Этот бессмертный - Желязны Роджер Джозеф - Страница 30

– Вы хотите сказать, что не знаете, из-за чего я нынче утром изображал из себя мишень?

– Из-за вашей ссоры с моим телохранителем, — заявил он, потирая щеку.

– А ссора была по тому поводу, собирается он вас убить или нет.

– Меня? Убить…

– Забудьте об этом, — сказал я. — На самом деле это не имеет никакого значения. Сейчас — никакого. Вы по-прежнему на Талере, и можете оставаться там последние отведенные вам несколько часов. Было бы славно, если бы вы смогли приехать на Землю и погостить у нас. Но обстоятельства сложились иначе.

– Мы что, здесь погибнем? — спросил он.

– Такие порядки в этих краях.

Я отвернулся и стал разглядывать человека, который разглядывал меня через решетку. Хасан тем временем сел, прислонившись к дальней стене и поддерживая руками голову.

Я и не заметил, как он очнулся.

– Добрый вечер, — сказал человек по ту сторону решетки, и сказано это было по-английски.

– А это действительно вечер? — спросил я.

– Действительно, — подтвердил он.

– Почему нас не убили? — поинтересовался я.

– Потому что вы мне были нужны живыми, — заявил он. — Нет, не лично вы — Конрад Номикос, Уполномоченный по делам искусств, памятников и архивов, и не ваши чиновные друзья, включая поэта-лауреата. Мне нужны были живыми любые пленники, которых им удалось бы захватить. То, что вы оказались такими персонами — это, можно сказать, приправа.

– С кем имею удовольствие беседовать? — осведомился я.

– Это доктор Морбай, — сказал Джордж.

— Он у них знахарь, — добавил Дос Сантос.

– Я предпочитаю термин «шаман» или «главный врач», — с улыбкой поправил Морбай.

Придвинувшись поближе к решетке, я разглядел, что он худ, темнолиц, чисто выбрит; волосы у него были заплетены в одну огромную косу, свернувшуюся на голове, как кобра. У него были близко поставленные темные глаза, высокий лоб; выступающий подбородок закрывал кадык. На нем были плетеные сандалии, чистое зеленое сари и ожерелье из фаланг человеческих пальцев. В ушах он носил здоровые серебряные кольца в форме змей.

– Вы говорите на прекрасном английском, — заметил я ему, — и имя Морбай тоже не греческое.

– О господи! — он грациозно развел руками, изображая изумление. — Я же не местный! Как это вы могли принять меня за местного?

– Простите, — сказал я, — теперь я вижу, что вы слишком хорошо одеты.

Он хихикнул.

– Ах, эта старая тряпка… Я только что ее напялил. Нет, я с Талера. Я начитался всяких воодушевляющих писаний насчет ретурнизма и решил вернуться и помочь возродить Землю.

– Ах так? И что же случилось потом?

– Управление в то время не набирало новых служащих, а в поисках работы на месте я столкнулся с определенными трудностями. Так что я решил заняться исследовательской работой. Тут масса возможностей для этого.

– Какого же рода исследованиями вы занялись?

– У меня два диплома Нового Гарварда по культурной антропологии. Я решил подробно изучить какое-нибудь горячее племя, и после определенных уговоров одно из племен согласилось меня принять. Вскоре со мной стали считаться повсюду в здешних краях. Это очень тешит самолюбие. Со временем исследования и общественная деятельность постепенно начали терять для меня значение. Я полагаю, вы читали «Сердце Тьмы», так что понимаете, о чем я говорю. Местные нравы весьма, я бы сказал, примитивны. Я обнаружил, что гораздо увлекательнее не наблюдать за здешней жизнью, а участвовать в ней. Я поставил себе задачу перевести некоторые их наиболее грубые обычаи в более эстетическое русло. Так что, в конечном итоге, я действительно принес им просвещение. Теперь они делают свои дела гораздо более стильно, чем когда я сюда прибыл.

– Дела? Какие это?

– Ну, например, раньше они были просто каннибалами. Они совершенно не проявляли изобретательности в том, как можно использовать пленников, прежде чем их зарезать. А такие вещи очень важны. Если это делать должным образом, это придает вам шик — если вы понимаете, что я имею в виду. И тут появляюсь я со всем ворохом обычаев, суеверий, табу, собранным из разных культур, из разных времен — вот оно все, у меня в руках, — он сделал соответствующий жест. — Человеку — даже происходящему из Горячих Мест — свойственна любовь к ритуалам, а я знаю множество ритуалов и тому подобных вещей. Я пустил все это в оборот, и вот теперь я занимаю весьма почетный пост и пользуюсь глубочайшим уважением.

– Так что вы мне можете сказать насчет нас? — спросил я.

– Последнее время тут как-то очень скучно, — начал он, — и туземцы становятся беспокойными. Поэтому я решил, что пришло время для очередной церемонии. Я поговорил с Прокрустом — это их военный вождь — и предложил ему взять живьем несколько пленников. В «Золотой ветви», кажется, на 577 странице сокращенного издания сказано: «Члены племени толалаки, прославленные охотники за головами из центральной части Целебеса, чтобы набраться храбрости, выпивают кровь и съедают мозг своих жертв. Италоны Филиппинских островов, чтобы стать отважными, пьют кровь убитых врагов и съедают затылочную часть их головы и внутренности.» А сейчас у нас есть язык поэта, кровь двоих великолепных воинов, мозги выдающегося ученого, пропитанная желчью печень политикана и интересное по цвету мясо веганца — и все тут, в одной этой комнате. Можно сказать, что улов превосходен.

– Вы замечательно ясно выражаетесь, — отметил я. — А что с женщинами?

– Ну, для них мы детально разработаем ритуал «плодородие», завершающийся длительным жертвоприношением.

– Понятно.

– …Но все это, разумеется, если мы не позволим вам всем продолжить путь без какого-либо ущерба.

– Это как?

– А вот так. Прокрусту нравится давать людям шанс примерить себя к стандарту, испытать себя и, может быть, выкупить свою жизнь. В этом отношении он настоящий христианин.

– Как я полагаю, он вполне оправдывает свое имя?

Хасан подошел поближе и встал рядом со мной, глядя на Морбая сквозь решетку.

– Ну ладно, ладно, — произнес Морбай. — Вы знаете, я в самом деле хотел бы оставить вас в живых. У вас есть чувство юмора. Большинству куретов не хватает только этой малости, в остальном это замечательные ребята. Я мог бы приучить себя к мысли, что вы мне нравитесь…

– Не стоит утруждаться. Однако расскажите мне о выкупе.

– Да. Мы — стражи и хранители Мертвеца. Это самое интересное из моих созданий. Я уверен, что одному из вас двоих удастся в этом убедиться в ходе короткого знакомства с ним, — при этом он переводил взгляд с меня на Хасана и обратно.

– Я знаю о нем, — сказал я. — Расскажите, что надо будет делать.

– Вам предлагается выставить бойца, который будет биться с Мертвецом нынче вечером, когда тот снова восстанет из мертвых.

– Кто он?

– Вампир.

– Чушь. Кто он на самом деле?

– Он настоящий вампир. Сами увидите.

– Хорошо, пусть будет по-вашему. Он вампир, и один из нас будет с ним биться. Каким образом?

– Как сможете, но голыми руками — а его очень тяжело побороть. Он будет стоять и поджидать вас. Он, бедняга, будет мучиться жаждой, да и голодом тоже.

– А если он будет побежден, ваши пленники получают свободу?

– Таково правило — я сам его установил лет шестнадцать-семнадцать назад. Но, конечно, такого еще ни разу не случалось…

– Понимаю. Вы хотите сказать, что это крутой малый.

– О, он непобедим. В этом вся прелесть. Если бы дело в принципе могло кончиться по-другому, хорошей церемонии не получилось бы. Я рассказываю весь ход боя перед его началом, а потом мой народ видит это своими глазами. И это укрепляет их веру в Провидение и мою собственную тесную связь с ним.

Хасан взглянул на меня.

– К чему он клонит, Караги?

– Это бой с заранее известным исходом, — сказал я ему.

– Напротив, — возразил Морбай, — исход неизвестен. На этой планете прежде существовала поговорка, связанная с одним древним видом спорта: «Никогда не держи пари против проклятых янки, а не то плакали твои денежки». Мертвец непобедим, потому что он родился с изрядными природными способностями, которые я еще изрядно развил. Он пообедал множеством бойцов, так что его сила, естественно, сравнялась с силами их всех. Каждый, кто читал Фрэзера, знает об этом.