никого, кто жиреет в то время, когда мы голодны…