Глаза Мидаса-младшего (ЛП) - Шустерман Нил - Страница 15

Очкарик протянул руку и тоже ухватился за свою собственность:

— Не смей!

Так они и стояли, не желая ослаблять хватки.

— Тупик, — хмыкнул Джош.

— Отпусти.

В голосе Кевина были такие повелительные нотки, что друг просто не мог сопротивляться. Он разжал руку, плечи его поникли. Мидас сунул очки обратно в карман, а Джош вытер руки о штаны, как будто стирая с них невидимую кровь.

— Я соучастник, — горько сказал он. — Соучастник преступления.

Кевин проводил Николь до дверей. Он предлагал отнести ее домой, но девочка воспротивилась:

— Сама справлюсь! Кошки — ерунда.

Стоя на ладони мальчика, Николь посмотрела на него долгим взглядом:

— Знаешь, лучше бы ты подождал.

— Ты о чем?

— Тебе не нужно было так спешить целовать меня. Ты спорол глупость. Следовало бы дождаться, пока мы хотя бы начнем встречаться.

Кевин осторожно опустил ее на дорожку:

— Но ты никогда бы не стала со мной встречаться.

Малютка пожала плечами:

— Ты же не предлагал! — Она развернулась и пустилась в долгий, долгий путь через четыре квартала к своему дому.

10. Гости с того света

Кевин принял решение: больше он ими не пользуется. Неважно, каким жалким он чувствовал себя без очков — это должно прекратиться раз и навсегда.

И все же этой ночью мысли об очках мешали мальчику спать. Было невыносимо сознавать, что драгоценный предмет так близко — в кармане висящей на стуле рубашки.

Что ж, если он просто на них посмотрит, ничего не случится. С этой мыслью горе-волшебник, несмотря на бивший его озноб, встал с кровати, вытащил очки из кармана и положил их на стол.

Где-то в футе от розетки.

В комнате уже не осталось ни капли тепла, но очкам этого было мало. Они лежали в по-зимнему холодной комнате, усталые и беспомощные, как и их владелец. Линзы стали мутно-серыми, как будто были сделаны из дешевого пластика и их слишком часто протирали.

Воздух немедленно прорезала голубая дуга электричества, текущего от розетки к очкам. Это было похоже на одно из фантастических приспособлений из мультиков про сумасшедших ученых.

Кевин юркнул обратно в кровать и принялся наблюдать. В том, чтобы дать очкам немножко зарядиться, ничего плохого нет. Вот только заряжались они основательно. Пока все в доме спали, мальчик добрые полчаса слушал тихий треск электричества.

Вскоре очки снова выглядели шикарно. Линзы стали прозрачными и сверкали, как бриллианты. Очки терпеливо ждали приказа хозяина.

Теперь Кевину еще сильнее хотелось позволить очкам заполнить пустоту у него внутри.

Если надеть их всего на секундочку, это ведь ничего? Выдержит ли он? Конечно. А потом снимет очки и сунет их обратно в карман. Да. Так он и поступит.

Мальчик подцепил очки кончиком пальца, совсем как в самый первый раз, и надел их.

И немедленно почувствовал, как вокруг него соткался теплый кокон, защищающий ото всех ужасов ночи.

Он потянулся — тепло разлилось по позвоночнику и добралось до кончиков пальцев.

Так хорошо, тепло, уютно, безопасно. Чего еще можно желать?

Так и не сняв очков, Кевин почувствовал, что сон начинает затягивать его в свои объятья. Мальчик не сопротивлялся.

Через некоторое время, глубокой ночью, он проснулся от стука металла по металлу. Обернувшись на звук, Кевин понял, что тот доносился откуда-то слева, точнее, из шкафа.

Мальчик поднялся и пошел выяснять, в чем дело — со сна казалось, будто расстояние увеличилось вдвое. В ноздри ударил запах перезрелых фруктов. Снедаемый любопытством, горе-волшебник открыл дверцу шкафа. Та со скрипом распахнулась, являя взору совершенно незнакомое помещение. И Бертрама.

На забияке была та же одежда, что и в момент исчезновения, но теперь она промокла от пота.

«Теперь я вспомнил, как он выглядел», — первым делом пришло Кевину в голову. А потом накатил ужас.

Бертрам в ярости бросился на своего врага, но натянувшиеся цепи удержали его. Ноги, руки и шею хулигана охватывали тяжелые черные оковы, лязгавшие, как огромные вставные челюсти. Они надежно приковывали жертву к неровным стенам из раскаленного, черного, дымящегося камня, сменившим стенки шкафа. В похожем на стекло обсидиане отражались далекие огни.

Именно так Кевин и представлял себе ад.

Если, конечно, не считать рыбы.

В Бертрамовом аду рыба была повсюду: билась у его ног, падала ему за шиворот. И вся она пахла хорошо пожеванной фруктовой жвачкой. Должно быть, это был худший кошмар хулигана.

— Мидас, ты труп! — завопил Бертрам. — Попадись мне, и ты труп! Ты заплатишь! — Потом его лицо изменилось. Беснующегося демона сменил напуганный тринадцатилетний мальчик, отчаянно зашептавший: — Пожалуйста! Пожалуйста, Кевин, помоги мне! Мне так страшно! Пожа-а-а-алуйста!

— Прости! — крикнул горе-волшебник. — Я не хотел! Я даже не знал, что ад вообще существует!

Лицо Бертрама снова изменилось. Оскалившись, он рванулся вперед, как безумный, и повис на цепях, которые, казалось, могли удержать и мамонта:

— Идиот! — прорычал хулиган. — Все это создал ты сам! Специально для меня!

Кевин знал, что это была правда. На что бы ни были похожи другие миры, эта версия ада и вправду предназначалась специально для Бертрама.

Ярость хулигана потухла, и он снова стал просто мальчиком:

— Пожалуйста, Кевин, пожалуйста, — прохныкал он. — Я буду хорошим, я буду твоим другом, только вытащи меня отсюда!

А что, если попытаться войти в шкафчик и вытащить его? Сработает ли?

Бертрам протянул руки к своей бывшей жертве, а горе-волшебник попытался дотянуться до его потных, дрожащих пальцев.

Но в его руках оказалась только старая зимняя куртка, лязгающие цепи обернулись вешалками, раскачивавшимися от дувшего из открытого окна ветра, а сам мальчик стоял в пижаме около шкафа.

Впечатления сна и лицо Бертрама уже блекли в памяти, но Кевин чувствовал, что это был не просто ночной кошмар. Дело не только в его ощущениях: по дому все еще витала ужасная вонь гнилой клубники.

Мальчик целую вечность простоял у кровати сестры, не осмеливаясь ее разбудить. В конце концов она сама проснулась и увидела брата, застывшего у ее изголовья наподобие маньяка-убийцы. Девочка опешила, а потом со злости швырнула в него подушкой:

— Думал напугать? Не вышло, — заявила она. — Так что убирайся.

Кевин не шелохнулся. Тэри принюхалась:

— Фи! Что за вонь? Братишка, ты испортил воздух?

— Нет. Тэри, — сказал тот дрожащим голосом, — мне нужно поговорить с тобой.

— Черт возьми, сейчас три часа ночи!

Она окинула его взглядом. Наверно, и в темноте было видно, как он напуган. Мальчик снял очки, оставив их у себя на столе, подальше от розетки, и теперь гадал, насколько жалко выглядит. Что-то было не так. Он уже не мог обходиться без очков. Когда-то все было хорошо и без них. Но он уже даже не помнил, на что это было похоже.

— Волнуешься из-за Николь? — спросила сестра. — Сам знаешь, ты ей нравишься.

Кевин кивнул. Теперь-то он это понял. Должно быть, очки не меняли сознания Николь, потому что им это не требовалось — он и так ей нравился. Конечно, из этого не следовало, что девочка была готова признаться в этом хотя бы самой себе. Но теперь все пошло насмарку.

— Не только, — сказал он вслух. — У меня проблемы, Тэри.

Девочка окинула его долгим взглядом:

— Что-то случилось? — прошептала она. Брат кивнул. — Забирайся. — Тэри кинула мальчику свою любимую подушку, и тот запрыгнул на кровать и уселся, подтянув колени к груди. Конечно, большую часть времени девочка доставляла Кевину сплошные неприятности, но, в конце концов, это входило в обязанности старшей сестры. — Рассказывай. С самого начала.

— Ты мне не поверишь.

Но на ее лице было написано: поверит. Неважно, как глупо и неправдоподобно это будет звучать.